Известно, что междометия и звукоподражательные слова являются чисто интонационными
категориями, лишены словарного значения. Но характер интонации у них совсем
разный, что очевидно из элементарных сопоставлений. Различие интонации и обусловливает
смысловую разницу. Только немногие междометия (ха-ха, тьфу, бррр, баю-бай) приблизительно
передают характеризующее звучание. Но и эти слова выражают отношения, или, как
обычно говорят, выражают чувства.
Звукоподражательные слова образно, приближенно обычными фонемами передают
характер звучаний, вызываемых разнообразными процессами или явлениями действительности.
Совершенно очевидно, что звукоподражательные слова нельзя смешивать с имитацией
звуков, которые мы слышим в цирке или на эстраде, где точно передаются самые
разнообразные звуки. В художественной литературе описывались разные виды имитации
(см., например, рассказ Л. Соболева "Соловей", А. Чехова "Агафья",
М. Горького "Кирилка", П. Игнатьева "Записки партизана"
и др.).
Резко отграничивая звукоподражательные слова от имитации, мы тем не менее
можем сказать, что самым характерным для звукоподражательных слов является передача
их интонации, мелодии (повышение и понижение топа, динамические оттенки), темпа
и ритма, и особенно тембра. Если лишить многие звукоподражательные слова тембровой
атмосферы, они потеряют значение, картина побледнеет. Вот почему художники слова
избрали немало приемов передачи интонации звукоподражательных слов. Сюда относятся
прежде всего: а) повторы написания букв и слогов; б) различные знаки препинания;
в) нотные записи и выделение звукоподражательных слов в отдельную строку (В.
Маяковский, "Война и мир" и др.). И. Сельвинский изобрел свою систему
передачи интонации через знаки, паузы, разрыв слов и фраз, вставляя звукоподражательные
слова и пояснения звуков. Самый простой пример из его системы - передача хрустения
снега под копытами лошадей: И баюкает уши кры? кру. кры? (Улюлаевщина, II).
Здесь интонация вопроса кры? - повышение голоса передает хрустение снега в морозный
день, ритмично чередующееся с ровным без повышения треском кру. Но еще более
оживляют звукоподражательные слова частые пояснения их обычными словами. Иногда
весь контекст предложения поясняет звукоподражательные слова. Естественно, что
они редко бывают изолированными. Являясь частью выразительного фонда языка,
звукоподражательное слово выступает в значении любого члена предложения. Чаще
всего они выполняют роль сказуемого, обстоятельства образа действия. Пример
из очерка А. Пушкаря "Простая вода" ("Известия", № 15472):
Морозное утро с нежнейшими тонами: блекло-зелеными, светло-розовыми и сиреневыми.
Утро полно отчетливых звуков.
- Тах-тах-тах-тах, - хлопотливо стучит наш дизель.
- Пи-и, пи-и, пи-и, - жалобно кричат чайки.
- Ту-уу, ту-уу, ту-уу - какой-то траулер зовет к себе кого-то".
Каждое из этих звукоподражательных слов требует особого интонационного ключа.
В первом ведущим будет соблюдение ритма. Повтор с дефисом показывает единство
слова (одно тах имеет другое значение), пояснение хлопотливо стучит наш дизель
уточняет интонацию, указывает на ритмичную непрерывность и продолжительность
стука. Основным для следующих двух слов будет соблюдение специфического тембра.
Второе слово произносится жалобно, третье призывно. Написание с дефисом этих
слов указывает на двухтактное произношение. Второй слог дает повышение тона
со значительной долготой.
Слух - великий информатор о звучащей действительности. И человек-художник
создает сотни слов для образного представления самых разнообразных звуковых
картин. Вот голоса птиц у И. Сельвинского (роман "О моя юность"):
"Несмотря на осень, крымский лес не был мертвым. Утром Леська проснулся
оттого, что какая-то птичка заводила часы:
Тррр...тррр...тррр...
Потом другая птичка начала работать на "ундервуде":
- Чик-чик-чик-чик-чик-чик-чик..."
В том же произведении представлен звук поезда: "Состав тронулся с места
и медленно пошел, сначала шипя, потом сипя, чавкая и поддакивая: - Эу-у!-у!-у!-ли!"
А вот как А. Грин "показывает" ежа: "ее (Асоль) не удивила
бы теперь процессия полевых мышей, бал сусликов или грубое веселье ежа, пугающего
спящего гнома своим фуканьем. И точно, еж, серея, выкатился перед ней на тропинку
- фук-фук - отрывисто сказал он с сердцем, как извозчик на пешехода" ("Алые
паруса").
По-разному, в зависимости от характера картины, от настроения человека передается
звон колоколов. У М. Горького читаем:
И дальше: "Высоко над могилами лениво таял, докучая, будничный звук:
-нн-о-у, нн-о-у"... ("Кладбище").
Невеселая картина рисуется Горьким в "Деле Артамоновых": "...звонили
колокола трех церквей и притекал пыльный, дымный рык: - р-р-р-а-а!"
"Якову казалось, что он слышит команду поручика Маврина: р-но-о!"
В романе Ю. Олеши "Зависть" очень подробно и красочно описывается
работа талантливого церковного звонаря и необыкновенное впечатление от этой
своеобразной музыки:
"Я слушал с балкона.
- Том-вир-лир-ли! Том-вир-лир-ли! Том-вир-лир-ли! Томвирлирли. Некий Том Вирлирли
реял в воздухе.
Том Вирлирли,
Том с котомкой,
Том Вирлирли молодой!
Всклокоченный звонарь переложил на музыку многие мои утра. Том - удар большого
колокола, большого котла. Вирли - мелкие тарелочки.
Том Вирлирли проник в меня в одно из прекрасных утр, встреченных мною под
этим кровом. Музыкальная фраза превратилась в словесную. Я живо представлял
себе этого Тома".
И в заключение красочного описания Тома Вирлирли автор добавляет: "Так
в романтическую, явно западноевропейского характера, грезу превратился во мне
звон обыкновенной московской церковки".
По-другому воспринимают колокольный звон скитской церквушки персонажи романа
Л. Леонова "Соть": "Тим-тим! навевает разные мысли и у тех, кто
строит новую жизнь, и у тех, кто долгие годы монашества слушал этот однообразный
звон. Тим-тим - в за-хлебку взенят колкола, и даже нищий слепец, высунувший
из толпы кружку под милостыню, воодушевленно лопочет свое гнусавое тим-тим".
Мы видим, что категория звукоподражательных слов делается центром картины,
как бытие человека обусловливает его восприятие музыки жизни. Этим и объясняется
довольно распространенный процесс субстантивации звукоподражательных слов. Вот
еще пример из романа А. Антоновской "Великий Моурави": "Каждый
звонарь вызванивал фразы своего храма. Кар...тли...я...ли...я...кар... тли...я...ли...я
отзванивала Анчисхатская церковь".
Звукоподражательные картины на тему звона колоколов по-своему зарисовывали
Н. Асеев, И. Садофьев, В. Каменский, И. Анненский и др. поэты и писатели. Звук
заводского колокола своеобразно преломлялся в сознании инженера Бахирева (Г.
Николаева, "Битва в пути"):
"Подплывал мостовой кран, и сверху, перекрывая цеховой грохот, властно
и требовательно неслись отрывистые звуки его колокола: Дон...дон!.. - Дайте
дорогу!.. Дайте дорогу!.. -по привычке перевел Бахирев. Он любил этот короткий
и непреклонный, как приказ, звук, что рождался вверху, в движении, все устраняя
с пути, и, как удар ножа, рассекал заводскую разноголосицу. Этот звук был сродни
сердцу Бахирева.- Дайте дорогу! Дайте дорогу! просили чугун и сталь, литье и
поковки, узлы и детали. - Дайте дорогу! Дайте дорогу! - просило все производство
голосами мостовых кранов". Как лейтмотив настроения инженера данная картина,
варьируясь, повторяется.
Иногда звук может быть и однотонным, в нем выделяется главным образом ритм.
Но и такой звук может быть центром выразительной картины, широких обобщений.
В десятках произведений мы находим описание звуков, издаваемых маятником часов.
И каждый раз эти звуки вызывают разную реакцию человека, находящегося в разных
ситуациях.
В рассказе А. Куприна "Ночная смена" звуки маятника вызывают мысли
о тяжелой жизни солдата царской армии. Естественно, что ти-та воспринимается
как тягота: Ти-та, ти-та... - отсчитывает среди тишины маятник, и Меркулов внимательно
прислушивается к его ходу. Первый удар слабее и чище, а второй звучит глухо
и выбивается с трудом, как будто его что-то задерживает внутри, и слышно, как
между обоими ударами в середине часов поддергивается какая-то цепочка. Ти-к-та,
та-к-та... И Меркулов шепчет вслед за ходом часов: "Тягота, тягота"...
Странная духовная связь есть между этими часами и ночным бодрствованием Меркулова:
точно оба они - одни в казарме - осуждены какой-то жестокой силой тоскливо отсчитывать
секунды и томиться долгим одиночеством. Тягота, тягота - монотонно и устало
шепчет маятник. В казарме скучно и жутко, ночники еле светят, в углах громоздятся
безобразные тени, и Меркулов сонно шепчет вместе с маятником: тя-го-та".
В философском стихотворении В. Курочкина Тик-так! Тик-так! лейтмотивом является
это подражание маятнику. Оно, повторяясь тринадцать раз, выступает в функции
подлежащего, дополнения, определения, обстоятельства. Вот для примера одна строфа:
Тик-так, тик-так - в спокойной силе
Волнует сердце, гонит сон...
Что ж это? Скука просто - или
"Глагол времен, металла звон?"
Мы слышим в ровном этом ходе
За звуком - звук, за шагом - шаг:
Движенье вечное в природе:
Тик-так! Тик-так!
Так же символизирует бег времени стихотворение Р. Гамзатова "Три сестры"
(перевод с аварского Я. Козловского). В нем тик-так как рефрен повторяется четырнадцать
раз, являясь разными членами предложения. Вот конец стихотворения:
Тик-так, тик-так!
Как быстротечны дни,
Тик-так, тик-так!
Как мимолетны ночи.
Тик-так, тик-так!
Ход стрелок оцени:
Мелькнет тик-так, и станет жизнь короче.
Миг упустил - и отбыл самолет,
Час упустил - и не окончил дела.
В любви промедлил - женщина не ждет,
Жил завтрашним, а жизнь вдруг пролетела.
Тик-так, тик-так!
Поторопись, не жди,
Ведь наверстать не сможешь ни минутки.
Тик-так, тик-так!
На стрелки погляди.
Пока тик-так звучит в твоей груди,
С любой из них шутить опасно шутки.
Пояснений интонации тик-так нет ввиду широкого обобщения образа, для целей
поэта достаточно средств орфографии.
Богат звукоподражательный словарь при описании войны. Приведем один абзац
из "Хождения по мукам" ("Сестры", гл. XXII) А. Н. Толстого:
"Туда - сссссык, сссссык, - уходили шрапнели. Бумммм - серьезно ухала за
взорванным мостом красная шестидюймовка... Так-так-так - торопливо, окаянно
стучал пулемет. Рррррах, рррррах, - сотрясали разрывы тяжелых снарядов. Ппах,
пппах, пппах, - слабо лопались шрапнель над рекой, над лугами и на этой стороне
над окопами второй, третьей и четвертой рот. Ррррру, ррррру, - катился громовой
грохот из-за холмов, где белыми зарницами вспыхивали двенадцать немецких батарей.
Ссссык, ссссык, - свистели в воздухе, уносясь за эти холмы, ответные наши снаряды".
Здесь звукоподражательные слова поддерживаются аллитерацией (РазРывы снаРядов
ГРомовой ГРохот, сссск СвиСтели... уноСяСь... Снаряды), а сказуемые и поясняющие
их слова ярко и красочно изображают звучащую действительность.
Хорошо служат звукоподражательные слова стилю такого мастера слова, каким
является М. Шолохов. Впервые мы встречаем широкое изображение в звуках различного
рода орудий истребления. Тема романа "Тихий Дон", картины войны, новые
виды орудия, чуткий слух художника определили объем и характер этого звукоподражательного
словаря. Калибр орудия, отдаленность выстрелов, мощь орудийных залпов, их продолжительность,
время дня и ночи и эхо, полеты снарядов определяют как характер звукоподражательных
слов, так и поясняющий контекст. Вот изображение канонады в первую империалистическую
войну: "А с немецкой стороны, оттуда, из-за обугленных пней сизого ольшанника,
из-за песчаных, сгорбленных увалов, рвало, трясло, взметывало и полыхало густым
беспрерывным гулом, трескучим пожаром выстрелов. ГУУУУУ-..гууууу...гук! Гак!
Бууууу-м!
Изредка прорывался залп отдельной батареи и снова полз, подступал, полонил
многоверстную округу:
ГууУУУ-ryyyyy...ryyyy..."
Картина артиллерийской стрельбы изображена не только звукоподражательными
словами, но и характером сказуемых (рвало, трясло, взметывало и полыхало), подбором
обстоятельств, даже подбором звуков, характерных для звукописи (густым беспрерывным
гулом).
Другой характер имеет следующая картина артиллерийского обстрела: "Над
окопами взвилась красная ракета, зазвучали голоса, не успели затухнуть в воздухе
багряные искры ракеты, как со стороны немцев начался артиллерийский обстрел.
Бум! бум! - и, догоняя первые удары, еще два: бум! бум! кле-кле-кле-кле-вззи-ти-и!
- заквохтали с нарастающей силой снаряды, как буравом высверливая воздух, со
скрежетом проносясь над головами солдат первой полуроты; мгновение тишины -
и далеко, возле переправы через Стоход, облегчающий гул разрывов - бах!...бах!..."
Мы видим, что только сочетания звукоподражательных слов со всем контекстом
речи создают яркие картины боев.
Масштабы артиллерийской канонады были менее значительными в гражданскую войну.
Здесь нет сплошного гула, отчетливо слышны и полеты снарядов и разрывы их. Вот
картина столкновения красногвардейского отряда Подтелкова с отрядом Чернецова:
"Первый пристрельный снаряд впереди цепи чернецовцев. Взлохмаченный оранжево-синий
флаг разрыва выкинулся вперед. Сочно треснул второй выстрел. Пристрелку повели
поорудийно.
Новые звукоподражательные слова создал Шолохов и при изображении пулеметной
стрельбы. Это не только обычные "та-та-та", но и передача звука пули,
летящей на разном расстоянии от солдата, и эхо пулеметной стрельбы, и звуки
пуль при ударе о разные предметы:
а) Та-та-та-та-та-та!...та-та-та-та-та-так! - неравно, обрывисто работал пулемет
Ребиндера" (кн. II). Если та-та-та... указывает на ритмичность работы пулемета,
непрерывную последовательность выстрелов, то последнее так означает обрыв выстрелов,
заедание или конец ленты.
б) Еще более сильный пулеметный огонь передается комплексом звукоподражательных
слов с выразительным метафорическим
предложением: "Трррррааа-рррааа-та-та-та-та! - безумно спешили немецкие
пулеметы" (кн. II).
в) Мы находим у Шолохова и более сложные батальные картины, раскрывающие в
звуках не только работу оружия, но и бойцов.
Не успел Григорий проскакать полсотни сажен, как с бугра правобережья навстречу
ему длинными очередями затакал пулемет: "тюуть! тюуть! тюуть! тью! тью!
- по-сурчиному засвистели пули: "Увышил, дядя! - подумал Григорий, стискивая
конские бока, пуская поводья, касаясь щекой вихрившейся под встречным ветром
конской гривы. И словно угадав его мысль, красный пулеметчик, лежавший за зеленым
щитком станкового пулемета, где-то на беломысом бугре, взял прицел с упреждением,
резанул струею пулеметного огня ниже, и уже под передними копытами коня смачно
зачмокали, по-змеиному зашипели накаленные в полете пули. Они вгрызались во
влажную, еще не пересохшую от полой воды почву, брызгали горячей грязью... "цок!
шшшиу! цок! цок!" и опять над головой и рядом с конским крупом: тиууу!
тьють!.. тиииуууу!" (кн. III). Сочетание звукоподражательных слов с поясняющими
словами создает яркий образ из эпохи гражданской войны.
г) Другие звукоподражательные слова находит писатель, изображая сухое и резкое
пощелкивание пуль и всеобъемлющий грохот выстрелов в боях 12 полка при штурме
высоты 320:
Григорий, опираясь на руку Михаила Кошевого, входил в лес. На пологой площадке
у леса рикошетили пули. На левом фланге у немцев дробно стучал пулемет. Казалось,
будто по первому ломкому льду прыгает, вызванивая, камень, пущенный сильной
рукой".
У-у-у-у-ка-ка-ка-ка-ка!.." (кн. II).
д) Сочетания звукоподражательных слов с образными метафорическими пояснительными
выражениями и сравнением создает до натурализма яркую картину (выстрелы, полет
пуль), как она воспринималась Григорием и Степаном: "цьююууу... цедила
горячий свист пуля и, вылетая из слуха, рвала свист: - юууть!"
Над головой Григория, над меловым лицом Степана, по бокам- этот нижущий, сверлящий
высвист: цьююуу-уть, цьюуу-уть, а сзади хлопки выстрелов, как треск перезревших
стручков акации:
пук-пак! пук-пак! та-тах-ах-ах! (кн. II).
е) Другими звукоподражательными словами передается ружейный залп и эхо выстрелов:
"- Крой! - шепнул урядник.
- "Гу-гу-гак!" - гукнул залп.
"Ака-ка-ка-как-ак!" залаяло сзади эхо" (кн. I). Сказуемое гукнул
(залп), залаяло (эхо) уже сами по себе раскрывают интонацию подчеркнутых слов.
Звукоподражательные слова в речи действующих лиц способствуют изображению
их характера, иногда являются для данного лица типичными, как типичны привычные
междометия, напев или жесты. Для Ярцева (повесть А. Чехова "Три года")
типично неизменное жизнерадостное га-га-га, как и для доктора Сергея Борисовича
его ру-ру-ру-ру, которым он выражает недовольство или безразличие. Подобный
характер носит и у-лю-лю-лю у мельника Степана ("Моя жизнь").
Характеризуя речь приказчиков Лаптева ("Три года"), Чехов пишет:
"... говорили они на о, г произносили как латинское; оттого что почти через
каждые два слова употребляли с, их поздравления, произносимые скороговоркой,
например фраза: "желаю вам-с всего хорошего-с" слышалась так, будто
кто хлыстом бил по воздуху жвыссс. Это жвыссс, как хлыстом по воздуху, характеризует
не только речевую манеру, но и внутренний мир приказчиков.
Подобно этому на приветствие барина "Хлеб да соль, ребята!" его
большая дворня нестройно отвечает: - "алалаблблбл..." ("Свистуны")
.
Часто речь героев Чехов сближается с хорошо известными звуками природы. Гневную
и бурно протестующую речь Соломона ("Степь") отец Христофор сравнивает
с криком индюка: Я тебе по-стариковски, потихоньку, а ты как индюк: бла-бла-бла-бла.
Счастливец Константин говорит о своем красноречии в период горячей любви к невесте:
Тогда, как вода из жолоба, без передышки: та-та-та-та!. А теперь ни слова не
выговорю ("Степь").
И в заключение:
А. М. Горький в беседе с композитором академиком Б. В. Асафьевым высказал
интересную мысль:
"Плох, знаете, музыкант или музыкальный критик, если он не слышит леса,
полей, моря, да что же - и звезд! Много мне приходилось ходить, и вот иногда
иду один и слушаю, почти ничего не замечаю и не напеваю, а только слушаю и слышу:
степь особенно. Думаю, великие люди в музыке потому и великие, потому и сочиняли
прекрасное среди нашей мерзости, что тоже умели слышать не одну только музыку
(Избранные труды, V. М., 1957, стр. 220). То, что сказал Горький о музыкантах,
можно полностью отнести и к художественной литературе. "Звучащий разум"
самого Горького отразил в его творчестве и природу и сотни голосов его персонажей.
Живой язык не существует вне интонации - важнейшего слагаемого языковой системы.
Звукоподражательные слова часть этой системы, которая без интонации не существует.
Это и обусловило на письме орфографию звукоподражательных слов, метод"
выразительного пояснения их интонации словами логического содержания.
Большие художники слова XIX и XX вв. (Л. Толстой, Тургенев, Куприн, Чехов,
Горький, Шолохов и др.) вместе с показом звуковых картин учат видеть и внутренний
мир действующих лиц. Через показ звуковых жестов персонажей поэт раскрывает
психологию типов, характеров, достигает широких социальных обобщений.
Мировоззрение автора, его творческая индивидуальность, избранный им жанр определяет
как метод использования звукоподражательных слов, так и самый подбор их.
