Панфилов - Разговорная речь и проблема нейтрализации книжных средств языка

А. К. Панфилов

РАЗГОВОРНАЯ РЕЧЬ И ПРОБЛЕМА НЕЙТРАЛИЗАЦИИ КНИЖНЫХ СРЕДСТВ ЯЗЫКА

(Вопросы филологии. - М., 1969. - С. 283-292)

Функциональный стиль языка есть одна из его разновидностей, имеющая ограниченное и определенное особыми задачами употребление, обладающая специфическими языковыми средствами (слова, фразеологизмы, грамматические формы и конструкции, а в некоторых случаях и особенности произношения). В современном русском литературном языке к числу основных функциональных стилей относятся официально-деловой, научный, производственно-технический, публицистический и разговорный.

На базе языковых стилей возникают и развиваются многообразные стили речи. "...Стили речи, - пишет В. В. Виноградов, - это прежде всего некие композиционные системы в кругу основных жанров или конструктивных разновидностей общественной речи" [1]. Таким образом, если стиль языка есть его функциональная разновидность, характеризующаяся особыми фактами языка (лексическими, синтаксическими и т .д.), то стиль речи - это определенная система использования языка, его функциональных стилей, обусловленная жанром, разновидностью общественной речи и даже авторской индивидуальностью. Так, например, научный стиль языка лишен языковых средств, имеющих эмоционально-экспрессивную окрашенность. Однако среди базирующихся на его основе стилей речи есть и такие, в которых эти языковые средства используются регулярно (например, стиль полемической статьи, стиль научно-популярных сочинений, стиль лекций). Говоря точнее, такие стили речи используют в качестве своей базы не только научный стиль языка, но и публицистический, а отчасти и разговорный. С другой же стороны, ряд речевых стилей, обслуживающих нужды науки, основывается исключительно или почти исключительно на одном (именно научном) стиле языка, например стиль аннотации, стиль научной информации, стиль справочника, стиль диссертаций.

Подобная картина наблюдается и при анализе тех стилей речи, основной базой для которых служит разговорный стиль языка.

Разговорный стиль языка чрезвычайно богат запасами специфической лексики (ахать, беготня, бедокур, безалаберный, бесшабашный, болтовня, враки, глазник, гуськом, докторша, дотошный, жадничать, забияка, картошка, потакать, тормошить и т. д.), специфической фразеологии (водить за нос, вынь да положь, гусь лапчатый, держать ухо востро, заговаривать зубы, заткнуть за пояс, мотать на ус, ни два ни полтора, ни рыба ни мясо, точить лясы, тянуть за душу и т. п.), особых морфологических форм и синтаксических конструкций и т. д. [2].

Однако в условиях разговорной речи специфические признаки разговорного стиля языка используются по-разному. Разговорная речь, подобно речи научной, тоже (и даже еще в большей степени!) богата "жанрами", разновидностями, связанными с особыми речевыми стилями. Разновидности разговорной речи определяются ее тематикой, составом участников разговора, ситуацией и другими факторами. Так, разговор на производственную тему вряд ли возможен без употребления производственно-технической терминологии, разговор о достижениях науки, даже среди неспециалистов, связан с использованием научных терминов и т. д. Книжные слова и выражения употребляются также в разговорах на темы общественно-политической жизни, искусства, морали, судопроизводства и т. д., а в некоторых случаях и в обиходно-бытовой речи, например в речи иронической.

Некоторые исследователи на этом основании приходят к выводу о "стилистической нейтрализации" книжных слов и выражений, полагая, что если эти средства языка проникли в разговорную речь, то нет никаких оснований считать их книжными. Так, И. Н. Шмелева утверждает, что к числу стилистически нейтральной лексики относятся такие слова, как привилегия, престиж, тенденция и т. п. "...Авторы Словаря Ушакова, - пишет И. Н. Шмелева, - считали книжными слова привилегия, престиж, проблема, принцип, перспектива, ситуация, стихия (в значении "явление природы"), тенденция, элементарный (в значении "очень простой, простейший") и др. В Словаре Ожегова, 1963 г., помету "книжное" из названных слов сохранило только существительное престиж, но и это вряд ли отвечает действительности. За время, протекшее от издания Словаря Ушакова до "здания Словаря Ожегова, перечисленные слова на самом деле утратили стилистический оттенок книжности, стали нейтральными..." [3].

Здесь прежде всего необходимо указать, что "Словарь русского языка" С. И. Ожегова не только в издании 1963 года, но и в ранних изданиях не содержал указаний относительно книжного характера названных слов (за исключением все того же слова престиж).

Таким образом, если опираться на данные словаря, то получается, что "нейтрализация" этих слов произошла за период в 10-15 лет, из которых значительную часть составляют годы Великой Отечественной войны. Если бы речь шла о словах типа блокада, эвакуация и т. п., то здесь возражать было бы трудно: такие слова в военные годы, употребляясь часто и повсеместно, действительно в значительной степени нейтрализовались (заметим, что в настоящее время для представителей молодого поколения эти слова снова звучат как книжные, как историзмы). Но нет никаких оснований ставить в один ряд с ними те слова, о .которых пишет И. Н. Шмелева. Слова привилегия, престиж, проблема, принцип, перспектива, ситуация, тенденция, элементарный и т. п. как были, так и остались книжными, хотя в "Словаре русского языка" С. И. Ожегова и нет соответствующих стилистических помет. Эти слова остаются книжными и поныне. Ни одно из них к числу нейтральных не относится.

Быть стилистически нейтральным - это значит употребляться повсеместно без какого-то особого стилистического задания. Так, к числу нейтральной лексики относятся слова типа вода, большой, первый, пить, рука, сесть, стол и т. п., взятые в их прямом (не переносном) значении. Они употребляются и в научной речи, и в официально-деловой документации, и в разговоре, причем в разговоре на любую тему, в любой ситуации и при любом составе участников разговора. Например, обращаясь к детям, мы говорим: "Таня, не пей сырую воду", "Алеша, ты опять сел за стол с грязными руками", "Кто прибежит первым, получит самое большое яблоко" и т. п. Если же в разговоре с детьми мы употребим слова привилегия, ситуация, элементарный и т. п., то тем самым проявим невнимание и к собеседникам, и к стилистике русского языка (разумеется, в счет не идут такие случаи, когда книжное слово используется с особой целью, например с целью пошутить, ср.: "Алеша, ты почему начинаешь есть первым, не ждешь других? Что у тебя, особые привилегии?"). И дело здесь вовсе не в том, что дети не в состоянии понять значение таких слов, как привилегия, ситуация, элементарный: ничего недоступного детскому разуму тут нет, просто каждое из этих слов, являясь книжным, имеет до известной степени ограниченное употребление. Да и в разговоре между взрослыми, например между мужем и женой, далеко не всегда окажутся уместными, скажем, такие высказывания: "Мне не нравится твоя тенденция постоянно заботиться о своем престиже", "Постарайся найти выход из этой ситуации", "Тебя не волнует проблема воспитания нашей Танюшки?" и т. п. Они будут приемлемы в тех случаях, когда используются как средство пародии на речь собеседника или когда разговор намеренно переводится в план "официальной беседы", - иначе говоря, когда есть особое '"стилистическое задание", особая цель. Во всех других случаях такие высказывания будут свидетельствовать о стилистической "глухоте" говорящего.

Доказывая мысль о "стилистической нейтральности" слов принцип, проблема, ситуация и т. п., И. Н. Шмелева опирается на такой иллюстративный материал, который вовсе не дает оснований для подобных выводов. Если оставить в стороне примеры, попавшие сюда по явному недоразумению [4], то весь иллюстративный материал И. Н. Шмелевой можно разделить на следующие группы:

1) случаи использования книжных слов как характерологических средств в художественных произведениях (прямая речь персонажей, несобственно-прямая речь);

2) факты шутливо-иронического употребления слов;

3) случаи использования в разговорной речи фразеологизированных выражений, в состав которых входит эквивалент книжного
слова, а также факты употребления не самого книжного слова, а его производных.

Рассмотрим каждую группу примеров.

1) "В художественной литературе, - пишет И. Н. Шмелева о слове тенденция, - им пользуются персонажи самого различного культурного уровня и социального положения, что свидетельствует о его общеупотребительности:

Енков тихо сказал: "За вещичками поглядывать надо, - и кивнул на Белокопытова. - Есть у них такая тенденция". - "Да бросьте вы!" - отмахнулся матрос" (Мельников. В вагоне); "Значит, вырастет сто деревьев, а срубим мы сто тридцать. Отсюда тенденция к истощению" (Солоухин. Владимирские проселки); Городской товарищ Ведерников, поговорив о новых тенденциях избирать поднаторевших в городе товарищей, предложил голосовать за Еремея Секина (Зощенко. Столичная штучка); "Утром ему позвонил из управления дежурный и сказал, что выборка земли дала сдвиг и имеет прогрессивную тенденцию повышаться все больше и больше" (Паустовский. Рождение моря)" [5].

Как видим, в каждом из этих примеров слово тенденция употреблено не как нейтральное, а с особым стилистическим заданием. В одном случае оно служит средством создания иронии, причем иронизирует не автор, а его персонаж ("Есть у них такая тенденция"). В другом случае это же слово используется как средство иронии самим автором ("Городской товарищ Ведерников, поговорив о новых тенденциях избирать поднаторевших в городе товарищей, предложил голосовать за Еремея Секина", где мы находим обычную для Зощенко стилизацию) [6]. Заметим кстати, что в юмористических рассказах и фельетонах прием "сталкивания" стилистически разнородной лексики (в данном случае: тенденция и поднаторевший, поднаторевший и товарищ) - обычное явление [7].

В примере из произведения К. Паустовского слово тенденция, будучи употреблено в несобственно-прямой речи, служит средством характеристики персонажа, не говоря уже о том, что здесь воспроизводится официальная речь производственника ("...позвонил из управления дежурный"). См. употребленные здесь же слова и выражения: выборка, дала сдвиг, имеет тенденцию, прогрессивная.

Таким образом, все подобные примеры свидетельствуют не о "стилистической нейтральности" слова тенденция, а, напротив, о его стилистической окрашенности, используемой писателями для решения тех или иных художественно-изобразительных задач.

2) Об использовании книжных слов в разговорной речи шутливо-иронического характера мы уже говорили (см. выше). Здесь лишь добавим следующее: слова типа тенденция именно потому и способствуют созданию иронии, что резко отличаются по своей стилистической окрашенности от разговорных слов и выражений, составляющих основу анализируемой речи (ср.: "За вещичками поглядывать надо... Есть у них такая тенденция").

3) Доказывая тезис о "нейтральности" слова принцип, И. Н. Шмелева говорит о широкой распространенности в сферах разговорной речи выражений в принципе ("В компанию примете?"- "В принципе не возражаем" и т. п.), из принципа [8] ("Я, конечно, не пошел из принципа" и т. п.) [9].

Однако выражения из принципа и в принципе как по своему значению (это отмечает и сама И. Н. Шмелева), так и по стилистической окрашенности отличаются от слова принцип. Так, если слово принцип не утратило своего книжного характера, то выражение из принципа, напротив, есть принадлежность разговорного стиля. Например, вряд ли окажется уместной в научной статье такая фраза: "Когда Николай II наложил запрет на решение Академии наук об избрании М. Горького почетным академиком и выборы были объявлены недействительными, Чехов и Короленко от звания почетных академиков отказались из принципа". Таким образам, о "стилистической нейтральности" слова принцип говорить нельзя, и доводы И. Н. Шмелевой на поверку оказываются несостоятельными.

Впрочем, о "нейтрализации" книжных слов такого типа пишет не только И. Н. Шмелева. Этому вопросу посвящены работы и некоторых других исследователей. Можно, в частности, указать на статью Т. Г. Винокур "Стилистическое развитие современной русской разговорной речи" [10], где "нейтрализация книжных элементов" иллюстрируется такого рода примерами [11]:

1) "...Вы показали себя на общественной работе с хорошей стороны... Мой совет - выкиньте из головы мечты о шелковых чулочках, пудрах и прочее. Из вас может выйти хороший товарищ" (А. Толстой. Гадюка).

2) "Он швырнул портфель на кровать, взъерошил волосы и начал гвоздить кулаком непроветренный воздух в комнате. - Товарищ Зотова, мы всегда подходим к делу прямо. В ударном порядке..." (Там же).

3) "А что, наши рубежи хорошо охраняются сегодня? Ведь все на параде, прямо страшно" (из устной речи: говорит пожилая женщина у телевизора, где показывают первомайский парад).

4) "- Ты с какого года? - спросил Тележко. - Сколько тебе лет? - Сколько дашь? - Порядка двадцати трех" (К. Ваншенкин. Большие пожары).

5) "Давайте сагитируем их в кино, а?" (Из устной речи).

6) "Скажите мне ваши координаты" (из устной речи).

7) "В случае чего контактируйтесь, пожалуйста, с Лидией Сергеевной, а она уж мне тогда передаст" (из устной речи).

8) "Нет, я поступал в техникум на базе десятилетки. Поэтому только два с половиной года учусь" (из устной речи).

9) "Прямо на улице торговля производилась, я поэтому и совершил покупку" (из устной речи) [12].

Как видим, ничего принципиально нового по сравнению с материалами И. Н. Шмелевой мы здесь не находим. Так, первые два примера, взятые из рассказа Ал. Толстого "Гадюка", могут служить лишь образцом мастерского описания персонажа средствами прямой речи. Возьмем второй пример в составе контекста:

"На третий день, в пять часов, когда Зотова оторвала кусок промокашки и, помусолив ее, отчищала на локте чернильное пятно, к ней подошел помзав Иван Федорович Педотти, молодой человек, и сказал, что им "нужно поговорить крайне серьезно". Ольга Вячеславовна чуть подняла красивые полоски бровей, надела шляпку. Они вышли. Педотти сказал:

- Проще всего зайти ко мне, это сейчас за углом.

Зотова чуть пожала плечиком. Пошли. Жарким ветром несло пыль. Влезли на четвертый этаж. Ольга Вячеславовна первая вошла в комнату Ивана Федоровича Педотти, села на стул.

- Ну? - спросила она. - О чем вы хотели го мной говорить?

Он швырнул портфель на кровать, взъерошил волосы и начал гвоздить кулаком непроветренный воздух в комнате.

- Товарищ Зотова, мы всегда подходим к делу в лоб, прямо... В ударном порядке... Половое влечение есть реальный факт и естественная потребность... Романтику всякую там давно пора выбросить за борт... Ну вот... Предварительно я все объяснил... Вам все понятно...

Он обхватил Ольгу Вячеславовну и потащил со стула к себе на грудь, в которой неистово, будто на краю неизъяснимой бездны, колотилось его неученое сердце. Но немедленно он испытал сопротивление, - Зотову не так-то легко оказалось стащить со стула: она была тонка и упруга. Не смутившись, почти спокойно, Ольга Вячеславовна сжала обе его руки у запястий и так свернула их, что он громко охнул, рванулся и, так как она продолжала мучительство, закричал:

- Больно же, пустите, ну вас к дьяволу...

- Вперед не лезь, не спросившись, дурак, - сказала она.

Отпустила Педотти, взяла со стула из коробки папиросу "Яву", закурила и ушла".

Омерзительная фигура шкодливо-наглого а вместе с тем трусливого помзава здесь, как видим, очерчена предельно выразительно. Средствами характеристики персонажа служит и художественная деталь (непроветренный воздух в комнате, взъерошил волосы и т. д.), и чисто фельетонный прием "расщепления фразеологии" (колотилось... неученое сердце), и фамилия Педотти, явно не соответствующая имени и отчеству - Иван Федорович. Слова помзава "в ударном порядке", "крайне серьезно", "предварительно я все объяснил" и т. д. - это тоже художественно-изобразительные средства, а вовсе не свидетельство "нейтрализации" книжной лексики и фразеологии, как это представляется Т. Г. Винокур.

Многие другие ее примеры (см. №№ 4, 5, 6) содержат слова и выражения, являющиеся принадлежностью разговорного стиля ("Ты с какого года?", "Давайте сагитируем их в кино", "Скажите ваши координаты") [13].

Что ж касается остальных приведенных нами примеров, то они содержат стилистические ошибки вроде тех, о каких писал Корней Чуковский, высмеивая речь недостаточно грамотных людей: "Я слышал, как некий посетитель ресторана, желая заказать себе свиную котлету, сказать официанту без тени улыбки:

- А теперь заострим вопрос на мясе.

И как один дачник во время прогулки в лесу заботливо спросил у жены:

- Тебя не лимитирует плащ?

Обратившись ко мне, он тут же сообщил не без гордости:

- Мы с женою никогда не конфликтуем!

Причем я почувствовал, что он гордится не только отличной женой, но и тем, что ему доступны такие слова, как конфликтовать, лимитировать" (К. Чуковский. Живой как жизнь, гл. V).

Впрочем, примеры Т. Г. Винокур только в том случае можно поставить в один ряд с примерами Корней Чуковского, если услышанные ею слова тоже произносились без тени улыбки. Если же эти слова были пародией на чью-то речь, шуткой и т. п., то здесь никакой ошибки нет, как нет и свидетельства "нейтральности" книжной лексики и фразеологии.

Ошибки И. Н. Шмелевой, Т. Г. Винокур и ряда других исследователей, которые пишут об активно протекающей в наши дни "нейтрализации" книжной лексики, в значительной степени предопределяются неправильными теоретическими посылками. "Нейтрализация книжной лексики, потеря ею обособленного положения, - пишет И. Н. Шмелева, - закономерное следствие тех культурных преобразований, которые совершаются в советском обществе. По мере развития общего и специального образования и стирания граней между умственным и физическим трудом исчезает резкое различие в речи людей разных социальных категорий и разных профессий. Слова, которые еще недавно были приметой книжной, образованной речи, становятся общим достоянием, стилистически нейтрализуются" [14]. И далее: "Сближение книжной и разговорно-просторечной лексики в результате ее нейтрализации свидетельствует об исчезновении резкой лексико-стилистической границы между книжным и разговорным стилями литературного языка" [15].

И. Н. Шмелева права, когда утверждает, что "по мере развития общего и специального образования и стирания граней между умственным и физическим трудом исчезает резкое различие в речи людей разных социальных категорий и разных профессий". Однако о чем это свидетельствует? О том, что круг носителей литературного языка за годы Советской власти необычайно возрос. Отсюда следует, что общим достоянием стали не только книжные слова, но и стилистические нормы, регламентирующие употребление книжных (равно как и некнижных) слов. И поэтому никак нельзя согласиться со следующим утверждением И. Н. Шмелевой: "Слова, которые еще недавно были приметой книжной, образованной речи, становятся общим достоянием, стилистически нейтрализуются".

И. Н. Шмелева, как явствует из ее рассуждений, полагает, будто знакомство с книжными словами непременно влечет за собой их повсеместное, стилистически не мотивированное употребление. А между тем люди, полностью овладевшие литературным языком, вовсе не отличаются (и в прошлом не отличались) тем, что постоянно говорят "по-книжному". Лишь те, кто едва приобщился или только приобщается к книжной культуре, обильно уснащают свою речь книжными словами, употребляя их во многих случаях неуместно.

В первые годы Советской власти, когда в общественную деятельность были вовлечены десятки и сотни тысяч людей, не получивших образования и, следовательно, не овладевших литературным языком (в частности, его стилистическими нормами), немотивированное употребление книжных слов приобрело массовый характер. Но этот факт, исторически закономерный и понятный, сам по себе был не "культурным достижением", а болезнью роста. Неправомерное употребление книжных слов расшатывало стилистическую систему языка. "...Всякое неуместное со стилистической точки зрения употребление слов, - справедливо писал Л. В. Щерба, - разрушает стилистическую структуру языка, а язык с разрушенной стилистической структурой то же, что совершенно расстроенный музыкальный инструмент, с той только разницей, что инструмент можно немедленно настроить, а стилистическая структура языка создается веками" [16].

Недаром В. И. Ленин в известной работе "Об очистке русского языка" сурово осуждал употребление иноязычных слов без надобности. Уместно вспомнить также активную деятельность А. М. Горького в борьбе за повышение речевой культуры советских людей. Говоря о развитии нашего языка в первые годы Советской власти, о широком и стилистически не мотивированном употреблении арготизмов, диалектизмов и т. д. (и, разумеется, имея в виду стилистически не мотивированное употребление книжных слов), С. П. Обнорский писал: "Все это отводило от нормы прежнего литературного языка, колебало его устои, опиравшиеся на крепкую связь с предшествующими корифеями-классиками, начиная с Пушкина, все это грозило порчей языка. Известна дискуссия на эту тему начала 30-х годов, в которой руководящая роль принадлежала великому нашему деятелю и тонкому ценителю русского слова А. М. Горькому. На этой дискуссии было подчеркнуто, что русский литературный язык есть величайшее общественное достояние, что направление развития его далеко не безразлично для самой общественности. И действительно, итоги дискуссии были чрезвычайно важны для дальнейшего развития русского литературного языка" [17].

Сейчас, когда всеобщее образование в стране стало законом жизни советских людей, когда активная борьба за культуру речи ведется не только школой, но и печатью, радио, телевидением, перспектива порчи языка, расшатывания его стилистической системы под воздействием речи недостаточно грамотных людей перестала быть реальной угрозой. Конечно, и сейчас есть еще немало примеров, когда стилистическая норма в употреблении тех или иных слов, выражений, грамматических форм и т. д. нарушается, в том числе и в речи публичной. Однако за истекшие десятилетия коренным образом изменилось общественное отношение к речевым ошибкам и неточностям. Если в первые послеоктябрьские годы многие ораторы даже бравировали пренебрежительным отношением к требованиям культуры речи, то теперь каждый выступающий публично непременно должен считаться с этими требованиями, иначе он рискует стать объектом смеха. Не случайно в журналах "Крокодил", "Журналист" и нек. др. ведутся постоянные рубрики, где публикуются "перлы" ораторской, газетной речи и т. д.

Стилистическая система современного русского литературного языка с ее противопоставленностью книжных стилей разговорному - величайшее национальное достояние. Приветствовать мнимое "разрушение" этой системы - значит, видеть в идеале некий стилистически не дифференцированный язык, где все нейтрально: и слова, и фразеологизмы, и грамматические формы и т. д. Но такой язык (практически это и неосуществимо!) был бы удобен лишь в сферах науки, техники и делопроизводства. Что ж касается художественной литературы, публицистики, театра и т. д., то все это было бы немыслимо в условиях "нейтрального" языка, языка "чисто информационного", лишенного живых красок, без каких невозможна и повседневная бытовая речь.

Из сказанного вовсе не следует, что в нашем языке не наблюдаются факты стилистической нейтрализации книжных слов. Постоянные изменения в жизни общества, достижения науки, рост культуры и т. д. - все это неизбежно вызывает частные изменения в стилистической структуре языка. Так, слово спутник в значении "небесное тело, обращающееся вокруг планеты", еще сравнительно недавно было научным термином. Однако в связи с бурным развитием науки и техники в нашей стране, в связи с созданием искусственных спутников Земли это слово очень быстро стало стилистически нейтральным. По той же причине нейтрализовались или почти нейтрализовались такие в прошлом сугубо книжные слова, как космос, космический, орбита и т. п.

В наше время, когда с помощью радио, телевидения и иных средств массовой информации новости передаются в считанные минуты и сразу же становятся достоянием всех носителей литературного языка, стилистические изменения могут происходить чрезвычайно быстро. Однако эти изменения, имеющие частный характер, не колеблят устои общей стилистической системы языка.

Примечания

1. В. В. Виноградов. Стилистика, теория поэтической речи, поэтика. М., 1963, стр. 14.

2. См.: А. К. Панфилов. Лекции по стилистике русского языка. М., 1968, стр. 65-73.

3. И. Н. Шмелева. Стилистические сдвиги в лексике современного русского литературного языка (на материале письменных источников и толковых словарей). Сб. "Нормы современного русского литературного словоупотребления". Изд-во "Наука", М.-Л., 1966, стр. 36-37.

4. Речь идет о примерах такого типа: "В редакцию пришло письмо от группы читателей нашей газеты: "Есть в Колпинском районе поселок Петрово-Славянское... Более 12 лет решается здесь проблема ремонта дорог" ("Ленинградская правда"); "Хорошей традицией стало проведение учеными и студентами вузов страны научных конференций по проблемам Латинской Америки" ("Известия"). Как видим, книжное слово проблема здесь выступает в газетно-публицистической речи. Но именно газетно-публицистическая речь (а также научная) и есть основная сфера употребления этого слова. При защите тезиса о его "нейтральности" подобные примеры ровно ничего не доказывают.

5. См.: И. Н. Шмелева, указ. соч., стр. 39.

6. См: А. К. Панфилов. Роль стилизации в языке фельетона. Уч. зап. МГПИ им. В. И. Ленина, №. 292. М., 1968, стр. 271-279.

7. См.: А. К. Панфилов. Некоторые речевые элементы русского советского фельетона. Сб. "Язык и стиль художественного произведения". Под ред. проф. А. И. Ревякина. М., 1966, стр. 142-144; А. К. Панфилов. Лексика и фразеология русского советского фельетона. Сб. "Вопросы лексики и грамматики русского языка". Уч. зап. МГПИ им. В. И. Ленина, № 264. Под ред. проф. И. А. Василенко, стр. 244-256.

8. И. Н. Шмелева ставит в один ряд с этими выражениями и сочетание по принципу. Однако никаких примеров его употребления в разговорной речи она не приводит, что и понятно, поскольку данное выражение, являясь книжным, резко отличается по своей стилистической окрашенности от двух первых.

9. См.: И. Н. Шмелева, указ. соч., стр. 37.

10. См.: сб. "Развитие функциональных стилей современного русского языка". Изд-во "Наука", М., 1968, стр. 12-100.

11. Мы берем лишь часть содержащихся здесь примеров, однако и все другие принципиально не отличаются от взятых нами.

12. См.: Т. Г. Винокур, указ. соч., стр. 32-37.

13. Слово координаты - книжное, но в составе выражений типа ваши координаты оно изменило свое значение, а все выражение в целом - принадлежность разговорного стиля.

14. И. Н. Шмелева, указ. соч., стр. 41.

15. Там же, стр. 42. Заметим, что в цитированных словах И. Н. Шмелевой есть терминологическая неточность: если разговорный стиль действительно один, то книжных стилей несколько - официально-деловой, научный, производственно-технический, публицистический.

16. Л. В. Щерба. Избранные работы по русскому языку. Учпедгиз, М., 1957, стр. 139.

17. С. П. Обнорский. Избранные работы по русскому языку. М., 1960, стр. 284-285.