(Мировая культура XVII-XVIII веков как метатекст: дискурсы, жанры, стили. -
СПб, 2002. - С. 84-86)
Со времен романтизма принято было видеть в Лафонтене продолжателя национальных
традиций эпохи Возрождения. Представители романтической критики называли автора
«сказок» и басен поэтом XVI века, «случайно заброшенным в XVII столетие» (Girardin
S.-M., Chasles Ph. Tableau de la litterature française au XVI s. P., 1829. P.
250). Эту точку зрения разделял и Ш.О. Сент-Бев (Sainte-Beuve Ch. Critiques
et portraits litteraires. P., 1832. T. 2. P. 103). Позже, в эпоху формирования
культурно-исторической школы национальное, «галльское» начало подчеркивал в
произведениях Лафонтена И. Тэн (Taine H. Essai sur les fables de La Fontaine.
Strasbourg, 1859. P. 61).
Но уже с конца XIX в. стало традиционным при сравнении «сказок» с ренессансными
источниками подчеркивать их ущербность на фоне оригинала (Lafenestre G. La Fontaine.
P., 1895. P. 138). Эту традицию унаследовал крупный специалист по творчеству
Лафонтена середины XX в. П. Кларак (Clarac P. La Fontaine. P., 1959. P. 57),
полагавший, что Лафонтен выхолащивает содержание ренессансной новеллы, приспосабливая
ее ко вкусам светской публики.
На этом фоне важным был осуществленный А. Аданом поворот к сопоставлению «сказок»
с господствующей в середине XVII столетия повествовательной традицией. Адан
утверждал, что обращение Лафонтена к ренессансной новеллистке следует рассматривать
как следствие его оппозиционности по отношению к прециозной литературе и стремление
приблизить ее к национальным корням (Adam A. Histoire de la litterature française
au XVII s. T. IV. P., 1954. P. 29). Сопоставление «сказок» Лафонтена с ренессансными
источниками было основным методом в книге Д. Лаппа, настаивавшего на близости
миросозерцания французского поэта философии Рабле и Монтеня (Lapp J. The esthetics
of negligence. La Fontaine’s contes. L., 1971. P. VIII).
В самом деле, обращение Лафонтена к ренессансной традиции было принципиально
для него и свидетельствовало о его глубокой привязанности к ренессансной культуре,
идеи которой он наследовал и стремился сделать достоянием своих современников.
В то же время, обращаясь к ренессансным источникам, поэт их значительным образом
переосмысливал и приспосабливал ко вкусам и представлениям своей эпохи.
Так, разрабатывая сюжет Ариосто в своей первой «сказке» «Джокондо», высоко
оцененной Буало, Лафонтен, с одной стороны, утверждал мысль итальянского поэта
о природном равенстве людей, с другой, рассматривал естественное для человека
стремление к чувственным наслаждениям без характерного для Возрождения пафоса
реабилитации плоти и раскрепощения человека, видя в нем проявление скорее человеческой
слабости и зависимости от законов природы, чем свободы.
Как человеку XVII столетия, Лафонтену свойственно было остро ощущать необходимость
«подчинения отдельной человеческой индивидуальности общим, внеличным, внешним
силам» (Виппер Ю.Б. Когда завершается эпоха Возрождения во французской литературе
// Типология и периодизация культуры Возрождения. М., 1978. С. 152), будь то
природный закон или политическая власть.
Если ренессансному поэту, воспевающему стремление человека к чувственным радостям,
свойствен энтузиазм, то поэту XVII столетия - скепсис. Чувства, не контролируемые
разумом, достойны лишь снисходительного отношения, по мнению представителя рационалистического
XVII столетия. Если, как писал Л.Е. Пинский, «рассказчики Ренессанса на тысячах
примеров показали, как постепенно освобождается человеческая инициатива» (Пинский
Л.Е. Реализм эпохи Возрождения. М., 1967. С. 147), то «сказки» Лафонтена скорее
говорят о несовершенстве человека.
Буало, рассматривая «сказку» «Джокондо», как основное ее достоинство хвалил
единство стиля, утверждая таким образом принадлежность Лафонтена к литературе
классицизма 1660-х годов. У французского поэта критик находил более здравого
смысла, правдоподобия и благопристойности, чем у итальянского (Boileau N. Oeuvres
completes. P., 1966. P. 310-312).
Действительно, разрабатывая в четырех сборниках «сказок» сюжеты новелл Д.
Боккаччо, Л. Ариосто, Н. Макиавелли, М. Наваррской, Б. Деперье, Ф. Рабле, сборника
«Сто новых новелл», Лафонтен в большинстве случаев сокращал текст, упрощал фабулу,
ориентируясь на новые вкусы публики.
В «сказках» проявились также классицизирующие тенденции рационалистического
построения сюжета и характеров. Характер ряда персонажей разработан с присущей
классицизму однолинейностью, представляет собой «социально-моральный тип», как
определяла Л.Я. Гинзбург эту разновидность литературного героя.
В «сказках» Лафонтена, как и в ренессансной новелле, присутствуют сатирические
мотивы, но французский поэт при этом с помощью злободневных намеков тонко и
неназойливо модернизирует свой материал, создает сатирические портреты своих
современников и описывает нравы современных ему судейских, дворян, служителей
церкви. При этом французский поэт снижает ренессансные образы, превращая героев
Боккаччо из крупных личностей, наделенных сильными страстями или демоническим
коварством, в обычных людей, как в «сказках» «Избитый, но довольный рогоносец»
и «Феронд, или чистилище» (Ермоленко Г.Н. «Сказки» Лафонтена: К проблеме жанра
и метода. Дис. канд. филол. наук. М., 1982).
От новеллистики Возрождения, в которой уживались «стремление к идеализации
действительности вплоть до мифологизации и к воссозданию ее во всей жизненной
конкретности и детерминированности» (Елина Н.Г. К вопросу о преемственности
культуры Возрождения // Типология и периодизация культуры Возрождения. М., 1978.
С. 162), он унаследовал универсализм морально-философской проблематики в сочетании
с конкретикой тонких и метких жизненных наблюдений.
Из ренессансных философов Лафонтену был ближе всего Монтень. Философа и поэта
сближали увлечение античным искусством, одинаковое понимание законов человеческой
природы и общества, пристрастие к философствованию в форме непринужденной беседы
(Ермоленко Г.Н. Лафонтен и Монтень // Философские аспекты культуры и литературный
процесс в XVII столетии: Пятые Лафонтеновские чтения. СПб., 1999). Вместе с
тем в «сказках» затрагиваются темы, актуальные для философии XVII в. Так, в
«сказках» четвертого сборника содержатся иронические намеки на споры картезианцев
и гассендистов («Как девицы набираются ума»).
Оценивая «сказку» «Джокондо», Буало одним из важных достоинств новеллы счел
шутливый тон рассказчика, превративший в комедию любовные драмы героев. Сам
автор утверждал в предисловии к первому сборнику «сказок» (1665), что в подобного
рода произведениях самое важное - манера повествования. Именно манера шутливого
рассказчика позволяет в «сказках» представить ренессансные сюжеты с точки зрения
человека нового столетия. В их трактовке присутствует оттенок иронии, по манере
переложения они представляют собой ироническую стилизацию, форму, которая станет
популярной в начале XVIII в. в литературе рококо.
Достаточно часто поэт использует ренессансные сюжеты в целях литературной
полемики. Он высмеивает повествовательную традицию прециозной литературы, иронически
обыгрывая характерные мотивы в «сказках» «Невеста короля де Гарб», «Календарь
стариков», «О крестьянине, потерявшем теленка» и др. Пародическое использование
прециозной топики дает возможность создать в противовес прециозной модной галантно-героической
повести новый жанр шутливой «сказки».
В «сказках» отразился дух «ученого либертинажа», который был связующим звеном
между ренессансным гуманизмом и философией просветителей, работая над ними,
поэт осуществлял связь эпох и прокладывал дорогу новой литературе следующего
столетия.
