(Реформатский А.А. Лингвистика и поэтика. - М., 1987. - С. 87 - 90)
Следует с самого начала договориться о некоторых терминах, употребляемых ниже.
1. Я понимаю язык как структуру, организованную в системы.
2. Система определяет взаимосвязь и взаимообусловленность элементов одинаковой природы, противопоставленных друг другу, т. е. явления одного и того же качества именно ярус как целое отличается качественно от других ярусов языковой структуры.
3. Структура определяет взаимосвязь и взаимообусловленность (хотя и в несколько ином смысле) разнородных элементов, каждый из которых занимает своё место в определённом ярусе структуры, что также образует единое целое.
4. Связанность ярусов структуры подтверждается тем, что максимальная единица данного яруса есть минимальная единица непосредственно следующего за ним высшего яруса. Например, звуки, объединенные в фонемы (максимальные единицы фонетического яруса), допустимы на морфологическом уровне в качестве минимальных единиц, т. е. определение морфем в их фонематическом строении представляет собой лишь задний план морфологии. Варианты фонем находятся вне морфологии.
Лексемология, т. е. изучение морфологической структуры лексем, имеет дело с новыми тождествами, например, внутренняя флексия, относящаяся к промежуточной области морфонологии [1].
Лексемологические единицы могут выступать на более высоком - синтаксическом ярусе, а далее они входят, в качестве компонентов синтагм, в предложения - уже на ином уровне [2].
5. Короче говоря, язык есть единое целое, подразделенное на иерархию ярусов, а каждый ярус организован в систему. Строение языка, следовательно, таково: система есть горизонтальная связанность, структура - вертикальная связанность. Структура возможна лишь благодаря системе ярусов.
Так я понимаю структурный чертеж языка.
6. Каждый ярус языковой структуры имеет свои единицы, вместе с их отношениями, оппозициями, их тождествами и нетождествами. Все это базируется на разных типах абстракции, которые различаются в соответствии с ярусами языка. Все они, однако, обладают одним общим свойством - свойством лингвистической абстракции, отличающей их от других абстракций (физической, химической, механической), поскольку язык всегда и везде есть духовная ценность и условие существования человека как представителя этих ценностей. Вот коротко то, что я думаю о лингвистической абстракции.
7. Лексическая абстракция состоит в следующем: слово, являющееся самой конкретной единицей языка, находится в непосредственной корреляции не с объектом, а с классом объектов. Это касается не только нарицательных имен, но также и имен собственных (топонимии и ономастики). Собственные имена и имена нарицательные суть лишь две разные ступени лексической абстракции.
8. Грамматическая абстракция не является какой-либо количественной ступенью по отношению к лексической абстракции. Это абстракция иного рода, так как грамматика не имеет никакого отношения к объектам или классам объектов, равно как к понятиям. Грамматика безразлична к лексическим корням, когда дело касается присоединения к ним флексионных элементов, и к лексическим единицам, когда дело касается их синтагматического сочетания.
Интересно отметить, что для изучения фонематической системы языка необязательно знать его с лексической точки зрения, но абсолютно необходимо знать его морфологическую и лексемологическую структуру [3].
9. Фонетическая абстракция также представляет собой качественно отличное явление. Если в английском имеется аффиксальная морфема -s, которая может быть показателем мн. числа и посессива в существительных и показателем 3 лица ед. ч. в глаголах, то эти три морфологических нетожества являются тем не менее фонологическими тожествами. Флексии в русских примерах стола (Р. ед. ч.) и дома (И. мн. ч.) образуют морфологические нетожества, но фонологически это тожества [4].
10. Очевидно, что ввиду фундаментальной роли разных типов лингвистической абстракции и качественного различия между системами, находящимися на разных ярусах языковой структуры, не может быть универсально пригодной точки зрения на нейтрализацию языковых оппозиций.
11. Вопрос о нейтрализации фонологических оппозиций более или менее ясен для большинства фонологических школ (я не беру в расчет школу Щербы, с которой расхожусь радикально).
12. Вопрос о нейтрализации грамматических оппозиций должен решаться иначе. Я полагаю, что бинарный дихотомический характер фонологии прослеживается довольно легко (впрочем, с исключениями: ср. древнегреческий консонантизм). Но попытки построить дихотомию в морфологии имеют мало шансов на успех. Я имею в виду попытку Трубецкого [5], которая не кажется мне удачной, несмотря на богатство собранного и классифицированного материала, так как этот материал подгоняется под схему, ему не соответствующую.
13. Что касается фонологической единицы, которая находится выше фонемы в структуре ярусов, мнения здесь различны, и я считаю, что мнение Мартине об архифонеме не совпадает с пражской фонологической терминологией [6]; московская фонологическая школа ввела понятие "гиперфонемы", не совпадающее с понятием архифонемы, поскольку гиперфонема не предполагает обязательно совокупности фонем, а может ограничиваться одной фонемой. Например, в русском языке на одном уровне (ударные гласные) различаются пять единиц и, э, а, у, о, но на другом уровне (безударные гласные) после твердых согласных и/э и а/о образуют недифференцированные единицы, и остается оппозиция между тремя гиперфонемами - и/э, а/о, у; эти гиперфонемы отражают нейтрализацию фонем и-э и а-о, у же остается идентичной самой себе, однако на этом уровне это уже не фонема, а гиперфонема у.
14. Таким образом, даже в, фонологии и особенно в проблеме нейтрализации оппозиций не все вполне ясно, и мнения могут быть
15. Термины типа "омонимия", "полисемия" (хотя разграничение явлений, ими обозначаемых, весьма спорно) могут с полным правом использоваться в лексикологии и, mutatis mutandis, в морфологии, но в фонетике они могут фигурировать только в кавычках, как метафоры. То же самое можно сказать о фонологическом термине "нейтрализация оппозиций", используемом в морфологии и лексикологии. Для морфологии главный критерий в данном случае - это вопрос парадигмы, парадигматических отношений, парадигматической формы, вообще "парадигматики", чего нельзя в чистом виде просто перенести в фонологию и лексику.
16. Если мы устанавливаем шесть падежных форм для русского слова кость, хотя имеются лишь кость (им., вин.), костью (творит.) и кости (род., дат и предл.), то это объясняется общей парадигматикой русских существительных: при анализе нескольких парадигматических серий выявляются шесть форм [7] (то же самое должно быть справедливым mutates mutandis для примеров типа il mange - ils mangent и il finis - ils finissent во французском).
17. Все предыдущие соображения касались, разумеется, не семантики, а единиц того или иного яруса языка и возможности их нейтрализации. Думаю, что нейтрализация может представляться в весьма разных аспектах вследствие различия в природе единиц, обусловленного разнообразием типов абстракции на разных структурных уровнях языка.
18. Из вышесказанного не следует, что структурный анализ - это привилегия фонологии и что он неприменим к морфологии и лексикологии. Структурный анализ необходим для каждого яруса структуры, так же как и для всего языка в целом, причем не только при синхронном описании, но в главной мере и при историческом изучении, которое будет достоверным и адекватным своему объекту, только когда структурный анализ будет пронизывать все лингвистические дисциплины.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Подробнее см.: Реформатский А.А. О соотношении фонетики
и грамматики (морфологии) // Вопросы грамматического строя. М., 1955. 2. Синтагмы рассматриваются здесь не как "фонетико-семантические" гибриды, подобно трактовке Граммона, Щербы, Виноградова, а как синтаксические биномы - вслед за Соссюром, Карцевским, Балли и Томашевским (я также развивал эту мысль в своих работах). 3. Ср. замечания Б. Трнки: Trnka B. Urování fonému
// Acta Universitatis Carolinae, 1 954. Р. 21. 4. Подробнее этот вопрос рассмотрен в ст.: Реформатский А.А.
Что такое структурализм? // ВЯ. 1957. № 6. 5. TCLP , 4. 1931; TCLP , 6, 1936. 6. Trubetzkoy N.S. Das morphonologische System der russischen
Sprache // TCLP 1934. 7. Я оставляю в стороне вопрос о двух родительных и двух предложных. Ср.: Jakobson R. Zur algemeinen Kasuslehre // TCLP , 4 1931.
