АЛБАНСКИЙ ЯЗЫК В АРЕАЛЬНО-ТИПОЛОГИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ
(Синтаксические отношения и структура аргументов. - Казань, 2004. - С. 203-205)
0. В последнее время албанский язык начал привлекать внимание типологов (см.,
например, Plank 1995; Koptjevkaja-Tamm 2003; и др.). Интерес к албанскому определяется,
по крайней мере, двумя обстоятельствами.
Во-первых, албанский является центральным языком Балканского языкового союза
и, тем самым, представителем одного из ареалов, определяющего лингвистический
ландшафт Европы. Во-вторых, ряд грамматических черт албанского имеют типологически
достаточно редкий характер (см., например, Plank 1995: 75).
Говоря о балканских чертах албанского следует заметить, что сам по себе набор
балканизмов не представляет собой, по всей видимости, пучка сущностно связанных
между собой признаков. В историческом плане, они в достаточной степени гетерогенны.
1. Происхождение некоторых из балканизмов не является сложной исторической
проблемой. Это относится, например, к распространению аналитического будущего,
образованного с помощью неизменяемой частицы, восходящей к глаголу желания.
Типологическая банальность подобной конструкции, а также то обстоятельство,
что практически во всех балканских языках она сосуществует с другими формами
будущего, позволяет предположить, что ее распространение могло идти по балканской
территории через различные двуязычные зоны путем своеобразной цепной реакции
(см. Fiedler, 1989).
Cюда же можно отнести и группу балканизмов, возникающих “когда носители различных
языков пытаются общаться друг с другом наиболее эффективным образом” (Friedman,
1994: 86). В. Фридман указывает, что место подобных балканизмов (самый яркий
из них местоименное удвоение дополнений) “в системе различных (балканских -
А.Р.) языков может быть описано в терминах континуума”, в некоторых языках эти
явления определяются прагматическими факторами, в других более или менее грамматикализованы
(там же). По всей видимости, балканизмы подобного типа могут распространяться
достаточно быстро. К подобным “прагматическим” балканизмам относится, возможно,
и балканский эвиденциалис. В этой связи становится менее неправдоподобной возможность
турецко-османского влияния на его возникновение и/или развитие (см. там же:
79-86), хотя детали этого процесса остаются неясными. Любопытно, что в балканских
языках существуют и другие синтаксические черты, вероятно, османского происхождения,
также относящиеся к “эмотивной” сфере функционирования языка.
2. С другой стороны, исторические обстоятельства возникновения ряда явлений,
традиционно включаемых в круг балканизмов, представляют серьезную проблему.
Сюда относятся прежде всего чрезвычайно глубокие схождения в строении именной
парадигмы и функционирования именной группы в целом, существующие между албанским
и восточнороманскими языками, включающие, в частности: наличие в обоих языках
постпозитивного артикля; сходство в строении падежной парадигмы, например, меньшее
количество падежей в неопределенном склонении, нежели в определенном; наличие
в посесивных конструкциях специального элемента, занимающего особую синтаксическую
позицию, и в то же время согласующегося с ядерным словом в роде, числе, падеже
и частично определенности/неопределенности (элемент этот абсолютно обязателен
в албанском и синтаксически обусловлен в румынском); наличие аналогичного элемента
в адъективной именной группе (в албанском он тождественен посессивному показателю,
в румынском - нет); сходство в оформлении именной группы (маркируется падежными
окончаниями и показателем определенности первый член синтагмы, независимо от
того, выражен ли он прилагательным или существительным).
Часть этих сходств разделяет и болгарский.
При интерпретации этих схождений возникает несколько вопросов.
a) Поскольку они явно не случайны, встает вопрос о том, какой язык является
источником влияния. Традиционно в качестве такового постулируется албанский,
что определяется двумя обстоятельствами.
Во-первых, в албанском все вышеперечисленные явления выступают более последовательно
и с меньшим диалектным разнообразием. Во-вторых, - и это более существенно -
то, что мы имеем в восточнороманском, достаточно сильно отличается от особенностей
строения и функционирования именной группы в других романских языках Что касается
болгарского, то имеются все основания полагать, что он мог испытать в этом плане
влияние восточнороманского.
б) Если мы принимаем идею о генезисе рассмотренных выше явлений (или части
из них) в албанском, то возникает необходимость понять, как возникла эта достаточно
своеобразная система в самом албанском.
Высказывались соображения как о типологически редком способе устройства генитивной
конструкции, представляющем особый подтип Suffixaufnahme или двойного падежного
согласования (Plank 1995: 75), так и об ареально относительно обособленном положении
албанского (и румынского) в этом отношении среди языков европейского ареала
(Koptjevskaja-Tamm 2003). При этом в историческом плане формирование албанской
генитивной и адъективной именной группы имеет определенные индоевропейские параллели
(формирование членных прилагательных в балто-славянском, противопоставления
сильных и слабых прилагательных в связи с формированием категории определенности
в германском, изафетных конструкций в иранском).
В последнее время предпринимаются попытки рассмотреть албанско-восточнороманские
схождения в области имени на более широком ареально-типологическом фоне. Так,
Ю. Кузьменко пытается объяснить возникновение постпозитивного артикля в и.-е.
языках (балканских, скандинавских, армянском) контактным влиянием языков с поссесивным
склонением (Kuzmenko 2003). В отношении балканских языков речь идет о доосманских
тюрках, исчезнувших на Балканах, не оставив существенных языковых следов. Посессивные
суффиксы тюркских диалектов могли быть отождествлены с указательными местоимениями
балканских языков, иногда оказывавшимися в постпозиции. Это отождествление могло
привести к их закреплению в постпозиции, далее постулируются процессы грамматикализации,
приведшие к современному состоянию.
Разумеется, гипотеза Кузьменко оставляет много нерешенных вопросов как исторического,
так и собственно лингвистического характера. Один из самых главных - почему
влияние, проявившееся главным образом в стабилизации определенного порядка значащих
элементов, не выявилось на уровне порядка составляющих именной группы - в албанском
и румынском порядок этих элементов (вершина - зависимое) прямо противоположен
тюркскому. Не отвечает эта гипотеза и на вопрос о влиянии балканских языков
друг на друга.
Вместе с тем, надо отметить, что балканские языки, действительно, территориально
примыкают к обширному “изафетному” (в широком понимании термина, включая и тюркский
посессивный изафет) ареалу, в тоже время отличаясь по способу выражения посессивных
отошений от большинства европейских языков. Если все же видеть в “ареальном”
отражение пусть древних, но конкретных контактных ситуаций и признать возможность
хотя бы минимального “восточного” влияния на образование албанских и восточнороманских
поссесивных и адъективных конструкций, то мы получим достаточно любопытную с
типологической точки зрения ситуацию: при определенном структурном подобии изафетные
конструкции иранского типа представляют собой ярчайший образец вершинного маркирования
в именной группе (ср. также вершинно маркированные посессивные конструкции в
семитских языках), соответствующие тюркские и венгерские конструкции могут быть
охарактеризованы как отличающиеся двойным маркированием, тогда как балканские
конструкции скорее сохраняют маркирование зависимостное (см. Koptjevskaja-Tamm
2002).
Очень перспективным представляется в этой связи сопоставление балканских черт
с характерными языковыми чертами других ареалов Европы и - шире - Евразии. Внимательное
ареально-типологическое рассмотрение циркумбалтийского ареала (Dahl & Koptjevskaja-Tamm
2001) показало, что имеются черты, объединяющие его с Балканским языковым союзом
(в высокой степени свободный порядок SVO, возможно, наличие эвиденциала), таким
образом оба ареала представляют как бы переходную зону между Standard Average
European языковым типом и типом, представленным в центрально-евразийских языках
(см. Koptjevskaja-Tamm, Walchli 2001 728-733).
Что касается албанского языка, то он, несомненно, нуждается в подробном типологическом
изучении. Это касается, в частности, его глагольной системы. Будучи гораздо
более близкой, чем именная к SAE типу, она демонстрирует тем не менее, ряд довольно
интересных явлений (это относится: например: к достаточно поверхностно описанным
способам выражения залоговых отношений).
Литература
Dahl O. & Koptjevskaja-Tamm M. 2001 // O. Dahl &
M. Koptjevskaja-Tamm (eds.). Circum-Baltic languages. v. 2, Amsterdam/Philadelphia:
John Benjamins, p. 615-750.
Fiedler W. 1989. Zur Arealtypologie der Futurbildung in den Balkansprachen.
In: Linguistische Studien. B. 92. Reihe A. 70-109.
Friedman, V. 1994. Variation and grammaticalization in the development of
Balkanisms. In: Katherine Beals et al. (eds.). Papers from the 30th Regional
Meeting of the CLS, Vol. 2. Chicago: CLS, 101-115.
Koptjevskaja-Tamm, M., Walchli B. 2001. The Circum-Baltic languages. An areal-typological
approach // O. Dahl & M. Koptjevskaja-Tamm (eds.). Circum-Baltic languages.
v. 2, Amsterdam/Philadelphia: John Benjamins, p. 615-750.
Koptjevskaja-Tamm, M. 2003. Possessive noun phrases in the languages of Europe
// Fr. Plank (ed.) Noun Phrase Structure in the Languages of Europe. Mouton
de Gruyter.
Kuzmenko, Ju.K. 2003. Die Quellen der Artikelsuffigierung in den Balkansprachen
// Актуальные проблемы балканистики. М.
Plank, F. 1995. Introduction // Plank, F. (ed.). Double Case. Agreement by
Suffixaufnahme. New York - Oxford: Oxford University Press.
