КАТЕГОРИЯ ВРЕМЕНИ В ФИЛОСОФСКОЙ ПОЭЗИИ ФРАНСИСКО ДЕ КЕВЕДО
(XVII век в диалоге эпох и культур: Материалы научной конференции. - Вып. 8.
- СПб., 2000. - С.31-33)
Тема быстротечности времени занимает важное место в творчестве Франсиско де
Кеведо. Выбор этой темы никак нельзя считать оригинальным - она занимала поэтов
во все времена, но интересно проследить, в чем же взгляд Кеведо, его восприятие
отличались своеобразием и выходили за рамки традиции.
Следует заметить, что в критике за Кеведо прочно укрепилась слава писателя
неоригинального, писателя-компилятора, чьи произведения тривиальны по содержанию,
но гениальны по языку. Этого мнения придерживались такие непререкаемые авторитеты,
как Хорхе Луис Борхес и Фернандо Ласаро-Карретер (v.: Borges J.L. Otras inquisiciones.
Madrid, 1976; Lazaro Carreter F. Quevedo: la invencion por la palabra // Homenaje
a Quevedo. Salamanca, 1982). Философская поэзия Кеведо содержит почти точные
цитаты из трудов Сенеки, чьим творчеством Кеведо восхищался всю жизнь. Поэтому
удобно воспользоваться сравнением именно с Сенекой для того, чтобы выявить различия
между взглядами и задачами этих двух писателей.
В первую очередь при сопоставлении с творчеством других писателей бросается
в глаза страстный тон Кеведо, его горечь и даже ненависть по отношению и к себе,
и к другим. Хосе Мануэль Блекуа считает, что «оригинальность этой группы философских
стихотворений Кеведо состоит в тембре голоса, в котором проявляется напряженно-агонизирующая
подлинность…» (Blecua J.M. Introduccion // Poesia original completa. Barcelona,
1996). В то время как Сенека спокоен и прагматичен, тон Кеведо отличается крайним
накалом страстей, что достаточно неожиданно для верного последователя стоиков,
каким его хотят изобразить. При виде следов, которые бег времени оставляет в
людях и вещах, он испытывает горечь, стыд, ярость, раскаяние. Кеведо склонен
к поиску контрастов и антитез, он заостряет, придает более завершенную и краткую
форму рассуждениям, почерпнутым у Сенеки.
Другое различие между Кеведо и его учителем проявляется в их отношении к телу.
Для Кеведо тело и душа стареют вместе, и тело становится уродливым одновременно
с умножением пороков и грехов. Бег времени выявляет ненадежность и слабость
человеческой природы, показывает человека во всем его несовершенстве. В отличие
от Сенеки, Кеведо не верит в возможность совершенствования духа в немощном теле
и достижения независимости духа от тела; косное и греховное телесное начало
подавляет духовное в его поэзии. Для Кеведо описание внешнего уродства является
достаточным для того, чтобы навести читателя на вывод об уродстве внутреннем.
В сборнике «Христианский Гераклит» тема времени вводится вместе с темой раскаяния
и греха - грешник с ужасом наблюдает за приближением смерти, осознавая свою
греховность, но он бессилен встать на путь истинный. Тема времени в этом сборнике
приобретает моральное звучание. Как указывает К. Маурер, «Кеведо думает о времени
не просто как о последовательности дней и лет, но также как о состоянии нравственной
жизни человека» (цит. по кн.: Olivares J. Towards the Penitential Verse of Quevedo's
Heraclito cristiano // Forum for Modern Language Studies, 1992, № 28. P. 267).
У Кеведо время нередко персонифицируется, предстает как некий субъект, враждебный
индивидууму. Битва человека и времени предстает как битва неравная, в которой
человек не просто терпит поражение, но еще и унижен, обманут из-за своей собственной
глупости и неразумия. Пока он живет беспечно, не думая о завтрашнем дне, время
коварно подкрадывается к нему из-за угла. В этой битве человек терпит двоякое
поражение - у него с каждой минутой отбирается время для того, чтобы сделать
что-то благое, полезное, и с каждым же моментом прибавляются грехи, крепчают
пороки. При этом точка зрения на время неоднозначна, поскольку лирический герой
Кеведо - это грешник, который осознает всю мерзость греха. С одной стороны,
время несет ему вполне заслуженное (как он сам признает) наказание и за пороки,
и за безрассудство, беспечность, но с другой, в том, как время предательски,
из-за угла, подкрадывается к человеку, есть что-то подлое. С человеческой точки
зрения, время предстает как враг и разрушитель, но с точки зрения высшей справедливости,
оно лишь орудие божественного наказания. Герой Кеведо не принимает позу учителя,
мудреца, он всего лишь грешник, как и все остальные, но грешник зрячий, грешник,
который осознает ужас своего положения. Эта позиция лишает произведения Кеведо
какого-то навязчивого морализма, превращает их из поучения в крик отчаяния.
Другая особенность мировоззрения Кеведо - это его неспособность воспринимать
время как непрерывный, плавный поток. Для него связь времен разрывается, отсутствуют
преемственность, точки соприкосновения между прошлым и будущим. Прошлое предстает
как мертвые, безжизненные руины (сонет «Buscas en Roma a Roma, oh peregrino!»).
Кеведо мучает неуловимость настоящего, которое выскальзывает из рук человека,
и которое не удержать. Он гиперболизирует краткость земного существования, сравнивая
жизнь человека с точкой, над которой посмеялась природа, сотворив в этой точке
еще и деление на детство, юность, зрелость, старость (v.: Quevedo F. Poesia
varia. Madrid, 1996. P. 161). Писатель признает, что существуют «вчера» и «завтра»,
оба из которых смерть: вчера - до рождения, а завтра - после смерти. Играя словами,
он называет жизнь смертью, что, впрочем, делали и до него (например, Сан Хуан
де ла Крус), но только не с такой настойчивостью и последовательностью. Кеведо
утверждает жизнь как постоянный процесс умирания, где человек является могилой
себе самому, своим предыдущим состояниям (младенчеству, детству, юности). Это
сравнение опять же не ново - образ тела как могилы души встречается уже у античных
философов, но для Кеведо тело является могилой не просто для души: у него тело
- это могила самого себя, такого, каким оно было раньше.
Кеведо настолько остро чувствует время, что для него болезненно любое изменение,
и в его мире перемен к лучшему или перемен, которые переводят человека или вещь
в некое другое качество, быть не может. Бег времени он ощущает лишь как разрушение
старого и неизменное ухудшение - и в людях, и в городах, и в общественных устоях.
Возможно, что с этой особенностью восприятия времени связан и консерватизм писателя,
его стремление удержать это выскальзывающее из рук время, стремление, которое,
как он сам прекрасно осознавал, было совершенно безнадежным.
