(История всемирной литературы. - Т. 4. - М., 1987. - С. 181-183)
Крупнейшей фигурой среди английских писателей начала века был Джон Донн (1572-1631).
Он стал известен более или менее широкому кругу читателей только в XVII в. Но
большая группа лучших произведений Донна относится к 90-м годам XVI в. Это прежде
всего лирический цикл «Песни и сонеты». Любовная лирика с ее всепобеждающей
чувственной страстью, с ее языческим преклонением перед возлюбленной относится
еще полностью к поэзии Ренессанса. Черты ренессансного реализма живут в сатирах
поэта; в них содержатся живые зарисовки обычаев, нравов и типов английского
общества на рубеже XVI-XVII вв. Весьма примечательны элегии Донна. Поэт придал
этому жанру глубину и эмоциональность непосредственного восприятия действительности,
культивируемую в английской элегии последующих времен. Сильна традиция Ренессанса
и в двух эпистолах Донна - «Шторм» и «Штиль», которые могли бы быть сочинены
и автором «Бури». Но уже в них начинает звучать тема ничтожества и бренности
земного существования, появляются сетования на жалкую человеческую натуру.
Эта тема становится основной в его большой лирической поэме «Путь души» (1601)
и особенно в «Анатомии мира» (1611), исступленной иеремиаде о бренности и ничтожности
человека. С огромной горечью пишет поэт о бессилии и слабости смертного, о трагизме
его заблуждений, о тщете его порывов и о ничтожности его познаний и свершений.
С самоубийственным пафосом топчет Донн человеческое достоинство и все ценности
гуманизма, разрушает гордый образ человека, созданный Ренессансом, воспевает
человека, осознавшего свою зависимость от провидения божьего, с болезненным
умилением рисует он человека как червя, пресмыкающегося в грязи и крови. В этих
произведениях автор мучительно расстается с иными идеалами, которые были дороги
ему ранее. Здесь звучит историческое раскаяние флагелланта, бичующего себя за
свои мнимые грехи, бесконечно соблазнительные для него и теперь и потому особенно
страшные. Поэмы Дж. Донна воспринимаются тем более трагично, что они создаются
почти в то же время, когда Шекспир отстаивает идеалы гуманизма в «Буре» и «Цимбелине»,
а Бен Джонсон формирует свою эстетику, верную примату несокрушимого разума.
Личная интеллектуальная драма Донна, вероятно, была обострена еще и тем, что,
приняв по настоянию короля Якова I сан священника, он стал со временем одним
из самых популярных проповедников в духе англокатолицизма, должен был вновь
и вновь напоминать самому себе и пастве, восхищенной его искусством, о незыблемости
и твердости своей веры. Поэзия Донна несет на себе печать кризиса сознания,
взаимоотрицающие противоречия, в ней затронута тема необходимости смирения жалкого
человека перед всесильной мощью божества. Донн твердо избирает для себя путь
служителя церкви и проповедника. Постепенно его поэзия удаляется от былых ренессансных
тем, и ее основными образами становятся жалкий, грешный, легкомысленный человек,
раб божий, и всемогущее, всевидящее беспощадное начало, к которому направлены
помыслы лирического героя поэта, измученного сомнениями в себе и в тех гуманистических
идеях, которые были для него еще недавно святыней. Навсегда одним из ярчайших
примеров кричащих противоречий в мировой литературе останутся поэзия и проповеди
Донна, в которых заключены и непосредственный лиризм, глубокий психологизм,
и воинствующая мистика.
Но эти противоречия не в силах заслонить ни силу поэтического таланта Донна,
ни остроту его стихотворных сатир и проповедей, в которых переданы реальные
черты английской действительности его эпохи.
Острая противоречивость мировоззрения Донна воплощена в хаотичных и гротескных
образах его поэзии. Корабль, захваченный бурей, трясется, как больной лихорадкой;
трюм, наполняющийся водой, как пораженные водянкой внутренности больного. Смерть
уподобляется приступу тошноты; матросы, истомленные тропическим зноем, - библейские
отроки в пещи огненной. Суда - это застывшие в штиле острова, и человек в своем
одиночестве подобен острову.
Если юный Донн погружался в литературную традицию античности и мыслил образами
античной поэзии, то на склоне лет уйдя в традицию схоластической церковной словесности,
поэт подчинил ей свои парадоксы (в 1600 г. вышла книга прозы Донна «Парадоксы
и проблемы»). На вопрос: «Почему природа есть наш наихудший вожатый?» - он отвечал
вполне в духе Алкуина: «Может ли она быть вожатым всех творений земных, если
сама была сотворена?»
Круг мистических богоискательских настроений, восторг религиозного самоуничижения,
ощущение своего времени как катастрофы, спасение от которой надо искать в вере,
истерическая напряженность идей и формы, склонность к парадоксу и постоянной
игре на поэтической и мыслительной контроверзе, витиеватое многословие сближают
поэзию Донна с теми явлениями западноевропейской литературы, характерными для
конца XVI в. и далее для XVII столетия, которые обычно называются литературой
барокко. В качестве параллелей возникают в этой связи творчество Гонгоры и Кальдерона
в Испании, поэзия Марино в Италии, творчество А. Грифиуса и Вторая силезская
школа в немецких землях, религиозная поэзия на рубеже XVI-XVII вв. и прециозная
литература во Франции. На этом фоне Дж. Донн - звезда первой величины.
Настроения и образы поэзии и проповедей Донна оказали серьезное воздействие
на литературные круги 20-х и особенно 30-х годов XVII в. (сборник стихов Донна
вышел только в начале 30-х годов, а дотоле они были известны в рукописи). С
влиянием Донна связывают целую школу английской поэзии середины XVII в., называемую
иногда «школой остроумия» («school of wit»), иногда - школой «поэтов-метафизиков».
Первое название пошло от распространенной в те годы тенденции вводить в поэзию
остроумные и замысловатые парадоксы, остроты, строить целые стихотворения как
развернутый афоризм (сходные явления в итальянской поэзии XVII в. назывались
кончетти; отсюда другое название «школы остроумия» - консейтизм). «Метафизической
школой» последователей Донна определил впервые Дж. Драйден. Это было повторено
известным филологом XVIII в. С. Джонсоном и закрепилось за группой поэтов XVII
в., для творчества которых характерна атмосфера мистицизма, религиозно-этических
исканий, поэтического самоуглубления. В эту группу в первую очередь входят поэты
Дж. Герберт (1593-1633), Г. Воган (1622-1695), Р. Крешоу (1613-1649), Ф. Квэрлз
(1592-1644).
Несмотря на различные религиозные взгляды, «поэты-метафизики» действительно
объединены обращением к лирике, пронизанной богоискательскими настроениями.
Миру земных страстей и утех они противопоставляли напряженное созерцание, молитвенный
экстаз - мучительную христианскую самооценку, в свете которой тщетой и обманом
представала земная деятельность. Мотивы отшельничества, осуждение суетной жизни
свойственны «поэтам-метафизикам». Природа для них - храм или молельня. Их стихи
часто выливаются в жанр поэтической молитвы, исповеди или высокого морального
размышления. В любом жизненном явлении «поэты-метафизики» ищут прежде всего
некий скрытый мистический смысл, раскрытие которого и превращается в задачу,
решаемую поэтом. «Поэты-метафизики» охотно разрабатывают и углубляют технику
поэтической аллегории, унаследованную от средневековой, религиозной лирики и
претворяют ее в систему девизов и эмблем, образов, имеющих сокровенный религиозный
смысл. Особенно широко представлен эмблематизм как одна из важных и оригинальных
сторон поэзии «метафизиков» в творчестве Ф. Квэрлза. В творчестве «метафизиков»
многое типологически сходно с мистической поэзией испанского барокко и особенно
с немецкой поэзией Второй силезской школы.
Несмотря на творческую односторонность и стилистическое однообразие, «поэты-метафизики»
в какой-то мере расширили проблематику английской поэзии, закрепили в ней жанр
философской лирики, определили психологическую тенденцию, вывели поэзию за пределы
сравнительной жанровой узости, наметившейся к исходу XVI столетия.
