А. И. Горшков

НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О ПОРЯДКЕ СЛОВ В "ПИСЬМАХ ИЗ ФРАНЦИИ" Д. И. ФОНВИЗИНА И В "ПИСЬМАХ РУССКОГО ПУТЕШЕСТВЕННИКА" Н. М. КАРАМЗИНА

(Вопросы филологии. - М., 1969. - С. 77-83)

 
"Порядок слов, - пишет В. В. Виноградов, - это был больной вопрос синтаксиса русской литературной речи XVIII в. С ним соединялся вопрос о составе и протяженности предложения, о длине периода. Когда в начале XIX в. представители новой литературы говорили о "старом слоге", то они прежде всего обвиняли его в запутанной расстановке слов и в затрудненном движении мысли по тягучим периодам" [1].
Действительно, в литературных текстах второй половины XVIII в. нередко встречаются случаи помещения глагола-сказуемого в конце предложения, расположения управляемых существительными других существительных или местоимений перед управляющим словом (типа "в первых младенчества летах", "печаль пронзила всех сердца"), расположения подлежащего внутри деепричастных или причастных оборотов (типа "будучи он пожалован капитаном", "отягченное тело множеством трудов и болезней"), расположения глагола между определением и определяемым (типа "небесным упояете нектаром"), расположения причастия не в начале, а в конце причастного оборота (типа "историею, в тот момент происходящею"). Такого рода конструкции (которые мы в дальнейшем для краткости условно будем называть инверсированными) активно преодолевались в литературно-языковом творчестве лучших писателей, и словорасположение в русском литературном языке второй половины XVIII в. живо отражало борьбу старого и нового, книжного и разговорного, искусственного и естественного.
Стало традицией все усовершенствования русского литературного синтаксиса в конце XVIII - начале XIX вв. связывать с именем Карамзина. Конечно, синтаксису карамзинской прозы были присущи новшества, характеризующие не только языковой стиль русского сентиментализма, но и общее развитие русского литературного языка. Заслуги Карамзина в этой области бесспорны, но было бы ошибкой полагать, что до Карамзина ничего не делалось в сфере усовершенствования грамматической структуры русской фразы, в частности - словорасположения. На самом деле многое было достигнуто в этой области не только до Карамзина, но и на иных путях, чем те, которыми шел Карамзин.
Интересный материал дает сравнение языка таких сходных по содержанию и различных по идейной направленности и художественным методам изображения действительности произведений, как "Письма русского путешественника" Карамзина и "Письма из Франции" Фонвизина.
"Письма из Франции", написанные Фонвизиным в 1777-1778 гг., представляют собой два параллельных цикла: письма к сестре (Ф. И. Аргамаковой) и письма к П. И. Панину. Язык первых отличается разговорной непринужденностью, в языке вторых заметно влияние "официально-деловой" манеры выражения.
Наблюдения над особенностями построения предложений в "Письмах из Франции" убедительно свидетельствуют о значительных успехах Фонвизина в структурно-грамматическом и эстетическом усовершенствовании русской фразы. Вместе с тем нельзя не заметить, что в языке "Писем" порой еще встречаются элементы старого "книжного" синтаксиса. Это касается и словорасположения.
Как в письмах к сестре, так и в письмах к Панину есть конструкции со сказуемым в конце предложения. Например: "от превеличайшего несчастия, которое в жизни человеческой случиться может" [2], "весь театр набит был людьми, так что актеры с нуждою действовать могли" (435), "Ваше сиятельство лучше ведать изволите" (458), "о людях, коих вся Европа своими образцами почитает" (464), "во всех описаниях моих соблюсти стараюсь" (472).
И в тех и в других фонвизинских письмах (но в письмах к Панину значительно чаще) встречаются словосочетания, в которых управляемое существительным слово располагается перед управляющим, нередко отделяя при этом согласованное определение от определяемого слова. Например: "произвел такую к нему доверенность" (417), "общие правосудия правила" (460), "вашей ко мне милости" (461), "своему в Лондоне послу" (468). Иногда управляемое слово, располагаясь перед управляющим, в свою очередь отделяется от него одним или несколькими словами: "Позвольте о продолжении оного принести вам нижайшую просьбу" (468). Здесь же можно назвать словосочетания, в которых согласованное определение отделяется от определяемого слова несогласованным определением, выраженным местоимением в родительном падеже: "Собственные его лакеи" (425), "просвещенное их благоразумие" (455), "утесненное их состояние" (461), сравните: "их истинное счастие" (463). Другие случаи необычного расположения управляемого по отношению к управляющему, определяемого по отношению к определяющему единичны. Например: "Все газеты предвещают неизбежную нам войну с турками" (458).
Замыкают список встречающихся в "Письмах из Франции" конструкций с инверсированным словорасположением причастные обороты, в которых причастие располагается не в начале, а в конце оборота: "Я адресовался к женщине, неподалеку от меня сидевшей" (426), "при случаях, удачею мне представлявшихся" (476).
В "Письмах русского путешественника" Карамзина (нами обследовалась часть писем, рассказывающая о пребывании путешественника во Франции - около двухсот печатных страниц) регулярно встречается только расположение сказуемого в конце предложения и расположение причастия в конце причастного оборота. Другие случаи инверсий единичны. Таким образом, из всех распространенных в середине XVIII в. типов инверсированного словорасположения у Карамзина практически встречаются только два.
Случаи расположения сказуемого в конце предложения нередки. Например: "письма, в которых добрая и нежная душа старого поэта, как в чистом зеркале, изображается" [3], "Истинная любовь может наслаждаться без чувственных наслаждений, даже и тогда, когда предмет ее за отдаленными морями скрывается" (359), "Меня приняли с холодною ласкою, так, как здесь обыкновенно чужестранцев принимают" (378), "Диана спускается на светлом облаке, целует Эндимиона и блестящими слезами страстную грудь свою орошает" (387), "в одно мгновение проливаются моря там, где луга зеленели, где цветы расцветали и где пастухи на свирелях играли" (там же), "Маркези никогда не мог тронуть меня так, как Лаис и Шенар трогают" (388), "где нежные звуки арф и гитар усыпляли его в объятиях богини сладострастия, там ныне пустота и молчание царствуют" (402), "где... травы, цветы, зефиры, птицы и Петрарка о любви говорили" (494).
Не столь часто, но тем не менее постоянно встречается в "Письмах русского путешественника" расположение причастия в конце причастного оборота: "три пиесы, им недавно сочиненные" (346), "статуи, весьма искусно выработанные" (347), "дамы, подле меня сидевшие" (353), "храм, богу милосердия посвященный и рукою греческого искусства украшенный" (358), "птичка, в глазах его под небом парящая" (359), "Терпсихорины нимфы, как будто на крыльях зефира принесенные" (388), "Сердце ее, для света охладевшее" (448), "в мирной сени высоких дерев, дружбою насажденных" (490), "новую комедию, нами вместе виденную" (508).
Как видно из приведенных примеров, инверсии у Карамзина встречаются и в "нейтральных" контекстах, но чаще выступают в контекстах "чувствительных", сочетаются с характерной фразеологией, с тропами, призванными украсить изложение. Таким образом, некоторые средства старого "книжного" синтаксиса переводятся Карамзиным в иной эмоционально-стилистический план и с успехом используются как одно из выразительных средств "нового слога". Впрочем, может быть, в ряде случаев употребление инверсий у Карамзина - просто дань традиции, результат невольного следования старым образцам.
Что касается Фонвизина, то у него инверсированное словорасположение не выполняет никаких новых стилистических функций и явно связано со старой традицией. В письмах к сестре инверсии более или менее случайны, но в письмах к Панину (где их значительно больше) они несомненно являются элементами "официально-делового языка", влияние которого в переписке Фонвизина с официальными лицами вообще довольно ощутимо.
Для истории русского литературного языка представляют несомненный интерес количественные показатели, характеризующие удельный вес предложений с инверсированным словорасположением в различных литературных текстах второй половины XVIII в.
Нами были определены доли (в %) предложений с инверсированным словорасположением в "Приключениях маркиза Г..." (перевод И. П. Елагина), в "Слове в честь его сиятельству графу Никите Ивановичу Панину" И. А. Тейльса, в "Пригожей поварихе" М. Д. Чулкова, в ряде произведений Новикова, в ряде произведений Фонвизина и в "Письмах русского путешественника". Но прежде чем привести соответствующие цифровые данные, подчеркнем еще раз, что под инверсированным словорасположением мы понимаем только искусственное, "книжное" словорасположение, культивировавшееся в некоторых разновидностях литературного языка середины и второй половины XVIII в. При этом надо заметить, что квалификация того или иного словосочетания как инверсированного или неинверсированного в ряде случаев может быть спорной.
Относительно свободное словорасположение, свойственное русскому языку, обусловливает возможность различного порядка слов в словосочетании и предложении. Варианты, как известно, могут быть очень многочисленны, особенно в разговорном языке, где порядок слов в значительной степени зависит от интонации, пауз, логических ударений. В разговорной фразе наиболее естественным может оказаться словорасположение, значительно отступающее от наиболее обычного для фразы литературной.
Если говорить конкретно о текстах Фонвизина, то здесь встречаются случаи, когда порядок слов формально совпадает с инверсированным "книжным" (например, глагол в конце предложения, глагол между определением и определяемым), но по существу является не искусственным, а как раз наиболее естественным, если учесть разговорный характер фразы. Например: "Словом, о чистоте не имеют здесь нигде ниже понятия, - все изволят лить из окон на улицу, и кто не хочет задохнуться, тот, конечно, окна не отворяет" (418), "Жена всегда носит с собой хлопчатую бумагу: как скоро заблеют хором, то уши и затыкает" (425), "Господа французы изволят обжигать свинью! Подумай, какое нашли место" (420).
У Фонвизина "разговорное" словорасположение, омонимичное "книжному", представляет собой обычное явление, что же касается "Писем русского путешественника", то в той их части, в которой описывается Франция, нам встретился только один достаточно убедительный пример: "Я страшным образом кружил по городу и в скверных фиакрах целый день проездил" (425).
Подобные случаи словорасположения во всех обследованных нами текстах не рассматриваются как инверсии.
Итак, приведем сводные данные, в которых показаны (в %) доли предложений с инверсированным порядком слов в различных произведениях второй половины XVIII в.:
 
"Приключения маркиза Г..." в переводе Елагина 59
"Слово..." Тейльса 77
"Пригожая повариха" Чулкова 3
Новиков "Авторские тексты "Трутня" 15
  Полемика с Екатериной II в "Трутне" 24
  "О воспитании и наставлении детей" 28
  Статьи по истории и философии 32
Фонвизин "Карита и Полидор" 8,5
  "Слово на выздоровление... Павла" 14
  Письма к сестре 4
  Письма к Панину 12
Карамзин "Письма русского путешественника" 4
 
Обратившись прежде всего к текстам Фонвизина, заметим, что доля предложений с инверсированным словорасположением в "Слове на выздоровление..." и в письмах к Панину существенно больше не только, чем в письмах к сестре, но и чем в таком несовершенном раннем переводе, как "Карита и Полидор". Этим подтверждается, что инверсированное словорасположение в "Слове..." сознательно используется как элемент "высокого" стиля, а в письмах к Панину - как элемент "официально-делового языка".
Сопоставив же фонвизинские тексты с текстами других писателей, увидим, что Фонвизин даже в тех случаях, когда сознательно прибегал к инверсиям, пользовался ими очень умеренно. Не говоря уже о "Приключениях маркиза Г..." и "Слове..." Тейльса, даже в сочинениях Новикова предложений с инверсированным словорасположением гораздо больше, чем у Фонвизина. В фонвизинском "Слове на выздоровление..." инверсий меньше, чем в "авторских" текстах "Трутня", хотя с точки зрения общей стилевой окраски сопоставляемых текстов можно было бы ожидать прямо противоположного соотношения.
Низкая частотность употребления 'Предложений с инверсированным словорасположением вполне может рассматриваться как индивидуальная особенность прозаического языка Фонвизина.
Из всех рассмотренных нами текстов (кроме, конечно, карамзинских) только "Пригожая повариха" отличается столь же (и даже несколько более) редким употреблением инверсий, как проза Фонвизина. Однако надо иметь в виду, что язык "Пригожей поварихи" - язык стилизованный. Разговорная, сказовая манера повествования здесь всячески подчеркнута автором. И хотя сам факт крайне .незначительного удельного веса предложений с инверсированным словорасположением в "Пригожей поварихе" не становится от этого менее знаменательным и интересным, все же язык этой повести Чулкова не может быть поставлен в один ряд с типично "авторским" языком "Писем из Франции" Фонвизина и "Писем русского путешественника" Карамзина.
Оставляя в стороне стилизованный язык "Пригожей поварихи", обратимся к особенностям словорасположения в "Письмах..." Фонвизина и Карамзина.
Доля предложений с инверсированным словорасположением в письмах Фонвизина к сестре и в "Письмах русского путешественника" одинаково мала. Но причины этого не одни и те же.
У Карамзина это результат заранее намеченного и последовательного устранения из литературного языка некоторых отвергнутых с позиций "хорошего вкуса" синтаксических конструкций, результат целенаправленного моделирования новых правил словорасположения, устанавливаемых опять-таки с позиций "хорошего вкуса". В культивируемых Карамзиным схемах словорасположения в обобщенном виде отразился наиболее типичный для "живого употребления" порядок слов, и это было одним из главных достоинств "нового слога". В то же время строгое следование заранее принятой схеме, отражающей лишь некоторые общие тенденции, но не все живое многообразие разговорного языка, обедняло "новый слог".
У Фонвизина инверсий мало не потому, что он следует определенным заранее выработанным и принятым частным правилам, а потому, что он сознательно следует "живому употреблению" в его непосредственной данности, в его конкретном многообразии. Фонвизин не придерживается какой-либо заранее принятой схемы - он придерживается естественного построения фразы в разговорном языке. А эта разговорная естественность не была связана с каким-то одним, раз навсегда установленным порядком слов. Словорасположение у Фонвизина в большей степени, чем у Карамзина, отражает живые явления разговорного языка, а потому более многообразно, более свободно.
Это особенно заметно в контекстах, типичных по содержанию и общей эмоциональной окраске для того и другого автора.
Карамзин.
Часов шесть бродил я по окрестностям Парижа в самом грустном расположении духа; пришел в Булонский лес и увидел перед собою готический замок "Мадрит", построенный в XVI веке, окруженный глубокими рвами и темными аркадами. Террасы его заросли высокою травою. Где Франциск I наслаждался всеми приятностями любви и роскоши; где нежные звуки арф и гитар усыпляли его в объятиях богини сладострастия, там ныне пустота и молчание царствуют... (401-402).
Фонвизин.
Особливо здешний народ ужасно как на наш походит. По улицам кричат точно так, как у нас, и одежда женская одинакова. Вот уж немцы, так те, кроме на самих себя, ни на кого не походят. Прости, мой друг сердечный, сестрица! A propos, забыл я сказать о здешнем концерте, то есть о французской музыке. Этаких козлов я и не слыхивал. Поют всего чаще хором. Жена всегда носит с собою хлопчатую бумагу: как скоро заблеют хором, то уши и затыкает (425).
В приведенных отрывках особенно показательно расположение управляемых имен и местоимений по отношению к управляющим глагольным формам. У Карамзина управляемые имена и местоимения последовательно располагаются после управляющих глагольных форм. Фонвизин легко отступает от этого правила, следуя непринужденному разговорному словорасположению. Когда логический и эмоциональный акцент приходится на управляемые имена и местоимения, они естественно располагаются не только перед управляющими глагольными формами, но и в абсолютном начале фразы: "Этаких козлов я и не слыхивал". Конечно, случаи расположения управляемых имен и местоимений перед управляющими глагольными формами можно встретить и у Карамзина, например: "Аннибала я ненавидел в счастливые времена славы его" (441), "Аббат л'Епе, основатель первого училища, умер; место его заступил аббат Сикар" (452). Но такого рода конструкции в "Письмах русского путешественника" очень редки.
Нормализаторские усилия Карамзина в области словорасположения не остались бесплодными. Они сыграли большую роль в избавлении русского литературного языка от архаически-книжных, искусственных конструкций. Но строго регламентированному, подчеркнуто единообразному карамзинскому словорасположению явно не хватало естественной живости, непринужденной свободы, то есть как раз тех качеств, которые отличают словорасположение в "Письмах из Франции" Фонвизина.
 

Примечания

1. В В. Виноградов. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. Изд. второе, М., 1938, стр. 112-113.

2. Д. И. Фонвизин. Собрание сочинений в двух томах. М.-Л., 1959, т. 2, стр. 413. В дальнейшем все цитаты даются по этому изданию, в скобках после цитат указываются страницы второго тома.

3. Н. М. Карамзин. Избранные сочинения в двух томах. М.-Л., т. 1, 1964, стр. 353. В дальнейшем все цитаты даются по этому изданию. В скобках указываются страницы первого тома.

Hosted by uCoz