(Основное высшее и дополнительное образование. - Вып. 1. - Волгоград, 2001)
Для адекватной интерпретации политических текстов, значительная часть которых,
благодаря телевидению, поступает к современному "потребителю" в рамках
широкого экстралингвистического контекста, необходимо учитывать все разнообразие
знаков, составляющих специфику языка политики. "Язык политики не сводится
только к словам. То, что политики считают значимым или не значимым, так или
иначе находит отражение в стиле жизни нации. Политика - это одежда, еда, жилище,
развлечения, литература, кино и отпуск - в такой же мере, как речи и статьи.
Бутылочка с приправой на обеденном столе сэра Гарольда Вильсона в резиденции
на Даунинг-стрит 10 была частью языка лейбористов в течение его срока пребывания
у власти. С ее помощью он как бы публично заявлял, что предпочитает разделять
вкусы простых людей и избегает элитизма. Никакие слова не могли бы лучше выразить
эту мысль" [6, 19].
Семиотическое пространство политического дискурса формируется знаками разной
природы - вербальными, невербальными и смешанными. К вербальным знакам относятся
слова, высказывания, прецедентные тексты, к невербальным - флаги, эмблемы, портреты,
бюсты, здания, символические действия и, наконец, знаковые или символические
личности - сами политики. К смешанным знакам относятся гимн (сочетание поэтического
текста и музыки), герб (сочетание геральдических символов и девиза), креолизованные
тексты, совмещающие изобразительный и вербальный элементы (плакат, карикатура).
В данной статье рассматривается специфика четырех типов невербальных знаков
политического дискурса, различающихся по характеру знаковой субстанции.
1. Политик как знак.
В современной семиотике существуют различные подходы к интерпретации человека
как знака: человек как подобие богу, высказывания тела человека, человек как
означающее, человек как актер [2].
Знаковая сущность политика проявляется в двух основных аспектах:
а) политик как представитель группы, как метонимический знак, замещающий группу.
С этой функцией связана персонализация политических партий и движений - они
легко идентифицируются по именам лидеров (партия Жириновского, блок Лужкова).
Будучи представителем политической группы, политик одновременно выступает и
как символ определенных политических взглядов, концепций, направлений;
б) политик как актер, как исполнитель роли (и в театральном, и в социолингвистическом
понимании), сам создает свой имидж или подыгрывает тому имиджу, который для
него разработан. Роль понимается двояко: с одной стороны, как образ, воплощение
определенных черт внешности и поведения (царь, оракул, царедворец, каскадер,
вундеркинд, строптивец, император тайги, безгласный депутат, смесь Стеньки Разина
и некоего византийского императора), а с другой стороны, как функция агента
политики (серый кардинал, страшилка, тень, "экономический диктатор",
деспот второй номер, выдвиженец, буфер, паровоз реформ, локомотив, которому
пришлось бы везти в большую политику разрозненных и ослабших союзников).
Распространенным приемом обозначения политической роли-функции является использование
антропонима: Нет смысла гадать, кто может стать Аденауэром и Эрхардом по-российски.
2. Поведенческие знаки
Действие, поступок становятся знаком, если у него появляется второй план,
предназначенный для символического "прочтения". Рассуждая о семиотике
поступка, Г. Г. Почепцов цитирует В. Ключевского, который приводит пример "строительства
государства" методами семиотики: Царь Иван Грозный уезжает из столицы,
захватив с собой казну, утварь, иконы, платье... "Это - как будто отречение
от престола с целью испытать силу своей власти в народе. (...) Все замерло,
столица мгновенно прервала свои обычные занятия: лавки закрылись, приказы опустели,
песни замолкли. В смятении и ужасе город завопил, прося митрополита, епископов
и бояр ехать в слободу, бить челом государю, чтобы он не покидал государства".
Иван Грозный совершает семиотический акт (поскольку перед нами квазиотречение),
получая на него чисто семиотический ответ на следующем ходе" [3, 67].
Среди поведенческих знаков политического дискурса выделяются ритуальные и
неритуальные действия/события.
Ритуальные политические события представляют собой действия церемониального
характера, (инаугурация, парад и другие патриотические церемонии). Под ритуальностью
понимается отсутствие элемента новизны, предсказуемость, запрограммированность,
преобладание фатики над информативностью. Фатические знаки в политической коммуникации
используются для демонстрации единения и патриотизма, они предназначены вызывать
чувство радости от этого единения. По этой же причине к сугубо фатической коммуникации
следует отнести и так называемое "общение руководителя с народом",
например, посещение предприятий или магазинов.
К символическим действиям неритуального характера можно отнести политические
акции, которые являются театрализованной метафорой. Примерами таких символических
акций являются сожжение чучела или инсценированные похороны политика.
3. Символические артефакты
К традиционным артефактам, выступающим в качестве символов высшей власти,
относятся скипетр, держава, меч, одежда (мантия), головные уборы (корона, диадема,
венец, тиара). Символическая ценность головных уборов заключается в том, что
они визуально увеличивают рост тех, кто их носит, и, таким образом, выступают
как символ возвышающейся власти. В большинстве современных сообществ эти символы
стали исключительно достоянием истории.
К категории символов-артефактов, сохранивших свою значимость и в наши дни,
относятся здания и помещения, в которых располагаются власть предержащие. Как
правило, они находятся на возвышении - это трон, дворец, башня, Капитолий, Кремль,
трибуна. "Каждое иерархически расчлененное сообщество нуждается в возвышении
и сакральном почитании места, где восседает вождь, король или император, для
того, чтобы в официальных случаях возвышаться над "простыми смертными".
Поэтому сами троны были символически абсолютизированы и во многих речевых оборотах
обозначали "имперскую власть" [1, 273].
Социально значимое место общения, или социокультурный локус [5], является
важным компонентом коммуникативного события: маркируя ситуацию общения, оно
задает тональность и стилистику коммуникации: традиционно обстановка, в которой
происходит отправление власти, предназначена для внушения чувства почтения и
благоговения.
В политическом дискурсе существуют коммуникативные события и соотнесенные
с ними жанры, которые имеют четко выраженную "привязку" к определенным
социокультурным локусам. Прежде всего, это большинство жанров институциональной
коммуникации. Социально-политические институты (государственные учреждения)
располагают некоторыми материальными ресурсами, к которым относится и физическое
пространство определенных зданий и помещений. Функциональная ориентированность
таких зданий и помещений сообщает им семиотичность - их мысленный образ закрепляется
в сознании, как знак определенного события. К политическим локусам с устойчивой
событийно-жанровой связью относятся, прежде всего, здания парламента, правительства,
президентских структур.
4. Графические символы
Политический дискурс любых эпох немыслим без использования графических символов,
к которым относятся национальные эмблемы, флаги, гербы, эмблемы политических
партий и движений. Г. Бидерман отмечает, что символами политических движений
часто становились образные знаки с высоким сигнализирующим значением, способные
подсознательно воздействовать на глубинные слои личности. Так, знаки с горизонтально-вертикальной
структурой производят впечатление статичности, оборонительности, консервативности,
в то время как знаки с акцентом на диагоналях связаны с динамическо-агрессивными
движениями [1].
Рассмотрим толкования некоторых графических символов в "Энциклопедии
символов" Г. Бидермана. "В качестве примера может служить свастика
как символ нацистской партии, которая диагональной установкой наводит на мысль
о мобильности, вращении, круговороте и наступательном духе; крест рыцарей
тевтонского ордена, который безуспешно пыталось противопоставить свастике австрийское
корпоративное государство с 1933 до 1938 г., напротив, производил впечатление
статичности и "тупости". Политические движения агрессивного или наступательного
характера почти всегда проявляют себя в зубцах и остриях (например, удвоенный
рунический знак "зиг" - символ СС; крест с остриями стрел на концах
был политическим символом венгерской партии "Скрещенные стрелы" перед
второй мировой войной, а три стрелы составили эмблему австрийской социал-демократии;
серп в серпе и молоте, эмблеме рабоче-крестьянского государства,
или зубцы советских звезд)" [1, 211].
Фасции (ликторские связки прутьев или розг) в Древнем Риме были символом
власти административных служащих; как символ исполнительной власти в связку
розг вставляли топор палача. "Фасции символизировали у итальянских фашистов
концентрированную власть корпоративного общественного строя, а топор - абсолютный
авторитет" [1, 282].
Иногда в качестве политических символов используются изображения животных.
Орел, царь птиц, и лев, царь зверей, как символы верховной власти, фигурируют
во многих гербах и государственных эмблемах. Сокол в древнем Египте был символом
царской власти, поскольку "его взор парализует птиц так же, как лик фараона
- врагов его". В новейшее время сокол (как и ястреб) обозначает сторонника
жесткого политического курса в противоположность голубю, символизирующему миротворческое
движение [1, 254].
В приведенных выше толкованиях графических символов обнаруживаются два семантичесТаким
образом, в плане межсемиотических трансмутаций имеет место тройная знаковая
репрезентация: (1) человек/артефакт/локус (как символ власти) (2) его невербальный
(графический) коррелят (3) его вербальный коррелят; ких слоя: 1) относительно
дискретная иконическая семантика, которая читается по принципу "от части
к целому" или "перенос по аналогии" (серп - орудие крестьянина
- символизирует власть крестьянства; власти льва - царя зверей уподобляется
сила и авторитет власти в человеческом обществе); 2) менее дискретный семантический
слой, который можно обозначить как графо- и цветосемантика (по аналогии с "фоносемантикой")
- впечатление от цвета и графической формы изображений, некие абстрактные смыслы,
рождаемые ощущениями от цвета и формы (например, стрела связана с такими
символическими значениями, как импульс, быстрота, угроза и целенаправленность).
Как показывает материал исследования, в семиотическом пространстве политического
дискурса целый ряд политических реалий получает множественное означивание. Это
явление соотносится с одним из элементов семиозиса, который Ч. Пирс назвал интерпретантой
(семиозис по Ч. Пирсу включает элементарную триаду отношений: объект - знак
- интерпретанта). Будучи "знаком, наложенным на знак", понятие
интерпретанты включает в себя интраязыковые синонимы, парафразы и развернутые
описания, интерязыковую трансляцию и межсемиотические преобразования (трансмутации),
в частности, преобразования вербальных знаков в невербальные. "Каждая следующая
интерпретанта имеет тенденцию усиливать понимание и достигать семантической
инновации" [4, 41].
Некая политическая реальность, предположим, партия КПРФ, семиотически воплощается
в фигуре своего лидера: человек по фамилии Зюганов становится знаком, поскольку
несет информацию не только о себе самом, но и о возглавляемом им групповом политическом
агента. Его портретное изображение является, с одной стороны, иконическим знаком
Зюганова как личности и, с другой стороны, опосредованно выступает как знак
партии (который используется в функции выражения политической лояльности, приверженности
к партии). Наконец, имя политика служит условным знаком его как личности и,
опосредованно, через метонимическую связь, становится обозначением партии и
ее политической линии.
Аналогично номинации типа Белый дом, Кремль, здание в Охотном ряду, Старая
площадь, Лубянка являются опосредованными обозначениями органов и ветвей
власти: само здание по принципу смежности становится символом, например, исполнительной
власти, и его условное вербальное обозначение точно также развивает символическое
значение (противоречия между Кремлем и Охотным рядом).
Таким образом, в плане межсемиотических трансмутаций имеет место тройная знаковая
репрезентация: (1) человек/артефакт/локус (как символ власти) -> (2) его
невербальный (графический) коррелят -> (3) его вербальный коррелят;
В более конкретных терминах эта триада выглядит следующим образом: "политик
-> портрет -> имя" или "артефакт власти -> его изображение
-> его наименование".
Литература
1. Бидерман Г. Энциклопедия символов: Пер. с нем. - М., 1996.
2. Познер Р. Подходы к интерпретации человека как знака // Человеческий фактор
в правоохранительных системах: Материалы междунар. науч.-практ. конф. "Языки
мозга и тела человека: проблемы и практическое использование в деятельности
органов внутренних дел". - Орел, 1996.
3. Почепцов Г. Г. История русской семиотики до и после 1917 года. - М., 1998.
4. Себеок Т. А. Культура и семиотика: учение о знаках // Философия языка и
семиотика. - Иваново, 1995.
5. Щукин В. Г. Социокультурное пространство и проблема жанра // Вопросы философии,
1997, № 6.
6. Hudson K. The Language of Modern Politics. - London, 1978.
