1. Всякий, кто пытается углубиться в теоретические основы культуры, сталкивается
с трудностью определения таких понятий, как миф и символ. Эта трудность лежит
не в существе понятий, поскольку интуитивно все мы отличаем миф от не-мифа и
символ от не-символа, но именно в сложности их экспликации. Получается совсем
по Августину Блаженному, пока я не думаю о времени, я знаю, что это такое, но
чем больше я размышляю о нём, тем больше запутываюсь.
2. Думается, что сложность определения мифа и символа заключается в том, что
это под этими категориями понимаются если не противоположные, то всё же далеко
отстоящие друг от друга сущности. У студентов-филологов есть игра, в которой
первокурснику предлагается дать определение слову "слово". Естественно, такое
определение оказывается невозможным, поскольку нет слова вообще, а есть
слово фонетическое, лексическое, семантическое, синтаксическое, графическое
и т.д. До тех пор, пока мы не уточним, о каком слове идёт речь, всякие
рассуждения лишены какого-либо смысла. Точно так же дело обстоит и с разбираемыми
здесь понятиями. Одни, говоря о мифах, имеют в виду определённые ритуальные
или магические действия, другие - мифологические тексты, третьи - современные
мифы в их оппозиции к архаическим, четвёртые - персональные (индивидуальные)
мифы в противовес коллективным и т.д. Под символом одни понимают первоначальные,
неясные и туманные отношения образа к идее (Гегель), другие - высший тип отношения
знакового средства к сигнификату в отличие от более низких знаков-иконов и знаков-индексов
(Ч. Пирс), третьи - определённые знаки трансцендентного мира, сигнализирующие
о третьем пути познания: не чувственном, не рациональном, а мистическом (В.
С. Соловьёв, П. А. Флоренский, Андрей Белый и др.).
3. Я полагаю, что при всех различиях в понимании мифа и символа, обусловленных
различными культурными традициями, в рамках теоретической семиотики возможно
достаточно широкие определения обоих понятий и установление связей между ними.
Я также думаю, что диахронически миф и символ представляют различные стадии
развития языка как семиотической системы и что именно это обстоятельство создаёт
иллюзию их сходства в синхронном разрезе.
4. Вполне вероятно, что с точки зрения семиотики миф представляет собой нулевую
ступень семиозиса, на которой основные соссюровские оппозиции выступают в виде
тождеств. В самом деле, язык мифа является и его речью, поскольку он целиком
и без остатка реализуется в мифологическом представлении ритуале или мифологическом
тексте; с другой стороны, индивидуальное использование мифа делает его мифологичным
только благодаря этой знаковой системе. В мифе нет противопоставления диахронии
и синхронии, миф панхроничен, события мифа происходили где-то давным-давно,
но они регулярно повторяются здесь и сейчас. Наконец, элементы мифологической
парадигмы реализуются в синтагме не в свободной (в отличие от языка), но в жёстко
определённой последовательности. Так, элементы схемы инициации: отлучка-испытание
(иногда связанное с искушением), при которой испытуемый оказывается на грани
жизни и смерти, либо умирает) - преображение (связанное с воссозданием или воскресением
иницианта в новом качестве) происходят только в данной последовательности, любые
Vorgeschichte или Nachgeschichte здесь принципиально исключены именно потому,
что миф - доязыковое образование; мифы разных народов идентичны и не привязаны
к конкретной системе того или иного естественного языка.
5. Очень возможно, что всякий естественный язык начинается с символа, который
и есть первая значимая точка отрыва языка от мифа. Согласно Ч. Пирсу, символы
- это конвенциональные (т. е. установленные соглашением) отношения знака и значения.
Конвенциональность отличает знаки-символы от иконических, основанных на подобии
знака и предмета, и индексов, в основе которых лежат отношения смежности. Все
естественные языки, которыми пользуется человечество, имеют преимущественно
символический характер и этим отличаются от языка животных, где доминируют иконические
и индексальные знаки. Вот почему на первой стадии развития языка почти любое
слово является символом, исключения составляют некоторые междометия и звукоподражания.
6. В отличие от символов первого порядка существуют символы второго порядка.
По определению Ю. М. Лотмана, такой символ - знак, планом содержания которого
является другой знак, как правило, культурно более значимый, что ведёт к нейтрализации
первичного значения. Именно знак-символ второго порядка превращает естественный
язык из технического средства коммуникации в культурное образование, приводящее
к резкому усложнению образуемых им высказываний, требующих для интерпретации
не только знания естественного языка, но и определённого культурного горизонта.
7. Наконец, на поздних стадиях развития языка и культуры складывается символ
третьего порядка. Этот символ, по выражению С. С. Аверинцева, указывает на выход
образа за собственные пределы, на присутствие некоего смысла, нераздельно слитого
с образом, но ему не тождественного. Такой символ не может быть дешифрован простым
усилием рассудка. Он требует не простого опознания в качестве культурного знака,
но активного вживания в его внутреннюю структуру со стороны воспринимающего.
Значение символа третьего порядка в определённой степени виртуально, оно не
может быть опознано как проекция ни на плоскость существующего естественного
языка, ни на плоскость "языка культуры": оба плана значений оказываются здесь
нейтрализованными. В высказываниях, использующих символы третьего порядка, (например,
в авангардистской поэзии), наблюдается резкое возрастание семиотичности, вызывающее
интерес к знаку как таковому, а не к его коммуникативной функции. Стремление
современных интерпретаторов заново дешифровать тексты ушедших эпох, установить
их эзотерический (в противоположность экзотерическому) смысл - важнейшая черта
культуры XX-XXI веков.
8. Таким образом, символ третьего порядка завершает развитие языковой системы.
Прослеживая семиозис от нулевой ступени - мифа - мы поднимаемся к его третьей
стадии, связанной с тем, что всякий раз для создания нового высказывания символ
изобретается вновь, а количество символов (в отличие от ограниченного числа
мифологических схем) теоретически стремится к бесконечности.
9. То, что в плане диахронии представляется как символическое восхождение
языка, связанное с усложнением его семиотики, в плане синхронии можно представить
в виде замкнутой окружности, вектор которой направлен от нулевой точки языка
- т. е. мифа - к завершающей точке - символу третьего порядка. Естественно,
прослеживая путь, обратный этому вектору, мы наблюдаем, что крайние точки движения
оказываются столь близкими друг другу, что это неизбежно создаёт иллюзию совпадения
символа и мифа. Ведь оба высказывания: что расстояние от моего дома до соседнего
равно 100 м - и расстояние от моего дома до соседнего равно окружности
земного шара минус 100 м - в равной степени являются истинными.