(Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. - Л., 1974. - С. 313-318)
Лозунг "иностранные языки в массы" поставил на очередь для всего
Союза [ССР] вопрос, который для национальных республик, входящих в состав Союза,
был всегда актуальным, - это вопрос о двуязычии. Поэтому, может быть, явилось
бы нелишним осветить его с научной точки зрения, тем более что в западноевропейской
литературе появились течения, ставящие вопрос на неправильный, с моей точки
зрения, путь.
Прежде всего надо отдать себе отчет в том, что такое "двуязычие"
и каковы его основные виды. Под двуязычием подразумевается способность тех или
иных групп населения объясняться на двух языках. Так как язык является функцией
социальных группировок, то быть двуязычным значит принадлежать одновременно
к двум таким различным группировкам. В старом Петербурге имелось довольно много
людей, у которых "семейным" языком, а зачастую и обычным языком интимного
круга знакомых, являлся немецкий язык, тогда как вся их общественная деятельность
связана была теснейшим образом с русским языком. Аналогичные случаи часты также,
например, в Узбекистане, - с той, однако, разницей, что здесь случаи часто бывают
более запутанные в том смысле, что сфера применения русского языка в общественной
жизни сужена. Еще более сложные отношения бывают при смешанных браках. В таких
обстоятельствах нередко возникает два семейных языка: с отцом дети говорят на
одном языке, а с матерью - на другом. Бывает и так, что хотя семейный язык один,
однако люди вынуждены общаться с кругом родных жены на одном языке, а с кругом
родных мужа - на другом. Любопытен случай, который широко распространен у славян,
живущих в немецком окружении: у себя в деревне, на крестьянской работе они говорят
по-славянски, а на фабрике - по-немецки, и это тем более разительно, что многие
из них одновременно занимаются и крестьянством, и фабричной работой, меняя,
таким образом, свою языковую шкуру два раза в день. Думается, что аналогичные
примеры можно найти и в Узбекистане, особенно если расширить несколько вопрос
и под языком подразумевать и диалекты, как географические, так и социальные.
Так, крестьяне, говорящие в кишлаке на своем местном наречии, приходя в город,
стараются говорить по-городскому и таким образом тоже становятся двуязычными.
Проф. Б.А. Ларин в своей статье "Язык города" справедливо приводит
в качестве примера многоязычия матросов из Архангельской губы, членов ВКП(б):
со своими земляками они разговаривают на архангельском наречии; в качестве матросов
им свойственен особый профессиональный жаргон, и, наконец, в партийной среде
они говорят на интеллигентском языке со специальной окраской, характеризующей
определенную идеологическую устремленность. Аналогичных примеров можно найти
множество.
Познакомившись с тем, что такое двуязычие, посмотрим, каким оно может быть.
Два крайних случая при этом совершенно очевидны: или социальные группы, лежащие
в основе того или другого двуязычия, взаимно друг друга исключают, или они в
той или иной мере друг друга покрывают. В первом случае два языка никогда не
встречаются: член двух взаимно исключающих друг друга групп никогда не имеет
случая употреблять два языка вперемежку. Оба языка совершенно изолированы друг
от друга. Так, например, бывает у детей, которые учатся в школе на одном языке,
употребляя его и при общении с товарищами, но которые говорят дома с родителями
на другом, так как эти последние не понимают первого языка. Аналогичный случай
может быть также у человека, у которого на работе употребляется один и тот же
язык и который дома употребляет только другой язык. Во всех этих случаях и подобных
им двуязычие можно назвать "чистым".
Во втором случае, т.е. когда две социальные группы в той или иной мере друг
друга покрывают, люди постоянно переходят от одного языка к другому и употребляют
то один, то другой язык, сами не замечая того, какой язык они в каждом данном
случае употребляют. Так бывает, например, когда все члены семьи, принадлежа
вместе со своими родными и знакомыми к одной группе населения, тем не менее
входят и в другую по своей работе. Встречаясь друг с другом в разных окружениях,
они перестают отличать групповые границы и начинают употреблять оба языка вперемежку.
Такое двуязычие можно назвать "смешанным", так как действительно при
нем нормально происходит в той или иной степени смешение двух языков, их взаимопроникновение.
В наиболее выраженных случаях этого рода, когда люди в общем свободно говорят
на обоих языках, у них создается своеобразная форма языка, при которой каждая
идея имеет два способа выражения, так что получается в сущности единый язык,
но с двумя формами. Люди при этом не испытывают никаких затруднений при переходе
от одного языка к другому: обе системы соотнесены у них друг ко другу до последних
мелочей. При этом обыкновенно происходит иногда взаимное, иногда одностороннее
приспособление двух языков друг к другу. Какое оно будет, зависит от сравнительной
культурной значимости обоих языков, а также от наличия или отсутствия среды,
употребляющей только один из данных языков, а потому не испытывающей влияния
другого языка. Эта среда, если носители двуязычия являются ее членами, поддерживает
один из языков двуязычия. Варьяций тут может быть множество, и в детали можно
сейчас не вдаваться, хотя они и представляются крайне важными с разных точек
зрения.
Тип такого двуязычия нарисован мною в моей книге "Восточнолужицкое наречие"
(1915), а теория двуязычия дана в статье "Sur le notion de melange des
langues" в "Яфетическом сборнике", IV.
Прежде чем перейти к практической оценке обоих типов двуязычия, между которыми
в жизни встречается бесконечное число переходных случаев, нужно остановиться
на том факте, что знание языка может быть сознательным и бессознательным. На
родном языке мы говорим обыкновенно совершенно бессознательно, т.е. мы говорим,
не думая, как говорим, что и вполне естественно: мы разговариваем для сообщения
наших мыслей и чувств собеседнику и думаем, конечно, об этих последних, а не
о языке, который является лишь орудием общения. Однако уже когда мы употребляем
собственный литературный язык, мы вынуждены думать об этом орудии, выбирая наиболее
подходящие слова и обороты для выражения наших мыслей. Когда же мы обучаемся
этому литературному языку, то сознательность совершенно необходима: мы должны
выучиться писать и говорить не совсем так (а иногда и очень не так), как говорили
детьми в семейном кругу. Литературный язык всех времен и народов никогда не
совпадал с обыденным разговорным языком и всегда являлся в той или иной мере
"иностранным" языком, как это признал относительно русского языка
и А.В. Луначарский на одной московской конференции преподавателей русского языка.
Итак, знание родного литературного языка обыкновенно бывает сознательным.
Чем же эта сознательность обусловливается? Сравнением двух языков - родного
разговорного и родного литературного, подлежащего усвоению. Всякое познание
возможно лишь при столкновении противоположностей - это основной закон диалектики,
который находит себе полное применение и в языке. В каком же типе двуязычия
мы имеем условия, благоприятствующие сравнению, а следовательно и сознательности?
Очевидно, лишь в смешанном типе двуязычия, где самый факт постоянного чередования
двух языковых форм все время побуждает к сравнению, а следовательно и к большему
осознанию их значения.
Этот тип двуязычия и является, таким образом, типом, имеющим громадное образовательное
значение, так как при чистом двуязычии человек, говорящий на двух, трех или
более языках, как на родных, не будет от одного этого более культурным, чем
говорящим на одном родном языке: у него нет поводов к их сравнению. А почему
сравнение языков имеет такое большое значение? Во-первых, через сравнение, как
уже было указано, повышается сознательность: сравнивая разные формы выражения,
мы отделяем мысль от знака, ее выражающего, и этой мысли. Во-вторых, и это самое
главное, надо иметь в виду, что языки отражают мировоззрение той или иной социальной
группы, т.е. систему понятий, ее характеризующую, а система понятий, как нас
учит диалектика, не есть нечто раз навсегда данное, а является функцией от производственных
отношений со всеми их идеологическими надстройками.
Поэтому системы понятий от языка к языку могут быть разными. Несколько примеров
покажут это яснее: по-немецки Baum означает растущее дерево, а
Holz - дерево как материал, причем безразлично, служит ли этот
материал для топлива или для поделок. По узбекски jaqac будет означать
и растущее дерево и дерево как материал, однако дерево как
топливо имеет особое слово otun, как и в русском (дрова).
По-русски имеется одно слово и одно понятие ссадина, безразлично - будет
ли это у человека или у животного. в казахском, как мне сообщил проф. Юдахин,
различаются понятия ссадина у человека и ссадина у лошади, что,
конечно, вполне гармонирует с их производственными отношениями. По-русски в
сущности нет даже установленного термина для понятия сдирать, снимать кожу,
шкуру. В узбекском имеется целый ряд терминов, отмечающих различные оттенки
этого понятия: julmaq, sьlmaq, tonamaq, sojmaq, - что опять-таки отвечает
разнице в производственных отношениях. Примеры можно умножать без конца, особенно
если перейти к области надстроечных понятий.
Сравнивая детально разные языки, мы разрушаем ту иллюзию, к которой нас приучает
знание лишь одного языка, - иллюзию, будто существуют незыблемые понятия, которые
одинаковы для всех времен и для всех народов. В результате получается освобождение
мысли из плена слова, из плена языка и придание ей истинной диалектической научности.
Таково, по-моему, колоссальное образовательное значение двуязычия, и можно,
мне кажется, лишь завидовать тем народам, которые силою вещей осуждены на двуязычие.
Другим народам его приходится создавать искусственно, обучая своих школьников
иностранным языкам.
В свете этих преимуществ двуязычия, и специально смешанного двуязычия, меркнут
те некоторые соображения по поводу него, которые высказывались в последнее время.
Дело в том, что в деле овладения иностранными языками для практических целей
выгоднее создавать себе чистое двуязычие, ибо в таком случае при прочих равных
условиях второй язык оказывается, с одной стороны, более автоматизированным
и, следовательно, более успешно выполняющим свою непосредственную задачу, а
с другой стороны, менее подверженным деформирующему влиянию первого языка. Если
я могу говорить на иностранном языке, не думая, не выбирая слов, то очевидно,
что практически это выгодно. Однако искусственное создание такого двуязычия
требует больших усилий и возможно лишь путем организации с детских лет искусственного
иностранного окружения, т.е. путем приглашения в дом на много лет гувернантки
по методу нашего старого барства. Совершенно очевидно, что этот метод, доступный
лишь верхам буржуазного общества, не годится для масс и что надо искать других
путей.
Однако так как чистое двуязычие теоретически (и, по-моему, по недоразумению)
продолжает оставаться каким-то идеалом в методике преподавания иностранных языков
и так как, с другой стороны, чистое двуязычие лишено образовательного значения,
как это было выше выяснено, то время от времени раздаются голоса о бесполезности,
а потому и вредности с точки зрения общеобразовательной двуязычия вообще.
Ошибка этих - правда, крайне немногочисленных - голосов очевидна, так как
их суждение относится лишь к чистому двуязычию, и единственный выход, который
надо отсуда сделать, сводится к тому, чтобы, исходя из смешанного двуязычия,
являющегося как раз особо ценным с образовательной точки зрения, найти способы,
устраняющие его недостатки.
Основной его практический недостаток, как это было выяснено выше, состоит
во взаимном искажении обоих языков, на практике, при изучении иностранного языка,
в искажении именно этого иностранного языка под влиянием родного. Пользуясь
тем, что самый способ сосуществования языков при смешанном двуязычии естественным
образом ведет к сравнению их друг с другом, нужно только рационализировать это
сравнение, поставить его на научных основаниях, а не представлять его на волю
стихий. На такой рационализации этого сравнения и поставлено современное фонетическое
практическое обучение языкам, дающее прекрасные результаты в области произношения.
Такое же систематическое сравнительное изучение двух грамматик, например узбекской
и русской, а также сравнительное изучение словоупотребления в обоих языках предупредит
нежелательные искажения, например, русского языка узбеками и узбекского русскими.
К сожалению, методика эта еще плохо разработана, ибо прежде всего нет ни хороших
грамматик, ни русских, ни узбекских. Прибавлю при этом еще, во избежание недоразумений,
что сравнение двух систем не значит еще, что они должны быть одинаково построенными;
наоборот - грамматики разных национальных языков в пределах Союза [ССР] должны
прежде всего сбросить с себя иго русской грамматики. Грамматика и словарь каждого
языка должны быть составлены совершенно независимо от других языков и вовсе
не должны представлять из себя сколка с латинской, немецкой, русской грамматики
или словаря. Каждый язык должно рассматривать как нечто вполне самодовлеющее,
и лишь затем в целях методических, для облегчения взаимного обучения можно проводить
сравнение двух языковых систем.
Далее, недавно было высказано мнение о взаимном торможении языков при двуязычии.
Теоретически отрицать этого нельзя; но едва ли это справедливо по отношению
к родному, если он не забыт и продолжает постоянно употребляться. Некоторое
торможение по отношению к иностранному со стороны родного неизбежно и не представляет
ничего страшного: это есть естественная трудность при изучении иностранного
языка. Если оба языка хорошо изучены и постоянно употребляются, то никакого
взаимного торможения не наблюдается; некоторые явления в этом смысле появляются
лишь в тех случаях, когда один из языков перестает постоянно употребляться.
Советский гражданин не может баррикадироваться от технических и культурных
достижений Европы: он должен пристально следить за всем тем, что там делается,
и заимствовать все, что может служить на пользу социалистическому строительству.
С этим в связи и стоит лозунг нынешнего дня: иностранные языки в массы. Поэтому
и перед гражданами наших союзных республик стоит важный вопрос о серьезном и
основательном изучении второго языка. Он никак не будет в ущерб первому, национальному,
как я старался показать на протяжении всей этой статьи. а чтобы первый не был
в ущерб второму, об этом следует позаботиться: для этого нужно достаточное время
и целесообразная программа.
