О ВЛИЯНИИ РАЗЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА ЯЗЫКОВ НА ЛИТЕРАТУРУ И ДУХОВНОЕ РАЗВИТИЕ
(Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. - М. , 1984. - С. 324-326)
Тот, кто задумывался когда-либо над природой языка, не осмелится утверждать,
что язык - это совокупность произвольных или случайно употребляющихся знаков
понятий, что слово не имеет другого назначения и силы, кроме того, чтобы отсылать
к предмету, представленному либо во внешней действительности, либо в мыслях,
и что совершенно безразлично каким языком пользуется та или иная нация. Можно
считать общепризнанным, что различные языки являются для наций органами их оригинального
мышления и восприятия, что большое число предметов создано обозначающими их
словами и только в них находит своё бытие (это можно распространить на все предметы
в том смысле, что они мыслятся в словах и в мысли воздействуют через язык на
дух), что языки возникли не по произволу и не по договору, но вышли из тайников
человеческой природы и являются (можно добавить: как относительно самостоятельные
сущности, присущие определённой личности) саморегулируемыми и развивающимися
звуковыми стихиями. Область мышления заключает в себе природу воздействия языка
на мышление, проявление тех его особенностей, на которых основано достижение
им той или иной ступени, отражение им того или иного различия мыслей; изучение
зависимости или независимости нации от своего языка, воздействия, которое нация
может оказывать на язык, или обратного воздействия языка на нацию представляет
собой открытое поле деятельности, и, приступая к этим вопросам, нужно помнить,
что можно попасть в труднодоступную, а не давно исхоженную область.
Цель настоящей работы - предпринять описанное выше исследование и развернуть
его настолько широко, насколько покажется необходимым и возможным чтобы, рассматривая
язык в чистом виде и проникая в его общую природу, трактовать его также и исторически,
используя данные наиболее значительных и известных языков, и попытаться таким
образом обнаружить влияние различного характера языков (установление которого
само по себе задача нелёгкая) на литературу и духовное развитие.
Если считать, что языки расчленяются на грамматику и словарь, то мы имеем
здесь дело с их физиологическими функциями, с тем, как работают их составные
части в целом и в отдельности и как через них складывается органическая жизнь
языка. Существование же таковой у языков должно быть признано. Поколения проходят,
а язык остаётся, каждое из поколений застаёт язык уже бывшим прежде него, и
притом более сильным и мощным, чем само это поколение; ни одно из поколений
никогда не проникает до конца в его суть и таким оставляет его потомкам; характер
языка, его своеобразие познаются только на протяжении целого ряда поколений,
но он связывает все поколения, и все они проявляют себя в нём; можно видеть,
чем обязан язык определённому периоду времени, отдельным людям, но остаётся
неопределимым, что должны ему они. В сущности, язык, который передаётся потомкам
- только не в виде фрагментарных звуков и речевых построений, а в своём активном
живом бытии, - язык, который не является внешним, но именно внутренним, язык
в своём единстве с существующим благодаря ему мышлением, этот язык представляет
собой саму нацию и собственно нацию. Что же есть язык, как не расцвет, к которому
стремится вся духовная и телесная природа человека, в котором впервые обретает
форму всё неопределённое и колеблющееся, а утончённое и эфемерное предстаёт
в переплетении с земным? Язык - это также расцвет всего организма нации. Человек
может овладеть языком, только переняв его от других, и тайна его возникновения
связана с тайной расщеплённой и вновь в высшем смысле и бесповоротно воссоединённой
индивидуальности.
Может показаться странным для исследования влияния языка на нацию выбор именно
литературы, поскольку она часто бывает лишь искусственным, несамостоятельным,
благодаря собственному языку выходящим за его же пределы творением. Любой народ,
даже не достигший того уровня, когда зарождается литература, наблюдает в частной
и общественной жизни много примечательных явлений, сильных перемещений энергии,
которые, разумеется, возникают не без влияния языка; результаты этих наблюдений
прорываются мощным, полным смысла потоком только в повседневной речи народа;
в литературные же труды и произведения этот поток энергии попадает большей частью
в ослабленном и обеднённом виде. Возникновение литературы можно сравнить с образованием
окостенения в стареющем человеческом скелете: в тот момент, когда свободно звучащий
в речи и пении язык оказывается замкнутым в темницу письма, язык подвергается
сначала так называемому очищению, потом обедняется и, наконец, приходит к своей
смерти, как бы богат и употребителен он не был. Буква не терпит ничего, выходящего
за её пределы, она приводит в оцепенение ещё недавно свободную и многообразную,
существовавшую рядом с ней разговорную речь, подавляет её вольное извержение,
её разнообразные формы, каждый её крохотный нюанс, образно обозначающий модификации,
которые привносит в неё народный язык. С другой стороны это неизбежное зло возникает
ещё и оттого, что язык преходящ, как и всё земное. Если бы он не закреплялся
на письме, если бы настоящее для передачи звуков минувшего ничего, кроме тёмных
и невнятных преданий, совершенствование было бы невозможным, и всё по воле случая
только кругами возвращалось бы к одному и тому же. Здесь можно упомянуть редко
повторяющееся во всемирной истории стечение обстоятельств, когда языку, при
перенесении его из повседневной народной речи в обособленную область идей, не
хватает чистоты, благородства и достоинства. Но рассматривать наличие или отсутствие
литературы как единственный признак влияния языка на духовное развитие было
бы ошибочным. В исследованиях, подобных настоящему, нужно не только не оставлять
в стороне национальные литературы, но начинать с того, чтобы направлять внимание
именно на такие литературы, поскольку они одни передают прочные и надёжные формы,
в которых запечатлено влияние языков и благодаря которым можно безошибочно его
обнаружить. При этом мы должны быть свободными от всякой, в высшей мере неподобающей
языковеду недооценки тех языков, которые никогда не обладали литературой, но
ещё будут ей обладать и, несомненно, могут принести большую пользу таким исследованиям.
Тогда беспристрастное доказательство покажет, что и языки, на первый взгляд
скудные и грубые, несут в себе богатый материал для утончённого и многостороннего
воспитания, который оттого, что он не оформлен письменно, не перестаёт действовать
на говорящих. Поскольку человеческая душа есть колыбель, родина и жилище языка,
все его особенности остаются для нас незамеченными и скрытыми. Мы ещё вернёмся
к обозначенному здесь влиянию письма на язык, которое уже много раз отмечалось,
особенно по поводу записи гомеровского эпоса. Изменение многих языков может
быть объяснено одним только переходом языков из устного в письменное состояние,
и, сравнивая Монтеня с Вольтером, нужно иметь в виду, что что язык целой нации
превратился в язык городского общества.
Сейчас ещё есть люди, и немало, считающие сам по себе язык довольно безразличным
инструментом и приписывающие всё, что относится к его характеру, характеру нации.
Для таких людей наше исследование всегда будет содержать нечто ложное, поскольку
для них речь здесь будет идти не о влиянии языков, но о влиянии наций на их
собственную литературу и образование. Чтобы оспорить эту точку зрения, необходимо
указать на то обстоятельство, что определённые языковые формы, несомненно, дают
определённое направление духу, накладывают на него известные ограничения, а
также на то, что при желании выразить одну и ту же идею многословно или кратко
нам приходится выбирать различные пути и по меньшей мере взаимно заменять положительные
качества высказываний, что было бы невозможно без всякого, пусть даже отдалённого
влияния языка.
