АБУ НУВАС И ОМАР ИБН РАБИА - ДВА ЖАНРА АРАБСКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ
(Из арабской классической поэзии. - М., 1979. - С. 3-15)
В безграничном океане арабской средневековой поэзии, с её разнообразием стихотворных
жанров, лирика, воспевающая радости жизни, занимает далеко не последнее место.
Правда, в соответствии со средневековыми представлениями о "высоких"
и "низких" жанрах, арабская критика отдавала пальму первенства "официальной"
поэзии - тяжеловесным и однообразным касыдам панегирикам, в которых поэт по
определённой, раз и навсегда заданной композиционной схеме, прославлял реальные
или вымышленные достоинства родовитого и богатого мецената: его знатное происхождение,
ревностность в защите ислама, храбрость, щедрость и т. д. Однако, и во дворцах
халифов и эмиров, и в богатых домах жителей огромных по тому времени средневековых
городов Арабо-мусульманской империи (халифата), неизменно пользовались популярностью
стихи, посвящённые любви и застолью.
В соответствии со вкусами средневекового человека, стремившегося придать
словесному, как и всякому другому, искусству нормативный характер, то есть подчинить
его определённым жанровым законам, арабские поэты строили свои любовные и застольные
стихи по установленной схеме, верность которой они умудрялись сохранять на протяжении
почти целого тысячелетия. Связанные требованиями канона, предписывавшего использование
заданного набора поэтических тем в пределах каждого жанра, поэты старались проявить
своё профессиональное искусство в версификационной изобретательности, в мастерской
разработке традиционных мотивов, в лаконизме, в красочности и неожиданности
сравнений, в чёткости антитез, в умелом построении параллелизмов и т. д.
Установка на нормативность повлекла за собой выделение для каждого жанра
ведущего мастера, авторитетного законодателя, поэзия которого с наибольшей полнотой
воплощала основные черты данного жанра и, таким образом, приобретала характер
образца для последующих поколений. Среди мастеров анакреонтической лирики средневековая
традиция признавала в числе ведущих, а современная арабская критика подтвердила
эту оценку, двух замечательных поэтов - автора любовных песен Омара ибн Аби
Рабиа и сочинителя застольных песен Абу Нуваса.
* * *
Родина Омара ибн Аби Рабиа (644 - 712) - Хиджаз - ещё в доисламские времена
славилась замечательными бедуинскими поэтами. Однако, став колыбелью новой религии
- ислама и местом, откуда мусульманские отряды за полтора десятилетия до рождения
Омара двинулись покорять соседние страны, "священные города" Хиджаза,
в которых жил и проповедовал пророк Мухаммад, - Мекка и Медина обрели во второй
половине VII века новый, иной чем прежде, облик. Возвращавшиеся из далёких походов
арабские воины привозили в дар "священным городам" разнообразные ценности
и пригоняли множество рабов. С распространением ислама за пределами Аравии в
Хиджаз в период паломничества со всех концов мусульманского мира стекались всё
большие богатства. Львиная доля этих богатств попадала в руки потомков Мухаммада
и его сподвижников, образовавших высший слой мекканской и мединской аристократии,
которая жила в роскоши и проводила время в праздности и развлечениях.
Условия жизни радикальным образом изменили нравственный облик, психологию
и поведение бывшей торговой и племенной аристократии Мекки и Медины. Обращённые
в рабство в ходе завоеваний и пригнанные в Хиджаз персы, сирийцы и греки познакомили
горожан с придворными обычаями Ирана и Византии, обучили их изящным манерам.
Хотя, по преданию, Мухаммад отрицательно относился к музыке и осуждал христиан
за использование её в религиозном культе, появление в Мекке и Медине профессиональных
музыкантов, вывезенных среди прочих рабов из иранских и византийских земель,
привнесло в Хиджаз песенную культуру. В Медине появились оркестры из рабов-византийцев
и школы, где обучались певцы, певицы и танцовщицы из рабов и вольноотпущенников
обоего пола. На музыкально-литературных собраниях богатых горожан распевались
стихи-песни хиджазских поэтов под аккомпанемент завезённых с Востока музыкальных
инструментов.
В отличие от профессиональных исполнителей песен, обычно вольноотпущенников,
городские поэты Хиджаза, как правило, принадлежали к самым богатым и знатным
семьям Мекки и Медины. Особой популярностью пользовался непревзойдённый мастер
любовной поэзии Омар ибн Аби Рабиа, чьё имя дало впоследствии наименование целому
направлению - так называемой омаритской лирике.
Омар родился в Медине в семье богатого купца и большую часть жизни провёл
в Мекке, лишь изредка выезжая в путешествие по Аравии и за её пределы. Высокое
происхождение и слава обеспечили ему известную независимость от халифского наместника
в Хиджазе, а богатство позволяло вести жизнь в праздности и роскоши. Средневековые
источники рисуют обаятельный образ поэта, изображая его добрым, жизнерадостным
и остроумным, хотя, возможно, и чрезмерно себялюбивым человеком. Если к этому
добавить богатство поэта и его красивую внешность, то становится понятной причина
его нескончаемых успехов у женщин, принёсшая ему славу первого мекканского кавалера,
не упускавшего ни одной возможности поухаживать за приезжавшими в Мекку паломницами.
Предание гласит, что, когда наступало время хаджа, Омар надевал дорогие,
расшитые золотом одежды, натирался благовониями и отправлялся встречать прибывающий
караван, дабы разыскать среди паломниц очередную подругу, причём намеченная
им жертва редко отказывала во взаимности столь блистательному поклоннику, который
вдобавок мог прославить её имя в своих стихах.
Ко всем этим характеристикам средневековых источников, несмотря на всю их
"портретность" и заманчивую привлекательность, следует относиться
с большой осторожностью, ибо они отражают лишь постоянное стремление средневековых
людей отождествить образ творца с его лирическим героем, закрепив за ним именно
е черты, которые невольно рисуются сознанию при чтении его стихов.
"Эпикурейскому" образу поэта полностью соответствует его лирика
с устойчивыми стереотипными ситуациями и образами-клише. В то время как предшественники
Омара, бедуинские поэты Хиджаза, в первую очередь любили прихвастнуть своими
ратными подвигами, гостеприимством и другими племенными добродетелями, Омару
чужды "богатырские радости" и он похваляется лишь своими успехами
у женщин. Из одного стихотворения в другое переходит рассказ поэта, или его
лирического героя, о любовных поэтах над разными, чаще всего, вероятно, условными
"дамами".
Возлюбленная поэта - обычно замужняя женщина, которую строго стерегут муж,
слуги и, конечно, соглядатаи, всегда готовые скомпроментировать знатную особу.
Если "дама сердца" поэта не замужем, то, соответственно, её охраняют
родители и братья. Однако поэта (или его героя) не могут остановить никакие
трудности, и ради свидания с любимой он готов пойти на всё.
В стихах Омара вновь и вновь рисуется одна и та же ситуация: поэт под покровом
ночи, с риском для жизни, отправляется на тайное свидание. Чтобы проникнуть
в покои возлюбленной или незаметно оттуда выбраться после свидания, ему приходится
прибегать к разным хитростям - переодеваться в чужое платье (иногда даже женское),
подкупать слуг и т. д. Обычно свиданию предшествует обмен, через верных гонцов,
пламенными посланиями с признаниями в любви, рассказом о любовном томлении,
клятвами и обещаниями, жалобами и взаимными обвинениями в неверности.
Любящим помогает целый сонм наперстниц возлюбленной - её сестёр (обычно младших,
проходящих школу "страсти нежной"), преданных подруг и служанок. Далеко
не всегда инициатива в любовных приключениях принадлежит поэту - часто в этой
роли выступает сама возлюбленная, которая изображается то гордой и неприступной,
то весьма кокетливой, капризной и легкомысленной. В конце концов она всегда
готова пойти навстречу мольбам влюблённого, дабы облегчить его сердечные муки,
при этом её часто останавливает лишь его излишняя пылкость, которая может помешать
сохранению тайны их отношений. Ведь "шалости" поэта вовсе не носят
невинного характера, и поэтому любовникам постоянно приходится идти на риск
разоблачения, преодолевая козни множества завистников, соглядатаев и клеветников.
Омар ибн Аби Рабиа одним из первых в истории арабской поэзии обратился к
описанию любовных переживаний: состояние влюблённого в момент возникновения
любовного чувства, при ссоре с возлюбленной и при возобновлении любовной связи,
страдание, ревность, радость любви, любовное томление, тоска в разлуке и т.
д.
Большое место в стихах Омара отводится любовному диалогу. Обращаясь к возлюбленной,
поэт обычно жалуется на недостаток внимания со стороны гордой красавицы, молит
о снисхождении, клянётся в верности. Но возлюбленная не сразу уступает притязаниям
поэта, обвиняет его в легкомыслии и неверности, жалуется на судьбу, перечисляет
нанесённые ей обиды, но в конце концов прощает поэта и обещает подарить ему
свою любовь.
Стихотворения Омара вводят нас в домашний быт богатых горожан Хиджаза VII
- VIII веков, знакомят с нравами знатных мекканских и мединских дам. Однако
и "психологические характеристики" возлюбленных, и описания их внешности
в достаточной степени клишированы.Идеальная возлюбленная всегда "черноокая",
"подобная газели" или "луне" красавица, "с тонким станом
и пышными бёдрами" - кочует из стихотворения в стихотворение. В такой же
мере однообразны и поведение красавиц, и их переживания, и мотивировки их поступков.
Меняются лишь имена, но воспеваемый облик остаётся одним и тем же. То обстоятельство,
что иногда в одном стихотворении упоминаются два женских имени, объясняется
не "легкомыслием" поэта, "запутавшегося" в своих любовных
похождениях, как думают иногда критики, а нормативностью его характеристик,
при которой имя условной дамы не играет особой роли.
Таким образом, мы не найдём у Омара и у других поэтов "омаритского"
направления ни индивидуального женского портрет, ни индивидуальной психологической
характеристики. Из этой лирики вырисовывается лишь образ некой условной "обобщённой"
возлюбленной со стереотипной внешностью, поведением и судьбой. Созданная омаритскими
лириками модель любовного стихотворения в последующие столетия стала традиционной,
породив бесчисленное количество произведений этого рода. Ситуации и персонажи,
рисуемые Омаром и его подражателями в стихах, прочно укоренились в сознании
всех сословий средневекового халифата, и народная новелла Багдада, столь блистательно
представленная в собрании "Тысячи и одной ночи", многие темы, сюжеты
и характеристики восприняла у поэтов-омаридов. Следы их влияния мы можем найти
и в словесном искусстве Южной Европы - в провансальской поэзии трубадуров и
в новеллах Боккаччо.
* * *
Ведущим мастером застольной лирики арабская критика единодушно признаёт Абу
Нуваса (ок. 762 - ок. 815 гг.). В отличие от коренного аравитянина, знатного
и богатого мединца Омара, Абу Нувас был выходцем из бедной семьи вольноотпущенника,
то есть обращённого в рабство жителя завоёванной арабами области, принявшего
ислам, а позднее получившего свободу и ставшего наёмным солдатом одного из наместников
багдадских халифов. Мать Абу Нуваса была персиянкой и зарабатывала на жизнь
мытьём шерсти. Абу Нувас родился вселении Ахваз в области Хузистан (Западный
Иран), а детские годы провёл в Басре, трудясь в лавке торговца благовониями,
для которого собирал ароматические травы.
В VIII - IX веках Басра была одним из главных центров арабской филологии,
и здесь Абу Нувас свёл знакомство с крупными учёными-филологами, которые помогли
получить широкое, по понятиям того времени, образование. Здесь же он встретился
с поэтом Валибой ибн аль-Хубабом, который не только обучил Абу Нуваса поэтическому
ремеслу, но и ввёл его в компанию "золотой молодёжи". В этом обществе
поэт весело проводил время сперва в Басре, позднее в другом центре арабской
культуры - Куфе и в столице халифата - Багдаде. Здесь он был замечен и приближен
ко двору прославленными покровителями поэзии халифами Харун ар-Рашидом и аль
Амином. По свидетельству источников, которые, возможно, также реконструируют
образ поэта на основании его стихов, Абу Нувас вёл весьма легкомысленный образ
жизни, и, несмотря на снисходительное отношение покровителей, за дурное поведение
его неоднократно заключали в темницу. В качестве придворного панегириста Абу
Нувас должен был сочинять выспренние панегирики, прославляя представителей правящей
династии и других высокопоставленных лиц империи, но для узкого круга друзей
и знатоков он сочинял весёлые застольные песни.
Во времена Абу Нуваса в среде жадной до развлечений багдадской придворной
знати традиционный запрет ислама на употребление вина был фактически забыт.
Аббаситские халифы Харун ар-Рашид и аль-Амин в своих багдадских резиденциях
постоянно устраивали шумные пиршества, в чём им старались подражать многочисленные
придворные и богатые горожане. Веселящаяся молодёжь всех сословий собиралась
в многочисленных винных лавках Багдада и его окрестностей. Ни увещевания ортодоксов-богословов,
ни запреты властей не могли им в этом помешать, и винные лавки закрывались лишь
на время поста. Впрочем, источники сообщают, что и в религиозных кругах не гнушались
вина.
Более всего среди любителей повеселиться были популярны христианские монастыри,
где благочестивые монахи могли в любое время дня и ночи принять гостей за скромную
плату и предложить им вино собственного изготовления. Весёлые пиршества иногда
принимали характер разнузданных оргий, а порой больше напоминали литературно-музыкальные
собрания друзей, участники которых за чашей рассказывали друг другу смешные
истории и анекдоты и всячески состязались в острословии.
Иногда застольные песни Абу Нуваса, как и строки, посвящённые вину у его
предшественников, входили в панегирик в качестве вступления к основной части
- прославлению мецената, но новаторство его заключалось в том, что он создал
жанр небольших стихотворений, в которых воспевался гедонистический образ жизни,
часто полемически противопоставляемый аскетическому идеалу ревностных мусульман,
и рисовались живые сцены дружеских сборищ.
Будучи противником традиционности в поэзии, которая так импонировала потомкам
завоевателей - старой арабской знати, Абу Нувас в самых ядовитых выражениях
высмеивал поэтов эпигонов, стремившихся во всём следовать древней традиции,
и литературные вкусы любителей старой поэзии, восхищавшихся описаниями кочевой
жизни в пустыне. Он открыто заявлял о своей приверженности к жизни в большом
современном городе и не скупился на оскорбительные выпады в адрес бедуинов,
с их примитивным кочевым бытом.
В антитрадиционализме Абу Нуваса нашли своё выражение не только эстетические,
но и политические антипатии покорённых народов, боровшихся за политический и
культурный приоритет в общемусульманском государстве. Поэзия Абу Нуваса противопоставляла
классицизму господствующих сословий идеологию развивающегося средневекового
города (хотя его стихи и приходились порой по вкусу эпикурействующей придворной
знати). Его ядовитые насмешки над древнеарабской поэзией, которая со своими
бедуинскими сюжетами и традиционно-сентиментальным плачем над следами "заброшенного
становища" казалась анахронизмом в условиях интенсивной городской жизни,
были характерны для атмосферы религиозного и культурного скептицизма, царившего
среди образованных людей.
Скептицизмом пропитано всё мировоззрение Абу Нуваса, и, хотя поэт всегда
оставался в рамках правоверного ислама, многие предписания и догматы ставились
им под сомнение и даже осмеивались. Так, Абу Нувас осмеливается отрицать каноническое
представление о воскресении после смерти, иронически говорит об основных обязанностях
мусульманина - паломничестве, посте, милостыне для бедных и т. д. Чтение Корана
Абу Нувас не против совместить с весёлой попойкой, на которую он кощунственно
готов даже пригласить самого пророка Мухаммада.
Лирический герой Абу Нуваса, как и лирический герой хиджазской любовной лирики,
наделён устойчивыми чертами, причём каждое стихотворение вносит новую деталь,
рисуя дополнительную сторону натуры или поведения этого весёлого "прожигателя
жизни". В результате создаётся цельный образ героя, воплощённый в самом
поэтическом сюжете и наделённый устойчивой портретной, биографической и психологической
характеристикой. В стихах, посвящённых застольным радостям, обычно фигурирует
лирический герой - беспутный гуляка, который с вечера, а иногда и с наступлением
дня отправляется в сопровождении молодых собутыльников в лавку виноторговца-иноверца,
почтительно встречающего завсегдатаев в ожидании щедрого вознаграждения.
В пирушке обязательно участвует виночерпий, причём, по условиям жанра, это
обычно легкомысленный юноша или дочь виноторговца, кокетливая красавица. Часто
к компании присоединяются певцы и певицы, танцовщицы и музыканты, аккомпанирующие
пению и танцам на духовых, щипковых и ударных инструментах. Певицы и танцовщицы
- красивые рабыни, одетые в богатые одежды, и украшенные дорогими ожерельями,
браслетами и кольцами. Повсюду разбросаны цветы, и душистые растения наполняют
лавку одуряющим ароматом. Постепенно участники пиршества хмелеют, одних клонит
в сон, а другие продолжают вести оживлённую беседу. Иногда подобное пиршество
продолжается много дней, причём, проспавшись, его участники вновь включаются
во всеобщее веселье.
В соответствии со средневековой эстетикой описание весёлых собраний, равно
как и его участников, да и самого вина, также носит узаконенный каноном характер.
Из одного стихотворения в другое переходит традиционное описание румянощёкого
кокетливого виночерпия, чей "стройный стан подобен гибкой ветви",
и собутыльников героя, весёлых, образованных и литературно одарённых людей,
чьи лики "подобны солнцу или луне". Вино также рисуется при помощи
стереотипных клише. Цветом своим оно то напоминает "петушиный глаз",
то становится, если его разбавить, "жёлтым как шафран" или "как
щёки влюблённого", то оно "искрится как огонь", то "пылает
как солнце". Оно "туманит разум и убивает", но вместе с тем "наполняет
сердце радостью и весельем".
Однако нормативность в описаниях застольных радостей ни в какой мере не лишает
поэзию Абу Нуваса живой выразительности. Хотя многие из его предметных образов
сохраняют функцию отвлечённых сигналов определённого жанра и тем самым утрачивают
своё "вещное" содержание, условность абстрактно-нормативных описаний
сочетается в его поэзии с их конкретностью. Умело оперируя стереотипными клише,
Абу Нувас создавал правдивые жизненные картины, поражающие тонкостью наблюдений,
верностью деталей и удивительной пластичностью.
Средневековые знатоки арабской поэзии признавали выдающимся стихотворцем
лишь того, кто был мастером своего дела во всех канонических жанрах. Именнотаким
разносторонним поэтом был Абу Нувас, и было бы неверно сводить всё его творчество
только лишь к застольной лирике, хот тема вина и доминирует в его поэзии. В
диване Абу Нуваса мы находим и традиционные прославления покровителей поэта,
и любовные послания, которые, в отличие от песен Омара, в большей степени проникнуты
духом куртуазной культуры, и красочные описания придворных развлечений - охоты,
прогулок по реке и т. д., и даже стихи назидательного содержания, в которых
Абу Нувас рассуждает о мирской суетности и бренности быстротечной жизни, выражая
раскаяние в былом легкомыслии. Попадаются у него и редкие эпиграммы, в которых
он обрушивается на своих поэтических недругов и соперников. Порой игнорируя
жёсткие правила средневековой арабской поэтики, предписывающие строго придерживаться
жанровой схемы, Абу Нувас сочетает в своих стихах разные темы, создавая тем
самым синкретные "смешанные" жанры. Своим творчеством Абу Нувас оказал
на поэзию последующих поколений немалое влияние, которое можно проследить как
в арабской поэзии (Ибн аль-Мутазз, ас-Санаубари, суфийские лирики), так и в
поэзии персидских и турецких средневековых поэтов (в первую очередь Омара Хайяма).
На этом и основано представление современной критики об Абу Нувасе как об одном
из величайших поэтов стран Востока.
