(Ко М. Майя. Исчезнувшая цивилизация: легенды и факты. - М., 2001. - С. 219-229)
Вряд ли удастся найти другую область научных исследований, в которой при столь
большом количестве затраченных усилий результаты труда были бы столь же мизерными,
как при попытках расшифровать письменность майя. Суть проблемы состоит не в
том, что нам абсолютно непонятно содержание надписей, а в том, что существует
разница между пониманием общего значения знака и возможностью подобрать ему
в языке майя эквивалент. Больше всего успехов достигнуто в расшифровке тех иероглифов,
значения которых связаны с календарными датами или с астрономией. Например,
уже к середине XIX в. французский аббат Брассер де Бурбург, изучив рукопись
"Сообщения о делах на Юкатане" Диего де Ланды, сумел при помощи сведений, сообщаемых
этой книгой, расшифровать иероглифы, обозначающие дни календаря майя, и правильно
интерпретировать систему счисления, основанную на точках и черточках, примеры
которой имеются в кодексах майя. Исследователям быстро удалось понять, что тексты
майя записывались в две колонки, слева направо и сверху вниз. К концу XIX в.
ученым Европы и Америки удалось расшифровать практически все иероглифы майя,
связанные с календарем и астрономией: знаки, обозначающие числа 0 и 20; знаки,
которые служили для обозначения сторон света и связанных с ними цветов; знак,
обозначающий планету Венера. Удалось также расшифровать иероглифы, обозначающие
месяцы календаря, рисунки которых были приведены в книге Ланды, и календарную
систему "длинного счета". В начале 30-х годов XX в., в результате очень успешного
сотрудничества между астрономами и специалистами в области письменности майя,
удалось найти решение загадки так называемой "лунной последовательности". Но
после таких научных триумфов успехов в этой области становилось все меньше и
меньше. Это привело к тому, что некоторые пессимисты начали совершенно необоснованно
выдвигать гипотезы, будто в этих текстах и не содержалось ничего, кроме заклинаний,
относящихся к культу, связанному с календарем и астрономией.
Если в качестве базисной предпосылки мы примем предположение, что у майя существовала-таки
некая система иероглифов, используемых для записи текстов, не связанных с календарем,
то окажется, что существует весьма ограниченное количество вариантов, что могла
представлять такая система. Здесь следует вспомнить, что в пиктографических
системах письменности каждый знак является не чем иным, как изображением того
предмета, на который он ссылается, - для некоторых примитивных народов мира
этого достаточно. Совершенно очевидно, что нельзя изобразить в картинках все,
что необходимо передать. И как указывает профессор Лаунсбури, именно поэтому
каждая из известных систем письменности, которая не является просто набором
пиктограмм, развивается в двух направлениях - ее знаки приобретают семантический
и фонетический аспект.
Развитие семантического аспекта знака означает, что определенный символ начинает
выражать абстрактное понятие, которое не имеет однозначного визуального соответствия.
Примером такого процесса может служить изображение пламени, используемое для
выражения понятия "горячий". Подобные принципы развития смысловых значений в
иероглифической письменности являются практически универсальными. Через подобные
стадии развития прошли письменные системы большинства языков мира, использующих
иероглифику. Применяемая в чистом виде, подобная система может быть названа
идеографией, и для прочтения записанной с ее помощью информации не требуется
корреляции такой системы с каким-либо конкретным языком. К подобным идеографическим
системам относятся наборы математических символов, например используемая современной
цивилизацией система арабских цифр, для которых в каждом из языков мира имеются
свои собственные названия. То же самое справедливо и для системы счисления майя,
основанной на употреблении точек и черточек.
В чистом виде идеографические системы письма практически никогда не употребляются,
поскольку из-за большой смысловой нагрузки каждого знака записанную информацию
невозможно декодировать однозначно. Большинство народов, имеющих системы письменности,
старалось сократить двусмысленность, и вместо использования идеографии предпринимались
попытки сближения систем письменного языка с фонетической системой языка устной
речи. Самым простым и общеизвестным примером того, как это можно осуществить,
являются шарады и ребусы, в которых идеографические символы используются для
передачи фонетического звучания слова или слога. Несомненно, что, будучи детьми,
мы все с удовольствием пытались решить такие ребусы, но для таких народов, как
миштеки и ацтеки, система письменности, основанная на подобных принципах, была
единственной, которую они знали. Но даже такая, "шарадная", система записи не
исключает двусмысленности. Большинство древних систем письма, такие, как китайская,
шумерская или египетская, являются тем, что называется "логографией", - в каждой
из этих систем иероглиф, который обычно обозначает целое слово, является конечной
формой развития идеографического, или "шарадного", символа: Но гораздо чаще
один и тот же иероглиф объединяет в себе .и семантическое и фонетическое значение
и является, таким образом, сложным знаком. Одним из типов таких знаков являются
"шарадные", фонетические символы, к которым добавляется какой-либо указатель
их семантического значения. Другим типом являются семантические, то есть идеографические,
знаки, связанные с фонетическими указателями. Поскольку с течением времени языки
обычно изменяются, фонетический компонент записи постепенно становится все менее
и менее очевидным, что хорошо видно на примере китайского языка. Но гораздо
более серьезной проблемой письменности, основанной на логографической системе,
является ее громоздкость: для того чтобы научиться читать на китайском языке,
необходимо запомнить по крайней мере семь тысяч знаков. Процесс упрощения письменности
неизбежно приводит к тому, что все более и более важную роль начинает играть
система записи фонетического звучания слова. Поэтому обычно возникает что-то
вроде слоговой азбуки, состоящей из фонетических символов. Поскольку количество
фонем - самых мелких частей, которые можно выделить в звуковой речи, - в любом
языке ограничено, количество знаков такой азбуки тоже будет ограниченным. На
конечной стадии развития письменности, когда происходит четкое отделение фонем
друг от друга, возникает алфавит, который заменяет слоговую азбуку, обычно состоящую
из сочетаний согласный - гласный. Это является последним шагом на пути упрощения
системы письма.
Рассмотрев вкратце суть проблемы, стоит задаться вопросом: какой же была та
система, которую майя использовали для записи текстов? Среди прочих материалов
епископ Ланда оставил нам и знаменитый "алфавит", в котором насчитывается 29
знаков. Несколько достаточно видных специалистов по майя предпринимали попытки
использовать его для того, чтбы прочитать кодексы майя и другие тексты, но все
они потерпели неудачу. Некоторые из них не постеснялись даже объявить о том,
что этот "алфавит" представляет собой не более чем фальсификацию. Более осторожные
исследователи придерживались мнения, что эта система не является алфавитом в
том смысле, который мы привыкли вкладывать в это слово. Например, в "алфавите"
Ланды присутствуют целых три знака, обозначающие звук "а", два - обозначающие
звук "б", и два знака, обозначающие звук "л". Во-вторых, некоторые из знаков
снабжены комментариями, прямо указывающими на то, что они обозначают слоги,
например "ма", "ка" и "ку". Это важное обстоятельство мы рассмотрим несколько
позже.
После того как практически полную неудачу потерпели все попытки прочитать
тексты майя, используя систему Ланды в качестве настоящего, фонетического алфавита,
некоторые из исследователей бросились в другую крайность, заявив, что система
письменности майя была чисто идеографической, хотя в ней, возможно, присутствовали
и несколько "шарадных" знаков, которые изредка вставлялись в текст.
Таким образом, эти ученые пытались отстоять мнение, что любой из знаков в письменности
майя мог иметь столько значений и интерпретаций, сколько их могли придумать
жрецы, и что только представители этой касты могли читать священные знаки, которые
имели гораздо больше отношения к ритуалам, чем к лингвистике. Эта точка зрения
очень сильно напоминает ту, которая бытовала по поводу египетских иероглифов,
до того как Шампольон сделал свое великое открытие. Это сходство взглядов на
проблему не ускользнуло от внимания советского ученого Ю.В. Кнорозова, специалиста
по письменным памятникам, который занимался проблемой древнеегипетских иероглифов.
В 1952 г. он начал публикацию серии исследований, в которых вновь поднял вопрос
об "алфавите" Диего де Ланды и о возможности использования майя элементов фонетического
письма.
В текстах кодексов, если не учитывать различные варианты написания, присутствует
примерно 287 знаков. Если система письменности майя была чисто алфавитной, тогда
получается, что в языке, на котором написан текст, должно было содержаться именно
такое количество фонем. Если же эта система была чисто силлабической, то есть
слоговой, тогда количество фонем составляло бы половину. Но это совершенно невозможно
с чисто лингвистической точки зрения. С другой стороны, если все знаки текста
являются идеограммами, то есть каждый из знаков представляет собой чисто понятийную
единицу, в системе письменности майя существовало невероятно малое количество
знаков, которых не могло хватать для полноценной коммуникации в рамках довольно
развитой цивилизации. С учетом всего этого Ю.В. Кнорозов сумел предоставить
убедительные доказательства того, что письменность майя представляла собой смешанную
логографическую систему, которая соединяла, подобно системам письменности Китая
или Шумера, как фонетические, так и семантические элементы, и что, кроме этой
системы, майя имели и другую - достаточно сложную слоговую азбуку.
За отправную точку своих исследований Ю.В. Кнорозов взял "алфавит" Ланды.
К этому времени Эрику Томпсону уже удалось показать, что ошибка Диего де Ланды
состояла в том, что он, по-видимому, не сумел объяснить тем, от кого он получил
свои сведения, что именно он хочет, и местные жители сообщили епископу не значения
букв, а их названия. Если взглянуть, например, на первый из знаков "Б" в "алфавите",
то сразу видно, что по своим очертаниям этот знак напоминает отпечаток ступни
на дороге. На языке юкатеков слово "дорога" звучит как "би", и именно так в
испанском алфавите называется буква, обозначающая звук "б". Но в отличие от
испанского языка система знаков, использующихся в письменности майя, представляет
собой не алфавит, а неполную слоговую азбуку. Кнорозову удалось показать, что
широко распространенные в языке слова, звучащие как последовательность согласная
- гласная - согласная (С-Г-С), записывались майя при помощи двух слоговых знаков
- СГ-СГ, в которых последняя гласная, обычно совпадающая с первой, не читалась.
Доказательством того, что майя использовали именно фонетический, силлабический
тип письменности, могло бы послужить прочтение знаков, и правильность ряда прочтений,
выполненных Кнорозовым, подтверждается тем контекстом, в котором эти знаки появляются
в текстах кодексов, и особенно иллюстрациями, сопровождающими некоторые из отрывков
текста.
Если бы этим все дело и ограничивалось, то чтение иероглифов майя превратилось
бы в очень простую задачу, но, к сожалению, существует еще целый ряд проблем,
важную роль играет и правильное понимание значения иероглифов майя. Имеется
довольно много свидетельств того, что элементы фонетического письма часто добавлялись
к элементам идеографики, для того чтобы облегчить их прочтение. Они добавлялись
либо в виде префиксов, которые указывали, каким должен быть начальный звук слова,
либо в виде постфиксов, которые указывали на чтение последней согласной. Если
удастся расшифровать значение этих знаков, это позволит значительно продвинуться
в дешифровке письменности майя. В этой области предстоит сделать еще очень много
- например, одно только окончательное подтверждение семантической и фонетической
правильности прочтений Ю.В. Кнорозова требует огромных усилий.
Было бы несправедливо не упомянуть здесь работы Эрика Томпсона и других, которым
удалось добиться успехов в расшифровке еще нескольких иероглифов майя, не связанных
с календарными датами. Так, заслуживает внимания то, что упомянутый в "алфавите"
Ланды знак "ти", по данным современных исследований, представляет собой префикс,
имеющий значения предлога места "у", "на", а значение первого из двух знаков,
которые Ланда обозначил латинской буквой "U", было расшифровано как соответствующее
притяжательному местоимению третьего лица единственного числа со значением "его"
или "ее", Томпсону удалось также расшифровать значения нескольких знаков, имеющих
отношение к столь важной для языка майя категории числительных. Например, ему
удалось выделить идеограмму, которая соответствует слову "те", имеющему значение
"дерево" или "лес", - знаку, который использовался при подсчете единиц времени.
