(История всемирной литературы. - Т. 5. - М., 1988. - С. 366-367)
Своей «Табелью о рангах» Петр I узаконил практику вовлечения в ряды правящего
дворянского класса и интеллигенции нужных и полезных государству людей из других
сословий. Выходцами из социальных низов были двое из наиболее видных зачинателей
русской литературы XVIII в. - Тредиаковский и Ломоносов. Одушевленные пафосом
строительства новой русской культуры, отличаясь повышенной восприимчивостью
к идеям западноевропейского Возрождения и Просвещения XVIII в., они стремились
пробудить умы своих современников, чтобы, обогатив русскую культуру достижениями
культуры европейской, поставить ее на один уровень с передовыми культурами народов
Запада, подготовить к свободному творческому соревнованию с ними.
Учено-литературная деятельность «пиита» и переводчика при Академии наук, а
с 1745 г. профессора латинской и русской «элоквенции» Василия Кирилловича Тредиаковского
(1703-1769) была подчинена стремлению достойно послужить «досточтимым по гроб
соотечественникам». Человек необыкновенной эрудиции он завершил образование
в Сорбонне, куда добрался пешком из Гааги), Тредиаковский стал талантливым и
трудолюбивым филологом.
Сын астраханского священника, Тредиаковский в детстве был отдан в школу католических
монахов-капуцинов. Отказавшись от церковной службы, он бежал в Москву, где учился
в Славяно-греко-латинской академии (1723-1726), а затем отправился в Голландию
и Францию. В 1730 г., вернувшись в Россию, он дебютировал переводом галантного
романа французского писателя XVII в. П. Тальмана «Езда в остров любви», к которому
приложил собственные любовные стихи на русском и французском языках. Внешне
парадоксален, но вполне закономерен тот факт, что русские стихи еще весьма тяжеловесны,
тогда как французские стоят на уровне салонной лирики второстепенных французских
поэтов. Роман и стихи, написанные самым «простым» слогом, с сознательным намерением
избежать «глубокословныя славенщизны», имел огромный успех у современников.
В 1735 г. вышел трактат Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению
российских стихов с определениями до сего надлежащих знаний». Трактат этот,
в котором Тредиаковский изложил также систему литературных жанров классицизма
и дал первые в русской поэзии образцы сонета, рондо, мадригала, оды, положил
начало реформе русского стихосложения. Тредиаковский указал в нем, что «способ
сложения стихов» зависит от природных свойств языка. Силлабика пригодна для
языка с постоянным ударением. Поскольку в русском языке ударение не закреплено
за определенным слогом, стихосложение в нем должно быть подчинено иному принципу
- правильного чередования ударных и безударных слогов. Тредиаковский ссылался
при этом на «поэзию нашего простого народа», в которой он усматривал «слатчайшее,
приятнейшее и правильнейшее разнообразных ее стоп... падение». Но обоснование
силлабо-тонического стихосложения сопровождалось Тредиаковским стеснительными
ограничениями. Силлабо-тонический принцип он считал применимым лишь к наиболее
часто использовавшемуся в то время одиннадцати- и тринадцатисложному стиху,
не распространяя его на стихи более короткие, где сохранял верность принципу
силлабики. Возражал Тредиаковский и против введения трехсложных стоп, а из двухсложных
предпочитал хорей. Отдавая преимущество женской рифме, Тредиаковский не допускал
чередования женских и мужских рифм в пределах одного стихотворения. Эти ограничения
были оспорены молодым Ломоносовым, выступившим в 1739 г. со своим гениальным
«Письмом о правилах российского стихотворства». Здесь он широко обосновал принцип
силлабо-тоники в полном объеме и указал на огромные возможности русского ямбического
стиха. Переиздавая впоследствии трактат под измененным заглавием - «Способ к
сложению российских стихов против выданного в 1735 годе исправленный и дополненный»
(1752) - и перерабатывая одновременно свои ранние стихотворения, Тредиаковский
принял реформу Ломоносова.
Тредиаковскому принадлежит также ряд трактатов, посвященных отдельным жанрам
(«Рассуждение об оде вообще», «Предъизъяснение об ироической пииме», «Рассуждение
о комедии вообще»), где он развивал идеи, легшие в основу формирующегося русского
классицизма. Главной опорой для автора этих трактатов, кроме наследия античной
поэтики, послужило «Поэтическое искусство» Буало, переведенное Тредиаковским
в 1752 г. на русский язык, как и «Послание к Пизонам» Горация. Образец торжественной
похвальной оды Тредиаковского - «Ода торжественная о сдаче города Гданска» (1734)
- был подражанием оде Буало «На взятие Намюра».
Важным памятником просветительной деятельности Тредиаковского был занявший
более двадцати лет перевод «Древней истории» (10 томов; 1749-1762) и «Римской
истории» (16 томов, 1761-1767) Ш. Роллена, лекции которого он слушал в Париже.
Перевел он также «Историю о римских императорах» (4 тома; 1767-1769), написанную
Ж.-Б. Кревье, учеником и продолжателем Роллена. На этих книгах, посвященных
бурным событиям древней истории, воспитывалось несколько поколений русских читателей,
черпавших из них примеры героических подвигов, патриотического и гражданского
долга, соответствующие созвучному эпохе классицизма строю этических и эстетических
понятий.
«Петровы лета» были в глазах Тредиаковского началом новой отечественной культуры.
Идеалом его был монарх, следующий по стопам Петра. Такого монарха Тредиаковский
воспевает в своих одах, прославляет в переводе политико-аллегорического латинского
романа шотландского писателя XVII в. Дж. Барклая «Аргенида» (перевод напечатан
в 1751 г.) - опыте высокого прозаического слога - и других произведениях. Стремясь
дать образцы разных поэтических жанров, Тредиаковский пишет философскую поэму
«Феоптия» (1750-1753) (часть его стихов восходит к прозаическому трактату Фенелона
«О существовании и атрибутах бога»), создает стихотворное переложение «Псалтири»
(1754), впрочем оставшиеся в рукописи. В поэме «Тилемахида» (1766) - стихотворной
обработке романа Фенелона «Приключения Телемака» - Тредиаковский выступает как
один из инициаторов создания жанра классицистической героической эпопеи и в
то же время как основоположник русского гекзаметра.
Теоретик стиха, неутомимый экспериментатор, ученый-филолог, Тредиаковский,
по словам Белинского, «брался за то, за что прежде всего должно было браться».
Но решить те неотложные задачи, которые стояли перед русской литературой, было
суждено не ему, а Ломоносову.
