(Юрислингвистика-2. Русский язык в его естественном и юридическом бытии. -
Барнаул, 2000. - С. 194-206)
Общеизвестно, что в настоящее время в России наблюдается бурный количественный
всплеск дел, связанных с покушением на честь и достоинство граждан. Сам по себе
этот факт можно только приветствовать, потому что он свидетельствует о возросшем
самоуважении людей, что, в свою очередь, является признаком совершенствования
и зрелости общественного самосознания. Может быть, впервые в истории нашего
государства личность начинает приобретать тот вес и значение, которые она уже
приобрела в развитых западных странах.
Однако указанный процесс естественным образом сопровождается необходимостью
более точного формулирования основных понятий, связанных с честью и достоинством
личности. Опыт ведения соответствующих дел показал, что здесь много неясного
и что органы правосудия нередко вынуждены произвольно толковать весь набор необходимых
терминов.
Проблема эта характерна не только для России, она существует даже для такой
страны, как США, где на данный вопрос уже давно обращено самое серьезное внимание.
Однако именно по этой последней причине в США уже наработан значительный материал,
что дает основание внимательно изучить американский опыт. В частности, в США
существуют особые законы о непристойностях, которые направлены на защиту слушающего
от непристойных выражений, оскорбляющих его слух и представление о чести и достоинстве.
В УК РФ есть только одна статья 131 ("Оскорбление"):
"Оскорбление, то есть умышленное унижение чести и достоинства личности,
выраженное в неприличной форме, наказывается исправительными работами на срок
до шести месяцев, или штрафом до 100 рублей, или возложением обязанности загладить
причиненный вред, или общественным порицанием, либо влечет применение мер общественного
воздействия.
Оскорбление в печатном произведении или средстве массовой информации, а
равно оскорбление, нанесенное лицом, ранее судимым за оскорбление, - наказывается
исправительными работами на срок до двух лет, или штрафом до 3000 рублей с лишением
права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью,
либо без такового". [Уголовный Кодекс России, 1992, с. 75-76].
Как видим, в данной статье содержится только два термина - "оскорбление" и
"неприличная форма", причем, если первый термин еще как-то объяснен, второй
дан без всяких объяснений, что порождает немало вопросов. Представляется, что
и само "оскорбление" определено в слишком общем виде, и вдобавок недостает еще
целого ряда необходимых дефиниций.
Автор настоящей статьи не является юристом и видит свою задачу в том, чтобы
помочь российским специалистам найти правильное решение их задач с помощью психо-
и социо- лингвистического анализа выражений, с помощью которых обычно и совершается
покушение на честь и достоинство. Значительная часть приводимых ниже примеров
заимствована из статьи журналиста А. Новикова в ярославской газете "Золотое
кольцо", содержащей нападки на местного политического деятеля и послужившей
основанием для обращения этого последнего в суд для защиты его чести и достоинства.
Прежде всего отметим, что в США в настоящее время разработана целая система
наказаний за различные вербальные проступки, т.е. за оскорбление словом. Например,
телефонное хулиганство, непристойные оскорбления по телефону рассматриваются
как настоящее преступление, наказываемое тюремным заключением. За сексуальное
домогательство полагается штраф. Накладываются ограничения на то, что можно
и чего нельзя писать, например, на майках (точнее, писать можно что угодно,
но нельзя в майках с непристойными надписями разгуливать в общественном месте),
на бамперах автомашин, на досках объявлений; непристойности запрещается передавать
по электронной почте. Наказания в данном случае могут быть самыми различными:
в одних случаях - общественное осуждение, насмешка, осуждающие взгляды, и т.д.,
в других случаях дело передается в суд. Слова, оскорбляющие национальную или
расовую принадлежность типа рус. "жид", объявлены вне закона и могут привести
к судебному преследованию как посягающие на святая святых американца - его гражданские
права. Равным образом американцы имеют право возбудить судебное преследование
за рассказанный непристойный анекдот, грубые комментарии в адрес чьей-то внешности
или сексуального поведения, а также выпады в адрес противоположного пола. Соответствующие
наказания могут быть очень суровыми.
Однако для того чтобы в процессе оценки поведения исключить возможность произвола,
необходимо создать систему точных формулировок того, что нужно соблюдать и чего
нельзя нарушать. Эти формулировки призваны определить, что подсудно и что неподсудно
в связи с психо-социо-этно-лингвистическими обстоятельствами, т.е. учитывать
общую психологию человека, его место в обществе, национальные особенности народа,
к которому он принадлежит, и, наконец, его языковые особенности и личные возможности.
Прежде всего определим основные термины. Все виды словесной агрессии удобно
объединить словом инвектива. Словарь русского языка 1957г. определяет
инвективу как "Резкое выступление против к-л, ч-л.; оскорбительная речь;
брань, выпад". Целесообразно отличать инвективу в узком смысле от инвективы
в широком смысле. Ср. в статье А. Новикова: "Вас ждет хороший ошейник"
- инвектива в широком смысле. "Выкидыш олигархии", "Кукушонок",
"Хищник", "Выкормыш (номенклатуры)", "(Комсомольская) псина"
- инвектива в узком смысле.
Инвективу в узком смысле слова можно определить как способ существования словесной
агрессии, воспринимаемый в данной социальной (под)группе как резкий или табуированный.
В несколько ином ракурсе инвективой можно назвать вербальное (словесное) нарушение
этического табу, осуществленное некодифицированными (запрещенными) средствами.
Другие названия инвективы в узком смысле: ненормативная, некодифицированная,
табуированная, непристойная, непечатная, нецензурная лексика. В настоящее время
в России цензура отсутствует, но слово "нецензурный" продолжает существовать
в прежнем значении: лексика запрещенная к произношению в общественном месте
или к опубликованию в любом виде.
Сила эмоциональной заряженности той или иной ситуации прямо пропорциональна
значимости этой ситуации для участников эмоционального общения. Естественно
потому, что эффект инвективы возрастает с ростом ее оскорбительности. Эта оскорбительность
может быть достигнута разнообразными способами, и один из самых распространенных
- придание инвективе непристойного характера.
Понятие непристойности поддается определению с большим трудом. Особая
трудность заключается здесь в том, что это понятие, во-первых, сильно менялось
с течением времени, а во-вторых, носит национально-специфический характер. Филолог
А.С. Аранго пишет:
"Что такое "непристойное" (у автора - "обсценное", obscene - В.Ж.)?
Вероятно, это искаженное или измененное латинское слово scene, означающее
"вне сцены". Следовательно, обсценное это то, что должно находиться вне сцены,
иными словами вне театральных подмостков нашей жизни. "Грязное" или обсценное
слово это такое, которое нарушает правила поведения на общественной сцене, такое,
которое осмеливается озвучить то, что не следует видеть или слышать.
Обсценность - это понятие родовое, порнография - один из его видов" [Arango,
1989, с. 9].
К сожалению, это определение мало помогает делу именно потому, что трудно
определить, что может и должно находиться на "общественной сцене", а что нет.
Непристойное в одну эпоху обозначалось тем же словом, что пристойное - в другую,
причем и совершаемое действие, и называемый предмет и т.п. оставались теми же
самыми.
Не существует ничего непристойного для всего человечества. Непристойным может
быть только то, что и данной национальной культуре и в данный момент определено
как непристойное.
Такой авторитетный справочник, как Британская энциклопедия, предлагает следующее
определение непристойности (Obscenity):
"Это то, что оскорбляет общественное представление о приличиях".
Как видим, перед нами - типичная тавтология: непристойное это то, что не-пристойно.
Понимая уязвимость этого определения, автор словарной статьи добавляет:
"Подобно красоте, понятие непристойности зависит от личных пристрастий, что
видно из невозможности дать ей удовлетворительное определение".
Далее в словарной статье говорится, что пятьдесят стран мира подписали международное
соглашение о контроле за непристойными публикациями, однако действует это соглашение
без определения, что это такое. Страны-подписанты договорились, что это понятие
носит национально-специфический характер.
Специально изучавший проблему А.У. Рид определяет непристойность как такой
способ упоминания о некоторых телесных функциях, который вызывает в адресате
шок испуга или стыда, обычно возникающий, когда мы видим, делаем или говорим
что-то "грязное". Для сравнения: нормальной реакцией на простое ("пристойное")
упоминание о грязи, экскрементах или телесных функциях является безразличие
или отвращение. Реакция же на инвективу, все это называющую ("говно", "срать"
и т.п.), выглядит как "щекочущее нервы возбуждение" (titilating thrill) [Read,
1934, c. 264]. Как видим, исследователь попытался объяснить непонятное слово
"непристойность" через столь же необъяснимое понятие "грязное", но все же показал,
что реакция на "непристойную" инвективу в основном - эмоциональная, по силе
намного превосходящая ту, которая могла бы возникнуть от буквального понимания
смысла сказанного.
Оставляя в стороне ученые споры, будем считать, что "непристойность" в газетной
статье в России конца XX века - это употребление слов, которые в момент опубликования
статьи большинством читателей считаются неприличными, недостойными того, чтобы
быть напечатанными, хотя, возможно, и могущими быть произнесенными в определенной
ситуации. В российской практике непристойность связана прежде всего с сексуальными
понятиями - грубыми названиями гениталий, полового акта, половых отклонений
и проч. Иногда вся эта группа слов не вполне точно называется матом, хотя мат
во многих случаях там может и не фигурировать.
Непристойность - это, естественно, то, что "не пристойно", т.е. не пристало
произносить в компании уважающих себя людей. В русском языке основных слов этого
ряда всего несколько, но зато имеются тысячи производных от них.
В цитируемой статье А. Новикова непристойных выражений практически нет. Правда,
есть одно выражение "полный писец", представляющее слишком прозрачный
намек на очень грубое выражение "полный пиздец", чтобы его можно было счесть
эвфемизмом (см. ниже). Думается, что перед нами непристойность.
Понятие неприличности родственно понятию непристойности, но все же
отличается от него. Детальный рассказ о своих сексуальных проблемах или анекдот
на сексуальную тему может не содержать ни одного табуированного слова; тогда
он может рассматриваться слушателем как неприличный, но вряд ли будет непристойным.
Можно, вероятно, сказать, что непристойное - всегда неприличное, но не всегда
неприличное - это непристойное.
Разберем теперь понятие оскорбительности. Стоит различать два американские
понятия, offensiveness и offendedness. (см. многочисленные ссылки в [Jay, 1992,
1999]). Offensiveness можно перевести как "оскорбительность" в смысле
содержания в слове отрицательного или вызывающего отвращение значения. Чем оскорбительнее
слово, тем сильнее оно табуируется, запрещается к употреблению. Таким образом,
"оскорбительность" есть свойство самого слова, изначально присущий ему
оскорбительный смысл. Русский мат в компании воспитанных людей оскорбителен
сам по себе, кто бы его ни произносил или слушал.
Offendedness же есть реакция слушающего на оскорбление в его адрес,
ощущение обиды или оскорбленности. Как видим, разница тут значительная,
потому что объективная оскорбительность слова еще не обязательно вызывает
субъективную оскорбленность: за тот же самый мат кто-то оскорбится и подаст
в суд, а кто-то презрительно или равнодушно отмахнется: "Собака лает, а ветер
носит". Ср. презрительную реплику: "Ты меня оскорбить не можешь!
"
Кроме того, известны многочисленные случаи, когда оскорбительные клички и
прозвища охотно принимались их адресатами и становились буквально терминами.
Все следующие слова - бывшие обидные обзывания: импрессионисты, фовисты, санкюлоты,
гезы. Определенная группа уголовников спокойно называет себя суками. А. Блок
с гордостью писал: "Да, скифы - мы, да, азиаты - мы С раскосыми и жадными очами!
"
Не совсем простой вопрос о, так сказать, бранном весе слов: какие слова следует
считать очень оскорбительными и заслуживающими судебного разбирательства, а
какие - нет. Как уже было сказано выше, понятие оскорбительности ориентировано
на слушающего, поэтому ему и предстоит решить эту проблему. Юная девушка вправе
оскорбиться, если в ее присутствии употребят слова типа "говно" или "жопа",
а завсегдатая пивной может не задеть и самый грубый мат или наиболее грубое
слово современного русского языка - "пизда". Есть социальные подгруппы, где
слово "блядь" гораздо грубее, чем мат; первое считается "бранью по- черному",
второе - простым мало что значащим восклицанием. В уголовном мире "Блядь!" или
даже какое-нибудь другое слово женского рода типа "Швабра!", обращенное к мужчине
- смертельное оскорбление, т.к. содержит намек на то, что оппонент - презираемый
пассивный гомосексуалист.
В американской практике существует список наиболее грубых слов, подлежащих
полному и абсолютному запрещению. Сообщая о выходе соответствующего постановления,
газеты отказались процитировать эти слова, настолько резко они воспринимались.
Возможно, что такой список может сыграть и отрицательную роль, потому что
заранее как бы извиняет слова, в него не включенные, но которые в определенной
ситуации могут звучать исключительно грубо ("Козел!"). Ср. также цитату из статьи
А. Новикова: "(Имя оппонента) - странный политический сперматозоид с головкой
Наполеона, усиками Джугашвили и бегающим взглядом провинциального комсомольского
работника".
Чем оскорбление отличается от обиды? В словаре Даля читаем:
ОБИДА. Всякая неправда, тому, кто должен переносить ее; все, что оскорбляет,
бесчестит и порицает, причиняет боль, убыток или поношенье. Кривосуд; брань,
побои; насмешка, дурной отзыв о ком; лишение кого достояния, имущества, барышей.
В словаре русского языка 1957 г.:
ОБИДА. Несправедливость, несправедливый поступок, поведение по отношению
к к-л., незаслуженное оскорбление.
В Толковом словаре The American Heritage Dictionary of the English Language
(1970):
ОБИДА. 1) Процесс нанесения обиды или вызывание гнева, негодования неудовольствия
и т.п. 2) а. Любое нарушение или несоблюдение морального или общественного правила;
проступок, грех; б. нарушение закона; преступление.
Как видим, эти определения весьма широки и, главное, не помогают отличить
обиду от оскорбления, которые в русских источниках звучат почти синонимично.
Однако в юридическом смысле разница очевидна: оскорбление может быть подсудно,
но одной обиды как основания для рассмотрения дела в судебном порядке недостаточно.
Обидеться можно на любой намек -например, А. Новиков пишет о своем оппоненте:
"Человек (...) в идейном отношении совершенно неадекватный". Перед нами
выпад, инвектива в общем смысле, вполне допустимая в любом тексте, хотя ее объект
может испытать серьезную обиду. Другие же цитаты из той же статьи типа "Вас
ждет хороший ошейник" или "Идите в будку, Сергей Алексеевич!" - тоже
инвективы и тоже в широком смысле, потому что не содержат ни одного грубого
слова, но они не просто обидны, но уже и оскорбительны, так как автор фактически
называет автора собакой, хотя и в слегка завуалированной форме.
В этом же ряду выпадов А. Новикова - инвектива в узком смысле: "В. - это
комсомольская псина, почувствовавшая в себе волю к власти". Здесь обзывание
собакой предстает в "чистом" виде.
Таким образом, можно определить обиду как поношение в любой форме, тогда как
обида в оскорбительной форме с применением нецензурной или просто грубой лексики
или с очевидным намеком на нее превращает обиду в оскорбление.
Выше уже упоминался термин "табуированность" - от слова "табу" - древний запрет.
Табуированность - синоним запрещенности. Табуированное слово - слово,
запрещенное к употреблению в общественном месте. Чаще всего под ним понимается
грубое, вульгарное слово типа матерного, но в обществе, как правило, табуируются
целые темы. Ср. пословицу "В доме повешенного не говорят о веревке", т.е. запрещается
говорить о каких-то вещах, которые могут вызвать слишком бурную реакцию окружающих
(смерть или тяжелая болезнь близких, интимные отношения, венерические болезни
и проч.). Разумеется, иногда такое табу приходится нарушать, но каждый раз это
нарушение диктуется чрезвычайными обстоятельствами.
Очень важно, что понятие табуированности ориентировано на говорящего:
говорящий сам решает, следовать ли запрещению на употребление этого слова, можно
или нельзя в этом конкретном случае нарушить табу. Вся ответственность, таким
образом, ложится здесь на автора высказывания.
В отличие от табуированности, понятие непристойности ориентировано на слушающего:
здесь уже реципиент решает, пристойно или непристойно то, что он сейчас услышал.
Матерная брань может не восприниматься как непристойная в пивном баре и безусловно
вызовет возмущение на свадебной церемонии.
На юридическом уровне необходимо различать следующие понятия:
1) Проклятие: "Чтоб ты сдох!"
2) Оскорбительное упоминание священных понятий, богохульство. Здесь
полезно различать настоящее богохульство, когда человек сознательно оскорбляет
чувства верующих, и то, что можно назвать профанизмом - это когда говорящий
превращает сакральное (священное) понятие в профанное, земное, обыденное, когда
он просто снижает возвышенное понятие. Большинство современных матерных выражений
исторически восходит к древним священным формулам, но теперь их происхождение
прочно забыто, так что исторически перед нами - явное богохульство, но ни один
матерщинник об этом не подозревает, так что мат надо считать профанизмом. Здесь
нет оскорбления верующего, но есть оскорбление общественного вкуса, явная непристойность.
Прямые богохульства, сегодня осознаваемые как таковые, для русской культуры
не характерны.
В эту же группу можно отнести малоосмысленную брань, на сегодняшний день не
имеющую к религии отношения, часто имеющую сексуальное происхождение: "Блядь!",
"Иди на хуй!" Такая брань может не быть обращена на конкретного человека и просто
присутствовать в речи в качестве эмоционального усилителя ("Я туда, на хуй,
не пойду"). Она безусловно может рассматриваться как оскорбительная, если звучит
в присутствии человека, которому это неприятно. В письменном виде она производит
еще более резкое впечатление, ибо даже называется иногда "непечатной", т.е.
неприемлемой в печатном виде.
Для судебных органов важно знать, что в основном, когда в западных странах
разрабатывались первые законы по борьбе со сквернословием, под этим последним
имелись в виду прежде всего богохульства. Именно за хулу на Бога в Средние века
протыкали языки раскаленным шомполом, выставляли у позорного столба и другие.
Так что сегодня, по существу, законы, принятые против богохульства, действуют
против употребления слов из совсем других сфер: это скатологизмы ("Говно!"),
зоологизмы ("Козел!"), сексуальная брань (мат) и т.п. Как к этому относиться?
С одной стороны, налицо явный анахронизм. Однако, с другой стороны, перед нами
простая замена одной сферы жизни общества на другую при, по существу, полном
сохранении "взрывчатой силы" выражения. Если сегодня отношение к небогохульной
ругани такое же, как когда-то к богохульной, то ограничения, накладываемые на
нее в виде морального осуждения или статей УК, могут сохраняться в том же объеме.
3) Эвфемизм: это когда, желая назвать какой-то предмет или действие,
человек стремится избежать непристойного названия и подбирает что-то не такое
грубое. Противоположное намерение осуществляется с помощью так называемого дисфемизма.
"Ягодицы" - это нейтральный или медицинский термин, "попа" - слово детского
языка, "пятая точка" - эвфемизм, "жопа" - дисфемизм. "Умер" - нейтрально, "ушел
от нас" - эвфемизм, "откинул копыта" - дисфемизм.
Юристам совершенно необходимо различать понятия непристойности и вульгаризма.
Те же слова "говно" или "жопа" могут употребляться в любом из этих смыслов.
"Чтоб я из-за такого говна, как ты, расстраивался!" или "Жопа ты после этого!"
- оскорбительные непристойности, но те же слова в выражении "Я наступил на коровье
говно!" или "Тут на лавке вода пролита, не замочи жопу-то!" - вульгаризмы. Вульгаризм
- грубое название предмета или действия, не преследующее никакой агрессивной
цели. Говорящий в принципе может даже не знать никакого другого слова для названия
некоего предмета, а может просто не придавать выбору слова большого значения.
"Брюхо" - нормальное слово для обозначения части тела лошади. Если же оно обращено
к человеку, то может расцениваться как вульгаризм, если сказано относительно
доброжелательным тоном ("Голодное брюхо к ученью глухо"), или как оскорбление
("Ишь, брюхо какое наел!"). Оскорбительность в последнем случае достигается
тем, что человеческая часть тела воспринимается как часть тела животного, и,
таким образом, сам обладатель этой части тела приравнивается к животному.
Безусловная непристойность - уподобление человека какому-нибудь животному,
обычно отрицательно воспринимаемому. "Орел!", "Голубка моя!", "Кисонька!" -
ласковые и доброжелательные обращения (конечно, если они не произносятся ироническим
тоном). "Пес!", "Сука!", "Корова!", "Жеребец! " - оскорбления.
4) Существует еще жаргон, который может быть очень эмоциональным и
выразительным, но вряд ли делом подсудным. Прежде всего, речь здесь идет о профессиональном
жаргоне ("Лабух"), в том числе воровском.
5) Наконец, стоит назвать оскорбительные ксенофобские прозвища и клички,
т.е. брань, оскорбляющую чужую нацию. В русскоязычной практике это прежде всего
"жид", "чурка", "черный", "армяшка" и другие. В наше время обострившихся межнациональных
конфликтов именно эта группа оскорблений заслуживает самого пристального внимания
юристов как разжигающая межнациональную рознь.
В юридической практике полезно учитывать, что часть оскорблений может время
от времени использоваться в прямо противоположном смысле, как выражение восхищения
или дружеского расположения: "Как он, собака, хорошо танцует!", "Что-то тебя,
ебаный-в-рот, давно не было видно!" Отличить такое употребление от брани довольно
легко: для него характерна особая дружественная интонация и практически обязательная
улыбка; без двух этих последних слушающий вправе рассматривать эти слова как
обидные.
Равным образом имеет смысл при определении степени вины говорящего учитывать,
кто и в адрес кого эти слова произносит. Непристойности из уст пожилой женщины
воспринимаются обществом гораздо острее, чем исходящие от нетрезвого парня;
верно и обратное: оскорбления одним парнем другого совсем не то, что оскорбление
парнем беспомощного инвалида.
В настоящее время очень многие грубые русские слова, еще недавно считавшиеся
"непечатными", "вышли в печать", но часть не печатается ни под каким видом,
даже при передаче речи уголовников. На сегодняшний день самое непристойное слово
русского языка - "пизда". Производные типа "спиздить", "пиздец", "надавать пиздюлей"
и т.п. ощущаются как гораздо более мягкие. Слова "говно" и "жопа" уже практически
получили "права гражданства" и не вызывают такого возмущения, как еще совсем
недавно. Ср. появившийся ряд лет тому назад в "Литературной газете" юмористический
рассказ, где человек, которого его сослуживец обозвал "хитрожопым коммунистом",
пожаловался в товарищеский суд; суд решил, что "коммунист" - это оскорбление,
т.к. жалобщик никогда не состоял в Коммунистической партии, а "хитрожопый" -
простая констатация реального факта.
В то же время ряд не столько грубых, сколько "неприличных" слов приобрел полные
права гражданства в связи с резкими изменениями в жизни российского общества,
нашествием СПИДа, широчайшим распространением венерических заболеваний, половым
воспитанием в школе и т.п. Это, например, "презерватив", "импотенция", "соитие"
и другие. Совсем недавно соответствующие темы разговора безоговорочно табуировались
за пределами кабинета врача. Сегодня все эти слова допускаются практически в
любой компании и неприличными считаться уже не могут.
В США, в отличие от России, свободно произносится и печатается гораздо больше
слов, многими американцами считающихся непристойными и оскорбительными для слуха.
Однако учителю, который с самыми достохвальными целями попробует объяснить ученикам
слова типа fuck или motherfucker, грозит увольнение. Правда, если дело дойдет
до суда, его, судя по прецедентам, оправдают. Простое же употребление американским
школьным учителем грубого слова в процессе преподавания, в разговоре с учениками
и прочее вызвало бы единодушное осуждение общественности. По мнению американского
общества, речь учителя должна служить примером для учеников.
Данная статья, естественно, не может претендовать на полноту освещения вопроса.
Автор надеется, однако, что она послужит основанием для дальнейшего анализа
и уточнения терминологии.
Литература
Arango A.C. Dirty Words: Psychoanalytic Insights. Northvale,
N.J., London. 1989.
Jay Т. Why We Curse. A Neuro-Psycho-Social Theory of Speech. John Benjamins
Publishing Company: Philadelphia / Amsterdam. 1999.
Jay Т. Cursing in America. A psycholinguistic study of dirty language in the
courts, in the movies, in the schoolyards and on the streets. John Benjamins
Publishing Company: Philadelphia / Amsterdam. 1992.
Read A.W. An Obscenity Simbol // American Speech. 1934. Vol. IX. № 4.
Уголовный Кодекс России (с постатейными материалами). М., "Российский правовед".
1992.
