(Материалы конференции, посвященной 90-летию со дня рождения члена-корреспондента
РАН А. Н. Десницкой. - СПб., 2002. - С. 135-139)
В книге М. Е. Cергеенко «Жизнь древнего Рима» (М.-Л., 1964) содержится глава
«У грамматика» (с. 174 и сл.), где читатель находит красочное описание фигуры
римского грамматика и живое изложение методов обучения латинскому литературному
языку. По-видимому, автор впервые правильно прочитала то место у Квинтилиана,
где говорится об учителях грамматики, черпавших свои знания «из старых записей,
составленных учениками, которые слушали лекции знаменитых «профессоров» (quae
profitentium commentariolis vulgata sunt) (I.5.7). Конкретный смысл лаконичного
высказывания Квинтилиана ускользал прежде от внимания исследователей, в известной
мне литературе об античной школе этот пассаж из Квинтилиана нигде не был использован.
Между тем Квинтилиан говорил о самой обычной практике, засвидетельствованной,
в частности, Саллюстием в рассказе о грамматике Пробе, жившем на рубеже I и
II вв. н. э. (24,5). Более того, возникает вопрос, а могли ли грамматики в своем
большинстве вообще учить иначе, как по конспектам лекций ведущих профессоров?
Попробуем ответить на вопрос, что можно считать школьным учебником латыни
и когда собственно он появился? Очевидно, школьным учебником следует считать
прежде всего доступное, удобное для запоминания изложение грамматической теории
с основными парадигмами, - такое, вокруг которого можно было организовать учебный
курс. Думается, что в этом качестве учебник латыни появился лишь в поздней античности.
Судьбе было угодно, чтобы до нас дошли в рукописях V в. списки латинских грамматических
руководств той поры. Ряд сочинений позднеантичных грамматиков мы знаем по рукописям
VIII-IX вв. Мы обладаем, таким образом, достаточно надежным материалом, как
для реконструкции творчества грамматиков предшествующего периода, так и для
того, чтобы попытаться установить некоторые вехи в истории создания первого
школьного учебника латыни, получившего общее признание.
Между тем подлинная грамматическая теория сложилась намного ранее, в основном
в период так называемой «серебряной латыни», т. е. в I и II вв. н. э. В I в.
н. э. одновременно действовали Реммий Палемон, учитель Квинтилиана и поэта Персия,
и Плиний Старший, несколько позднее Проб из Бейрута, между 117 и 138 г., в период
правления императора Адриана, учил Теренций Скавр. Cочинения этих грамматиков
нам известны лишь по цитатам и ссылкам, которые содержатся в трудах позднейших
грамматиков, IV и следующих веков. Дошедшие до нас мнения на званных грамматиков
касаются почти исключительно служебных частей речи, конкретных лексических форм,
либо самых общих вопросов: о том, что есть речь, имя, буква, каковы паузы при
чтении и т. п. При классификации именных и глагольных форм, т. е. в основном
разделе грамматики, позднейшие грамматики упоминают лишь вскользь Проба и Плиния.
По-видимому, рукописи с грамматическими трудами Палемона, Плиния Старшего и
Скавра не пережили поздней античности, но можно отметить использование сочинений
Проба в IX в.
Можно указать ряд причин столь малого внимания потомков к творчеству выдающихся
грамматиков и эрудитов I и II вв. н. э. Во-первых, можно сомневаться в том,
оставили ли после себя Палемон, Проб и Скавр учебники в виде законченных произведений.
Современник Проба Светоний со всей решительностью утверждает, что тот издал
самостоятельно лишь немногое из материалов своих лекций: nimis pauca et exigua
de quibusdam minutis quaestiunculis edidit (24,5). Судя по наличию авторских
вариантов учебников, составленных в поздней античности (Сакердота, Палладия,
Помпея и других), и в особенности по тематическим повторам, а вместе с тем и
решительным противоречиям в изложении одной и той же темы, нередким, к примеру,
на страницах учебников Диомеда (cм. «verba confusa», Gramm. lat. ed.
H. Keil, I, 346, 14; 358, 21 sqq.; 387, 10), Помпея (см. «aptota - monoptota»,
ibid., V, 171, 34 sqq.), грамматического труда Макробия (см. «formae sive species
verborum», ibid., 625, 23 sqq.; 649, 27 sqq), учебники ходили как запись
разновременных учебных курсов. Их не было принято издавать подобно выдающимся
литературным произведениям. Об этом свидетельствует и курсивный характер письма
древнейших рукописей с грамматическими текстами.
Из чего состояли учебные материалы, доставшиеся в наследство следующим поколениям
от грамматиков I-II вв.? Довольно точно установлено, что Харизий, преподававший
в третьей четверти IV в н. э., воспроизвел в своем учебнике имевшиеся у Палемона
и Проба парадигмы спряжения глаголов с рядом конкретных примеров. Разумеется,
эти парадигмы в известной мере отражали теоретические воззрения древних грамматиков,
но весьма вероятно, что среди учебной литературы они ходили самостоятельно,
теоретические же выкладки их авторов если при этом и присутствовали, то в усеченном
виде.
В процессе преподавательской деятельности грамматики не только готовили отдельные
практические материалы для последующего использования, но и писали специальные
трактаты по конкретным вопросам, вызывавшим споры. По сути дела такого рода
трактат, где рассматривались некоторые особенности склонения имен и образование
форм перфекта у глаголов, представляет собой учебник Фоки Ars de nominе et verbo,
по-видимому, самый ранний из дошедших до нас учебников (возможно, первая треть
III в.). Как законченные произведения, рассчитанные на чтение и использование
в виде справочников, составлялись подборки лексических форм, принятых в литературном
языке, но отступавших от общих норм.
Одни авторы, как, например, Юлий Цезарь, который стремился навести порядок
не только в государственных делах или в летоисчислении, но и в письменном языке,
предлагали наиболее верный, на их взгляд, выбор из числа вариативных форм. В
конце II - начале III в. н. э. подобный опыт повторили грамматики Флавий Капр
и Юлий Роман. В I в. до н. э. Панса предложил определенную классификацию аномальных
форм, он тоже имел своих подражателей. Многие авторы, однако, были увлечены
и простым собиранием аномальных и редких форм. Так, пожалуй, обстояло дело с
De dubiis sermonis Плиния Старшего, с трудом Проба De inaequalitate consuetudinis,
и в частности, с главой De dubiis perfectis, так было с трудом Капра De dubiis
generibus, и с разделом De indiscretis generibus в дошедшем до нас cочинении
Нония Марцелла De compediosa doctrina (начало IV в. н. э.). Для всех сочинений,
так или иначе касавшихся своеобразных лексических форм, был весьма характерен
простой алфавитный порядок в расположении материала. Дошедшая до нас ученая
литература о лингвистических курьезах довольно богата. Всякого рода справочники,
как мы ви-
дим, ценились и были в широком употреблении, но ни один из них не мог выполнять
роль настоящего учебника.
В своих учебных курсах видные грамматики I-II вв. н. э. развивали и собственные
воззрения на общую систему грамматических знаний, их курсы, как уже было отмечено,
записывались, но ставили ли эти грамматики перед собой задачу написания общего
свода грамматических знаний? Мог ли такой свод иметь применение в реальном преподавании?
Основные грамматические категории только разрабатывались, одни грамматики вели
против других сокрушительную полемику. Так, несомненно, было в случае с Палемоном,
Плинием Старшим и Пробом. Если принять во внимание и то, что письменная передача
теоретических выкладок ведущих грамматиков была мало упорядочена, то станет
понятным, что обыкновенный грамматик оказывался в состоянии полнейшей растерянности
перед грудой определений, которые плохо согласовывались между собой.
Предпочтение отдавалось живой традиции преподавания латыни, где, хоть в какой-то
степени, на основе хотя бы самых поверхностных критериев, теоретический материал
был сведен к некоему единообразию. В этой традиции, во многом устной, материал,
почерпнутый у великих грамматиков, превращался в общее достояние, становился
анонимным. Когда в руки грамматиков попадали подлинные тексты выдающихся предшественников,
они кроили их по собственному усмотрению. Даже грамматик Харизий, попытавшийся
в третьей четверти IV в. восстановить ученую традицию, произвольно обрывал свое
переложение глав чужих учебников, как только это занятие начинало его утомлять
(ср. “de coniunctione”, ed. K. Barwick 297, 25; “praepositiones” sec. Jul. Rom.,
ibid., 310, 26).
Влиятельные грамматики периода культурного упадка, начавшегося в конце II
в. н. э. и продолжавшегося все следующее столетие, были сугубыми практиками.
В свои определения разрядов грамматических форм они непременно вводили арифметический
счет, способствовавший более успешному заучиванию материала учащимися (Фока,
Коминиан, Палладий). Они решительно ограничивали спектр значений употребительных
терминов. Случалось при этом, однако, что в угоду изменившимся представлениям
об определенной грамматической категории они наделяли термин значением, противоположным
изначальному, противным самой этимологии слова. Так было с греческими терминами
aptota и monoptota и латинским термином neutra. Тем не менее такие новые значения
терминов, как и новые упрощенные классификации грамматических форм, закреплялись
надолго.
В этой обстановке и был написан, по-видимому, первый учебник, содержавший
краткое изложение всей системы грамматических знаний с набором наиболее показательных
примеров. Этот учебник принадлежал Коминиану, учившему, как можно предположить,
в третьей четверти III в. в г. Риме. Значительные фрагменты этого учебника воспроизвел
с упоминанием имени автора Харизий, учивший, как было сказано, в третьей четверти
IV в.. Примеры использования тех же частей учебника Коминиана находим и в трудах
грамматиков более раннего времени, конца III и первой половине IV в.. Однако
учебник Коминиана едва ли дожил до конца античности. Немногим более удачной
была судьба другого краткого пособия по латинской грамматике, которое ученая
традиция связывает с именем Максима Викторина. Этот учебник, составленный в
первой четверти IV в., дошел до нас в двух версиях, построен он в форме вопросов
и ответов, которую затем использовал Донат.
В IV в. в связи с основанием новой столицы на Востоке Римской империи, в связи
с бюрократизацией власти и чисто языковыми переменами, поддержание традиций
литературного латинского языка и системы филологического образования стало предметом
попечения верховной власти. Уже на пороге этих перемен, на рубеже III-IV вв.
Сакердот и Палладий, иначе называемый Пробом Младшим, представили опыт развернутой
записи своих учебных курсов. Во второй четверти IV в. на основе своих лекций
и ученых трудов Диомед составил обширное пособие по основным разделам латинской
грамматики. Диомед имел возможность раскопать подлинные тексты выдающихся грамматиков
прошлого и широко их использовал. Вскоре Харизий написал собственную исправленную
и дополненную версию учебника Диомеда. Труды Диомеда и Харизия были, однако,
слишком громоздки, чтобы их можно было положить в основу школьного преподавания
грамматики, в каждом из них высказывались и приводились весьма разноречивые
суждения.
В этих условиях возникла необходимость создания нового краткого школьного
пособия, где были бы учтены находки того же Диомеда. Так, примерно в одно время
с учебником Харизия появился знаменитый учебник Доната, содержавший выжимки
грамматической теории без примеров для практических упражнений. При всех грубых
промахах автора этот учебник затем на протяжении тысячи и более лет оставался
символом латинской школьной грамматики и составлял то ядро грамматической премудрости,
вокруг которого строились все ученые комментарии. Как известно, в Средние века
выражение «знать своего Доната»
означало определенное владение латинским языком.
