(Образование и культура России в изменяющемся мире. - Новосибирск, 2007. -
С. 81-84)
Существенные особенности языка и тем более культуры вскрываются при сравнительном
изучении языков и культур. Если языковой барьер абсолютно очевиден, то барьер
культур становится явным только при столкновении (сопоставлении) родной культуры
с чужими, отличными от нее. В рамках собственной культуры создается прочная
иллюзия своего видения мира, образа жизни, менталитета как единственно возможного
и, главное, единственно приемлемого. Странно, но подавляющее большинство людей
не осознает себя в качестве продукта своей культуры даже в тех случаях, когда
они понимают, что поведение представителей других культур определяется их иной
культурой. Только выйдя за рамки своей культуры, т. е. столкнувшись с иным мировоззрением,
мироощущением, можно понять специфику своего общего сознания, увидеть различие
или конфликт культур. Целью данной статьи как раз и является попытка выявить
специфику немецкого и русского языкового сознания на примере передачи немецких
прозвищ на русский язык.
Начнем с того, что прозвища занимают промежуточное положение между именем
собственным и именем нарицательным. Целью имени собственного (ИС) является идентификация.
ИС нужны для того, чтобы выделять отдельные случаи и отдельных индивидов из
массы окружающих нас явлений и индивидов. Поэтому ИС, как правило, не переводятся,
а транслитерируются или транскрибируются. Целью имен нарицательных (ИН) является
характеризация, поэтому перевод в раскрытии их содержания на другой язык играет
очень важную роль.
Некоторые переводчики и оригинальные авторы прибегают к двойной форме перевода
прозвищ: сохранение иноязычной единицы с параллельным семантическим переводом
или комментарием или применение транскрипции с параллельным комментарием. Еще
они прибегают к такому приему перевода, как калькирование, в сочетании с транскрипцией
и описательным переводом. Последний обычно дается в сноске из-за своей громоздкости.
Все проанализированные нами прозвища, на наш взгляд, можно разделить на те,
которые легко передаются на другой язык без каких-либо комментариев, и на те,
которые нуждаются в лингвокультурологическом комментарии. Первую группу образуют
прозвища, в основе которых лежит один и тот же имплицитный признак. Они основываются
на общей межнациональной ассоциативной базе. Это прозвища, образованные от имен
нарицательных,: Puppi (куколка), Engelchen (ангелочек), Stern (звезда), Prinz
(принц), Riese (великан), Röschen (розочка), Cloun (клоун), Poet (поэт)
и т.д. Для перевода такого рода прозвищ достаточно семантического перевода.
Сюда можно было бы отнести и прозвища, образованные от коннотативных онимов
(Einstein, Pavarotti, Judas, Herkules). Они являются частью мировой культуры,
поэтому бытуют во многих языках, вызывая одинаковые ассоциации. В последнее
время американская киноиндустрия оказывает влияние на многие языки, в том числе
на немецкий и русский. Поэтому перевод таких немецких прозвищ, как Cinderella,
Rockefeller, Dumbo, Rambo не вызывают затруднений, так как они имеют в русском
языке те же узуальные (т. е. устойчивые, постоянно употребляющиеся) эквиваленты.
Однако не все известные немецкой и русской культуре онимы имеют одинаковые
коннотации. Под коннотацией имеются в виду те дополнительные ассоциации, которые
слово вызывает в сознании носителей данного языка. Коннотацию, видимо, не следует
считать в собственном смысле компонентом семантической структуры слова (т. е.
частью его значения); тем не менее ее роль в эмоционально окрашенной речи весьма
велика. Слова с одним и тем же референциальным значением нередко имеют неодинаковую
коннотацию в разных языках, т. е. вызывают у членов разных языковых коллективов
различные ассоциации (или не вызывают никаких). Например, прозвище, образованное
от коннотативного онима "Münchausen". Мюнхаузен в русском восприятии
- путешественник, романтик, добрый шутник, фантазер, а для немца - это враль
и обманщик. То же самое можно было бы сказать и про прозвища, образованные от
имен нарицательных (например, перевод немецкого прозвища Lerchenstenge (жаворонок
+ фамилия Stenge) без соответствующего комментария (человек, носитель этого
прозвища, напоминал жаворонка из-за его подчеркнуто длинных голеней) может вызвать
в русской культуре ассоциацию человека, имеющего привычку рано вставать.
При совпадении референциального значения двух языков имеют место отклонения
в прагматическом значении. С проблемой передачи прагматических значений тесно
связан вопрос о передаче при переводе метафорических и метонимических значений
слов. Как известно, эти значения часто возникают в результате метафорического
или метонимического переноса названия с одного предмета на другой, основанного
на эмоционально-оценочной характеристике данного слова. Исходным пунктом метафорического
переноса нередко служат эмоционально окрашенные сравнительные обороты - узуальные:
mager wie eine Hering (селедка), dick, frech, ulrig wie eine Nudel (лапша) и
окказиональные: naschen wie eine Katze, brummen wie ein Bär и т. д. Такого
рода обороты возникают на основе свойственного всем народам приписывания животным
и неодушевленным предметам человеческих черт и качеств, которые затем как бы
"обратно" переносятся на человека. Следует, однако, иметь в виду,
что не у всех народов одним и тем же животным и неодушевленным предметам приписываются
одинаковые качества; в этой связи "внутренняя форма" такого рода сравнений
в разных языках может быть различной. Так, немецкое Mops помимо его прямого
значения означает еще "ворчун, брюзга", Affe - дурак, эти же существительные
в русском языке имеют другие метафорические значения. Мопсом называют любую
маленькую собачку, обезьяной - человека глупо и бестолково переимчивого, охотника
дергаться, корчиться, ломаться, кривляться. Так, немецкое "Maus" означает
"душка, милочка, любушка", русское же "мышь" метафорически
не употребляется. Кроме того, что немецкое "Käfer" и русское
"жук" имеют различные метафорические значения (ср.: русское "жук"
означает нечестного человека, жулика, немецкое - молодую хорошенькую девушку),
они еще ассоциируются с различным полом. Но такие прозвища не представляют сложностей
для перевода, так как их переносное значение закреплено словарем.
Большие трудности вызывают так называемые "окказиональные прозвища",
например, композиты, в составе которых есть эти метафоры (например, Zollmops
- прозвище таможенника, Kabelaffe - прозвище солдата-связиста, Moosbüffel
(мох + буйвол, невежа грубиян, дурак) - прозвище жителя Верхнего Пфальца или
индивидуальные прозвища Brummbär (ворчун, брюзга), Naschkatze (лакомка),
Crazy nudel (чокнутая). Такие дериваты от "Maus" как "Mausilein",
"Mäusken", "Mäusekind", "Mäuschen",
"Mausi", "Mäuserich" для немца наверняка отличаются
различными оттенками, на русский же язык они переводятся одним - "душка,
милочка, любушка".
Другую сторону проблемы метафоры представляет собой различие эмоционально-оценочных
ассоциаций, связанных с тем или иным образом предмета, явления, живого существа,
традиционно употребляемым как основа метафоры или метафорического сравнения.
Например, мы отмечаем специфику метафорического употребления прозвища Puttfarcken
(состоит из двух нижненемецких слов (Pfütze (лужа) + Ferkel (поросенок)).
В немецком языке этот образ, как правило, связан с положительными оценками типа
"молодой человек, охочий до приключений, бродящий целый день по улице и
не боящийся замараться". В русской традиции "поросенок" ассоциируется
с "толстым, грязным или подлым человеком".
\В некоторых случаях при переводе метафоры следует иметь в виду расхождение
в традиционных ассоциациях, связанных с тем или иным представлением. Например,
в большинстве случаев немецкий эпитет "rot", употребляемый в метафорическом
смысле, может переводиться дословно, поскольку соответствует русской традиции.
Однако в ряде ситуаций метафорические функции эпитета в русском и немецком языках
расходятся, и тогда требуется образная замена: rotschopf - рыжеволосое создание;
die rote Heidi - рыжеволосая Хайди.
Что касается метонимии, то здесь тоже наблюдается расхождение в ассоциациях.
Возьмем такое прозвище, как Feng Kraft (Pfennig + фамилия Kraft). Это прозвище
было дано человеку за то, что он был скуп и гонялся за каждым пфеннингом. Или
прозвище Lockerhosens (Свободные штаны) Ludwig. Так называют человека, который
легко расстается с деньгами, особенно в баре, и не очень надежен в работе. Мало
того, что у русского человека данные прозвища не вызовут никаких ассоциаций
или, скорее всего, совсем другие, здесь еще используется такой стилистический
прием, как синектоха, который в русском языке не так распространен, как в немецком.
Напротив, в немецком языке синекдоха столь же естественна, сколь естественна
метафора.
Еще наибольшую сложность для перевода представляют такой случай метафорического
переноса, как антономасия. Такое прозвище как Lilo должно обязательно сопровождаться
лингвокультурологическим пояснением (дано человеку за внешнее сходство с немецким
актером Лило Вандерс (Lilo Wanders)), иначе оно будет восприниматься как совершенно
чуждое русской традиции имя, неся на себе отпечаток экзотичности.
Восприятие прозвищ в окказиональном употреблении вдвойне может быть затруднено
из-за того, что ассоциативные отношения, организующие национально-культурную
картину мира переплетены с субъективным национально-индивидуальным восприятием
объекта. Например, прозвища Direx, Hood кроме линвострановедческого комментария
нуждаются еще в комментарии автора: Hood - дано учителю, который своими прогрессивными
взглядами внес новую струю в школьную жизнь, чем и сыскал уважение школьников
и неодобрение учителей (аналогия с Робин Гудом); Direx был важным человеком
в школе, имел симпатию учеников (так звали шерифа из Ноттингама из мультфильма
"Аустерикс").
Фразеологизмы, или связанные, устойчивые словосочетания, иногда даже целые
предложения, как правило, обладают либо полностью, либо частично переносным
значением. Основной их особенностью, по мнению многих современных исследователей,
является несоответствие плана содержания плану выражения, что определяет специфику
фразеологической единицы, придает глубину и гибкость ее значению. Эти возможности
коренятся, по-видимому, в самой природе фразеологизма - замкнутом микроконтексте,
в котором реализуются не только формальные связи между планом выражения и планом
содержания такого знака, но и ассоциативно-семантические, причем не обязательно
логически выводимые из самого микроконтекста. Именно эта невыводимость и позволяет
фразеологизму обозначать сложнейшие явления и отношения действительности в емкой
и выразительной форме. Наиболее убедительным доказательством богатых возможностей
фразеологических единиц является то, что их охотно употребляют в качестве прозвищ.
Например, прозвища Der alte(olle) Fritz (русское тяжелое орудие) или индивидуальные
прозвища Mad jellyfish (по-немецки die Miese Qualle (отвратительная медуза)),
Master of Maths, Monopoly Man. Прозвище Mad jellyfish человек получил за то,
что пытался проводить напряженную агрессивную игру, выигрывал только благодаря
хорошо подготовленной медленной игре. Master of Maths (магистр математических
наук) дано человеку за аналитическую игру. Monopoly Man - носитель этого прозвища
в игре всегда получал слишком много жетонов.
При переводе теряется значительная часть информационной насыщенности исходной
фразеологической единицы, в первую очередь достоверность культурно-исторических
ассоциаций, связанных с ней, что можно было бы восполнить лингвокультурологическим
комментарием.
Другим аспектом этой проблемы является сходство фразеологизмов, имеющих разные,
даже противоположные значения. Например, немецкий фразеологизм "weisse
Rabe" (белая ворона) имеет позитивное значение "умный, одаренный человек",
в то время, как русский фразеологизм - негативное значение "непохожий на
других". Переводчика такое внешнее сходство нередко подводит, поэтому нужно
быть внимательным к деталям фразеологического выражения, поскольку соответствия
могут очень далеко отстоять друг от друга по форме. Одним из наиболее сложных
для перевода видов фразеологических единиц являются основанные на современных
реалиях. Одни из них быстро становятся известными и получают широкое распространение,
проникая в международные словари современной культуры; такие фразеологизмы сравнительно
легко распознаются в контексте и переводятся, как правило, посредством калькирования:
Hell's Angels - Ангелы Ада, Ein fliegender Hollender - летучий голландец.
Другие остаются преимущественно внутрикультурными, но, будучи весьма популярными
в рамках исходной культуры, проникают в большое количество текстов и, следовательно,
подлежат в каком-то виде переводу.
Наконец, говоря о фразеологизмах, следует отметить и устойчивые парафразы,
употребляемые как фактические замены того или иного прямого именования предмета,
явления или понятия. Немалые проблемы, в основном культурологического характера,
представляют собой парафразы к названиям стран, городов, известных деятелей
и т. п. Например, для немецкой культуры шутливое "Grosser Heinrich"
безусловно, ассоциируется с Северным морем. Только дословный перевод здесь не
возможен, так как он мало что скажет другой культуре. Переводчику на русский
язык также придется привести культурно-исторический комментарий для такого парафраза-фразеологизма,
как "das nasse Dreieck" (мокрый треугольник). Носителю языка он напоминает
о Первой мировой войне, когда о. Гельголанд был морской крепостью - передовым
пунктом треугольника германских крепостей: Wilhelmshaven, Guxhaven, Helholand
в Северном море, а во Время второй мировой войны - опорным пунктом германского
флота на этом море.
Большие трудности в переводе вызывают прозвища-каламбуры. Каламбур - это шутка,
основанная на смысловом объединении в одном контексте либо разных значений одного
слова, либо разных слов/словосочетаний, тождественных или сходных по звучанию.
Проанализируем следующие этнические прозвища, построенные на игре слов: die
Schweizer (швейцарцы) - прозвище Schwitzer (от schwitzen - потеть) или Die Iren
(ирландцы) - прозвище Die Irrеn (от Irren - ошибаться, заблуждаться), Die Slaven
(словаки) - Die Schlaffen (сони), die Sklaven (рабы). Мало того что при переводе
теряется игра слов, теряется еще и ассоциативная связь образования прозвища.
В заключение хотелось бы сказать, что не все прозвища передаются на русский
язык одинаково. Нами выявлены следующие способы передачи прозвищ: транскрипция,
транслитерация, калькирование и описательный перевод. Прагматическая цель любого
языкового знака - стать понятным. От этого зависит и выбор соответствующего
способа перевода.
