(Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. - Л., 1974. - С. 147-149)
В последнее время Николай Яковлевич Марр ввел в обиход понятие "диффузного"
звука, заимствовав его, очевидно, из физиологии центральной нервной системы,
где говорится о диффузном центральном раздражении, т.е. недостаточно локализованном
и дифференцированном, распространяющемся на другие участки нервной системы.
В этом смысле можно, очевидно, говорить о диффузном раздражении того или другого
двигательного аппарата вообще - и далее, по-видимому, о диффузной речевой артикуляции,
т.е. такой артикуляции, в которой в силу недостающей дифференцированности раздражения
с абсолютной необходимостью участвуют ненужные с точки зрения ожидаемого полезного
действия группы мускулов. Однако остается совершенно неясным, в применении к
речи, какое действие в каждом отдельном случае следует считать неполезным. совершенно
очевидно, что в произношении, например, русского п мягкого (пь)
участвует, кроме губной мускулатуры, обуславливающей самый шум этого согласного,
также и мускулатура языка, поднимающегося в своей средней части к твердому нёбу
и обуславливающего этим его "мягкий" (высокий) тембр. Однако это действие
никак нельзя считать неполезным, а еще менее неотделимым, так как именно благодаря
его наличию или отсутствию мы различаем слово цепь от слова цеп
[1].
Итак, сложность артикуляции, по-видимому, не дает еще никакого права называть
ее диффузной, а поэтому возникает совершенно законный вопрос, какие же именно
реальные звуки следует называть "диффузными", а если таких реальных
примеров нельзя указать, то нужно ли самое понятие "диффузного звука".
Я полагаю все же, что оно отвечает чему-то реальному, ибо необходимость этого
понятия всегда ощущалась. Только раньше говорилось о "нечленораздельных
звуках", - причем, однако, что такое "нечленораздельные звуки",
было неясно и в прежние времена. Бодуэн пытался определить "членораздельность"
как строгую квантитативную соотносительность членов звукового ряда, считая,
очевидно, отсутствие такой соотносительности за "нечленораздельность".
В этом, конечно, есть доля истины, которая, однако, далеко не разрешает вопроса,
и мне кажется, что он получит большую определенность, если мы рассмотрим некоторые
словечки русского языка, зачисляемую в ту недифференцированную кучу слов, которая
называется "междометиями", как например тфу, тьфу, фу,
тпру, брр и т. п., и сравним их с теми внеязыковыми звуками, от
которых они, очевидно, произошли.
Прежде всего совершенно очевидно, что мы имеем здесь дело с двумя рядами совершенно
разных произношений: "слова" произносятся более или менее так, как
пишутся (за исключением, может быть, слова тпру, о котором ниже); произношением
же соответствующих внеязыковых звуков мы сейчас займемся.
Жест, звуковое следствие которого соответствует слову тфу, употребляется
для удаления изо рта постороннего тела. Например, швея так сплевывает откушенную
ниточку, грудной ребенок - створожившееся молоко, и т. п. Так как удаляемый
предмет находится на языке, то кончик языка смыкается с верхней губой, затем
за затвором накопляется воздух, и посторонний предмет в момент взрыва выносится
усиленной струей воздуха. При этом получается сначала своего рода губное t,
а затем нечто вроде губно-губного f. Все это, конечно, имеет некоторый
тембр, который ввиду небольшого губного отверстия, необходимого для получения
сосредоточенной струи воздуха, может отдаленно напоминать гласный u (русское
у). Вот этот-то "диффузный", "нечленораздельный"
звуковой комплекс и транспонируется в русские языковые членораздельные тфу,
тьфу (и дальше фу), немецкое pfui и т. п. Этот внеязыковой
комплекс неразложим, ибо он ничему не противопоставляется, не входит ни в какую
звуковую систему, - в этом его "нечленораздельность", или "диффузность",
в случае его лингвистического употребления обществом, не имеющим выработанной
звуковой системы, а употребляющим в виде знаков несколько таких неразложимых
комплексов: отдельные части не имеют повода выделятья, а потому и не выделяются.
Но, входя в уже существующую языковую систему, этот комплекс к ней приспособляется
и расчленяется, противопоставляясь другим словам, частично схожим, частично
различным с ним по звукам.
Не могу указать происхождение внеязыкового звукового жеста, отвечающего русскому
тпру; ясно только, что он произносится не так, как соответственное "слово".
Начинается он с переднеязычного глухого затвора, одновременно с губным. Затворы
эти необходимы, очевидно, для накопления воздуха (раскатистые звуки требуют
много воздуха) [2] и без взрыва разрешается
губным звонким r. Все это, конечно, получает ту или другую тембровую
окраску, которая, естественно, может иметь отдаленно губной характер. И этот
действительно неразложимый "нечленораздельный", "диффузный"
комплекс транспонируется в русское языковое тпру, в котором, однако,
r бывает и губное и языковое, очевидно в зависимости от того, чем является
для говорящего в данную минуту это звукосочетание - "словом" или "профессиональным
жестом" (понятно, что это в свою очередь находится в связи с принадлежностью
говорящего к той или иной профессиональной группировке).
Наконец, слову брр отвечает жест общего сотрясения всего организма
от холода или от отвращения, который ведет при достаточной энергичности эффекта
к произношению звонкого губного r, являющегося несоизмеримым с нашей
языковой системой и транспонирующегося в два звука "слова".
Все эти примеры - а их можно подобрать много - показывают, что "нечленораздельность"
звуков или, смею думать, то, что Николай Яковлевич Марр называет их "диффузностью",
состоит в отсутствии их соотнесенности, но не в потоке речи, как думал Бодуэн,
а друг к другу в звуковой системе данного языка. Совершенно естественно думать,
что на заре человеческой речи несколько внеязыковых звуковых жестов человека,
начинавших употребляться с речевыми намерениями, были сложными артикуляциями
(комплексами артикуляций - одновременных и последовательных) и при своей малочисленности
не образовывали системы по своим сходствам и различиям друг с другом, а потому,
не разлагаясь на звуковые элементы, противополагались друг другу целиком и являлись,
таким образом, "словозвуками", если можно так выразиться. Это были
"диффузные" или "нечленораздельные" звуки, которые были
диффузными с биологической точки зрения только в том смысле, что говорящие не
умели их дифференцировать, не имея к тому повода.
Я полагаю, что фонематический анализ китайской звуковой системы, сделанный
не с точки зрения фонетики европейских языков, а с точки зрения китайского языка,
в котором "слова" никогда не делятся морфологическими границами на
отдельные звуки, обнаружит для нас некоторую [3]
"диффузность" китайских "словозвуков".
Примечания
1. Не может быть речи о том, что артикуляция
n мягкого была диффузной в прошлом, так как категория мягких так или
иначе является в русском языке вторичной.
2. Впрочем, я полагаю, что смычка может иметь
здесь и иное происхождение: она в качестве остановки, может быть, является
в данном случае инстинктивным выразительным движением.
3. Говорю "некоторую", так как
наличность понятия рифм в китайском языке свидетельствует все же о каком-то
двучленном делении китайских "словозвуков".
