В. П. Нерознак

ИНДОЕВРОПЕЙСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ: НОВЫЕ АСПЕКТЫ

(Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. - Т. 39. Вып. 3. - М., 1980. - С. 230-241)

 
Современное сравнительно-историческое индоевропейское языкознание характеризуется не только комплексной интерпретацией данных всех известных индоевропейских языков, но и выходом за рамки собственно генетических приемов сравнения с использованием различных других приемов, процедур и правил лингвистического описания - типологических, ареальных, лексико-статистических, вероятностных, структурных, дистрибутивных, оппозитивных, историко-культурных. Сравнительно-генетическое исследование языков различных семей и историческое изучение отдельных языков, ставящее целью последовательную реконструкцию более ранних по отношению к исходному языковых состояний и построение модели развития языка от праязыковых реконструктов (общеиндоевропейское, общехетто-лувийское, общегерманское и т. д.) к исторически засвидетельствованным языкам в последнее время все чаще объединяют под общим названием диахроническая лингвистика [1]. Менее удачным следует признать часто встречающийся в зарубежном языкознании термин "историческая лингвистика", объединяющий без достаточно четких критериев целый ряд лингвистических разделов - сравнительно-историческое языкознание, ареальную лингвистику, отчасти типологию [2].
Задачи нынешнего этапа сравнительно-исторического изучения родственных языков значительно усложнились и умножились. Открытие новых языковых групп и отдельных языков индоевропейской семьи, включение фактов этих языков в историко-генетические построения послужило важным импульсом к существенному пересмотру традиционных представлений о происхождении индоевропейских языков и их историческом развитии.
Одновременно с этим стала очевидной необходимость поуровневой переинтерпретации реконструируемой сравнительной грамматики индоевропейских языков. Предпринимающиеся в этом направлении усилия повлекли за собой расширение базы компарации, ориентировавшейся ранее главным образом на индоарийскую языковую структуру. Привлечение хетто-лувийских языков в целях построения новой сравнительной грамматики индоевропейских языков значительно видоизменило и расширило понятие эталона компарации. Уточнению подверглись хронологические и пространственные характеристики индоевропейского языкового континуума. В свете сказанного в настоящей статье предпринята попытка выделить новейшие аспекты исследовательских поисков в индоевропейском языкознании.
В результате фундаментальных исследований, предпринятых в индоевропейском языкознании в прошлом веке, были выработаны основополагающие принципы сравнительно-исторического языкознания, главными из которых стали установление соответствий древнейших генетически тождественных элементов или явлений в родственных языках и реконструкция с помощью этих корреспонденции древнейшей формы праязыка. В трудах А. Шлейхера, И. Шмидта и младограмматиков предстает завершенный этап сравнительного индоевропейского языкознания с четко разработанным понятийным аппаратом, концептуально и логически непротиворечивой теорией [3].
Новый этап индоевропейского языкознания (незавершенная парадигма), определивший и ряд новых аспектов его развития, наступил в связи с открытием в начале XX в. ранее неизвестных науке хетто-лувийских и тохарских языков. Этому же в значительной мере способствовали также открытие и дешифровка крито-микенских текстов линейного письма В, написанных, как оказалось, на архаическом греческом языке (XV-XIV вв. до н. э.). За последнее десятилетие в распоряжение индоевропеистов поступили новейшие лингвистические интерпретированные свидетельства ряда малоизученных реликтовых индоевропейских языков (скифского, фригийского, венетского, синдо-меотского) [4], Вследствие этого пришлось отказаться от принципа неполного сравнения и постепенно перейти, отправляясь от расширившейся базы сравнения, к воссозданию общеиндоевропейского фонетического инвентаря, морфологических и синтаксических моделей и праиндоевропейского словаря, основываясь на принципе возможно полного охвата всех известных индоевропейских языков.
Индоевропейское языкознание развивалось в двух взаимодополняющих направлениях. С одной стороны, шло накопление и фронтальный учет фактов уже известных и вновь открытых языков и предпринимались непрекращающиеся попытки их реинтерпретации. С другой, происходило постоянное совершенствование методов реконструкции ранних этапов становления и развития индоевропейских языков, их членения на праязыки или "общие языки" (в терминологии А. Мейе), группы и отдельные o самостоятельные языки.
Вместе с тем приходится констатировать парадоксальный факт, что, несмотря на продвинутость индоевропеистики (по сравнению с другими отраслями компаративистики), до сих пор не появилось еще работы, в которой на современном уровне был бы дан полный перечень всех известных индоевропейских языков, древних и новых. В существующих работах по индоевропейскому языкознанию [5] имеют место существенные пропуски по группам и отдельным языкам индоевропейской семьи. Уточненный список индоевропейских языков составил В. Н. Топоров для ностратического словаря В. М. Иллича-Свитыча [6]. Этот список может быть дополнен за счет введения древних реликтовых индоевропейских языков и детализации диалектного членения индоевропейской языковой области.
В настоящее время в индоевропейском языкознании наряду с традиционно изучаемыми группами языков активно исследуется ряд малоизученных языков (в частности, нуристанские, или "кафирские", языки), функционирующих и в наши дни, а также целый ряд реликтовых индоевропейских языков, вышедших из употребления и исчезнувших (фригийский, венетский, лузитанский и др.).
Представляется необходимым дать новую классификацию языков индоевропейской семьи, которую мы условно обозначим как генетически-ареальную. Генетическая ее часть включает идентифицированные языковые группы, а по ареальному принципу объединены все древние исчезнувшие индоевропейские языки, принадлежность которых к той или иной известной группе языков не установлена. Известны следующие группы индоевропейских языков, располагаемые нами в соответствии с хронологией письменной фиксации групп и языков от древнейшей традиции к более поздней с учетом новейших данных: хетто-лувийские (анатолийские) языки, распадающиеся на хетто-лидийскую и лувийско-ликийскую подгруппы (XVIII в. до н. э. - II в. и. э.), греческий язык (известен с XV в. до н. э.), индоиранские языки, подразделяющиеся на индоарийские языки (с XII - IX вв. до н. э.), иранские (VI в. до н. э.) и нуристанские языки, бесписьменные языки, изученные совсем недавно; италийские языки (с VI в. до н. э.); кельтские языки (с VI в. до н. э.), германские языки (с III в. н. э.), армянский язык (с V в. н. э.), тохарские языки (VI - VII вв. н. э.), славянские языки (IX - X вв. н. э.); балтийские языки (с XV - XVI вв. н. э.), албанский язык (с XV-XVI вв. н. э.).
Важным аспектом индоевропейского языкознания стала интерпретация имевшихся и вновь открытых языковых памятников так называемых "малых" индоевропейских языков, осуществленная на современном уровне лингвистических знаний.
Помимо вышеназванных, документированных значительной письменной традицией древних индоевропейских языков, принадлежность которых к определенный языковым группам надежно установлена, сохранились фрагментарные памятники целого ряда исчезнувших индоевропейских языков, распространенных в давности в различных областях Европы. Особенности структуры этих языков не позволяют отнести их ни к одной из уже известных древних генетических общностей.
Реликтовые индоевропейские языки представляется целесообразным объединить по географическому (ареальному) принципу.
Палеобалканский ареал. Он включает: фригийский (исторически распространенный в Малой Азии, но в древности локализуемый на Балканах) в двух его разновидностях - старофригийский, засвидетельствованный эпиграфическими памятниками VIII - V вв до н. э., и новофригийский, фиксированный в надписях II - III вв. н. э.; фракийский язык (VI - V вв. до н. э. - III - V вв. н. э.); мессапский язык, документированный надписями VI - I вв. до н. э. из южной и юго-восточной Италии, но генетически тесно связанный с другими палеобалканскими языками; иллирийский язык представлен именами собственными и отдельными глоссами [7]; древнемакедонский язык, лексические остатки которого дошли до нас из сочинений греческих авторов, пеласгийский или догреческий язык, методом лингвистической стратиграфии выявленный по данным аллогенной ономастики и апеллятивной лексики греческого языка [8].
Аппенинский ареал. В его составе выделяется как наиболее документированный памятниками венетский язык (надписи VI - I вв. до н. э.), занимающий обособленное место в кругу и.-е. языков, сикульский, авсонский, сабелльско-пиценский, элимский [9].
Пиренейский ареал. В нем в древности были распространены лузитанский и иберский языки [10].
Севернопричерноморский ареал хранит следы ономастических языков киммерийского и синдского, или синдо-меотского [11].
Кроме того, сохраняются разрозненные языковые остатки (почти исключительно ономастика), индоевропейское происхождение которых не вызывает сомнений и по отношению к которым нередко применяют обозначение "язык", но которые в силу их скудости и лингвистической неаутентичности могут быть так названы лишь с большими оговорками (дакийский, пеонийский, мигдонийский, ретийский, эпирский, мизийский, гетский и т. п.).
Одной из ключевых задач индоевропейского языкознания всегда считалась задача определения границ распространения индоевропейского праязыка в доисторический период, упрощенно часто называемой "проблемой прародины индоевропейцев". Локализацию первоначального распространения общеиндоевропейского языкового состояния следует рассматривать в связи с его диалектным членением. Эта взаимосвязь приводит к выводу о 1) пространственной подвижности предполагаемых границ, 2) возможности хронологического разграничения при определении этих границ для более раннего праязыкового состояния и для более позднего, характеризующегося интенсивной иррадиацией индоевропейских диалектов, вызванной процессами миграции индоевропейских племен на исторические места их расселения.
Понимание прародины как географического пространства, как чего-то исторически неизменного, очерченного как бы на аэрофотоснимке, а его границ как статически неизменных долго оставалось препятствием на пути решения вопроса о месте и границах расселения носителей индоевропейского праязыка.
В языкознании и в археологии, пожалуй, нет более дискуссионного вопроса, чем вопрос о прародине индоевропейцев, который уже давно обсуждается специалистами и уже имеет свою историю [12]. Достаточно вспомнить попытки отождествления границ распространения индоевропейцев и их праязыка с рядом археологических культур, с ареалами распространения некоторых видов флоры ("теория бука") и фауны ("теория лосося") [13]. В последние годы наблюдается оживление интереса к этой проблематике. В 50-е и 60-е годы нашего столетия появился ряд работ (П. Тиме, В. Пизани, А. Шерера, Дж. Девото и др.), в которых наметились попытки нового осмысления этого сложного комплекса [14]. В отечественном языкознании проблема прародины индоевропейцев в связи с прародиной славян занимала видное место в работах А. А. Шахматова. Во времена господства" "яфетической теории" Н. Я. Марра вопрос о прародине индоевропейцев трактовался в соответствии с марровской концепцией происхождения языка и языковых семей. Позже, однако, советские лингвисты вновь приступили к разработке всей совокупности лингвистических и культурно-исторических проблем, связанных с поиском праисторического пространства, в котором сформировалась общеиндоевропейская языковая общность (работы Б. В. Горнунга, В. И. Абаева, О. Н. Трубачева).
Наряду с комплексным подходом к решению выдвинутой в XIX в. задачи установления прародины индоевропейского праязыка и протокультуры осуществлялась разработка и чисто лингвистических аспектов этой проблемы. Толчком к повышению интереса к языковедческим аргументам послужило развитие индоевропейской диалектологии. В связи с исследованием ареальных отношений в индоевропейской языковой области были пересмотрены некоторые важнейшие постулаты о членении индоевропейской области на диалектные зоны. Большую роль в этом пересмотре сыграли взгляды В. Порцига, изложенные в его книге "Членение индоевропейской языковой области" [15]. Традиционное деление индоевропейских языков на две зоны centum и satәm, опирающееся на трактовку индоевропейских гуттуральных, В. Порциг заменил разграничением по ареалам, условно обозначенным им как западный и восточный. Важной особенностью исследования В. Порцига было то, что свои выводы он построил преимущественно на лексических соответствиях, которые ранее почти не принимались во внимание.
Вслед за этим была выдвинута концепция о существовании в древности особого "древнеевропейского языка". Пересмотрев свою прежнюю концепцию об иллирийском происхождении древнейшей топонимии Европы, известную в индоевропеистике как теория "паниллиризма", Г. Краэ на том же ономастическом материале пришел к выводу о том, что к началу II тыс. до н. э., когда древнеиндийский, хеттский и греческий уже выделились в самостоятельные диалекты, языки западного и северного ареалов составляли еще так называемую древнеевропейскую языковую общность. В нее включались латинский, оскский, умбрский, кельтский, иллирийский, германский и балтийский. Хотя теория "древнеевропейского языка" была встречена индоевропеистами в целом сочувственно, некоторые ее положения были подвергнуты критике.
Существенным упущением новой концепции членения индоевропейского языкового пространства явилось отсутствие в нем славянских языков. "Совершенно непонятным и неприемлемым у Краэ является то, что он отделяет славянские языки от балтийских: последние он включает в Alteuropäisch, а первые нет", - справедливо отмечал, подвергая критике это положение новой теории, В. И. Абаев [16]. В позднейших работах Краэ включил в "древнеевропейскую общность" славянские языки, продолжая, однако, без достаточно убедительных оснований отводить им, а также венетскому языку роль периферии этой общности.
Взгляды Г. Краэ получили дальнейшее развитие в работах В. Шмида, включившего славянские языки в качестве полноправных представителей этой общности. Центральное место в ней В. Шмид отводит балтийским языкам, реконструируя при этом своеобразную модель-проекцию доисторических отношений индоевропейских языков [17].
Новая концепция первоначального распространения индоевропейских языков была предложена в исследованиях Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, осуществивших в своих работах пересмотр многих важнейших постулатов индоевропейского языкознания, включая также и проблему локализации праиндоевропейской общности. Намеченные впервые в совместном докладе на конференции по сравнительно-исторической грамматике индоевропейских языков контуры первоначальной территории расселения и направлений миграции носителей общеиндоевропейского языка получили позднее расширенную аргументацию в подготовленном ими труде "Индоевропейский язык и индоевропейцы" [18].
В соответствии с выдвигаемой авторами концепцией нижней границей существования индоевропейского языка до его окончательного распада считается конец III - начало II тыс. до н. э. - период, к которому относятся древнейшие сведения о хетто-лувийских языках: хетто-лувийские имена собственные в ассирийских клинописных табличках (2040-1875 гг. до н. э., согласно датировке радиокарбонным методом). Началом распада индоевропейского языка, по мнению Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, является обособление в IV тыс. до н. э. (или даже ранее) анатолийской языковой общности, одновременно с которой отделились греческо-армяно-индоиранская диалектная общность. Последняя в свою очередь распалась на индоиранскую (не позднее III тыс. до н. э.) и общегреческую (середина II тыс. до н. э.) диалектные области.
В рассмотренной концепции наиболее убедительной представляется тезис о переднеазиатской прародине индоевропейцев. В той же части, где речь идет о членении индоевропейской языковой общности на анатолийско-древнеиндоиранско-греческо-армянскую и древнеиндоевропейскую диалектные зоны, имеется ряд неясностей. Так, не уточнено, куда следует относить после выделения хетто-лувийской, индоиранской и общегреческой общностей армянский. Здесь напрашивается вывод о существовании промежуточной диалектной области, каковой, вероятно, можно считать палеобалканскую языковую область (ср. целый ряд ареальных связей фригийского и с греческим и с армянским и т. д.).
Требует, на наш взгляд, более веских аргументов предположение о волнообразной миграции носителей "древнеевропейских" диалектов, представлявших, по мнению Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, еще слабо расчлененную на отдельные диалекты языковую общность. Территорией вторичных контактов, своего рода "вторичной промежуточной прародиной" обозначено Северное Причерноморье, где, как считают авторы, происходило вторичное сближение индоевропейских диалектов, носители которых, двигаясь различными путями (с юга и с востока), вступили в контакт, результатом которого стали возникшие лексические и семантические инновации. Такое взаимодействие, по мысли авторов, может служить образцом вторичного языкового союза изначально родственных диалектов. Здесь, однако, остается неясным, как осуществлялось взаимодействие еще нерасчлененной "древнеевропейской" языковой общности с другими языковыми объединениями и какими именно. Не совсем понятно, о каком "вторичном" языковом союзе еще достаточно близкородственных языков идет речь. Это тем более проблематично, если принять во внимание подвижность языковых границ во времена интенсивных миграций, слабость межэтнических и социальных связей при широкой пространственной иррадиации взаимодействующих при переселении племен. Само понятие языкового союза, как категория языковой общности (ареальной, но не генетической), базируется на взаимодействии родственных и неродственных языков в географически замкнутом пространстве на протяжении длительного периода.
Выдвигая тезис о вторичной промежуточной прародине, Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов считают Северное Причерноморье и прилегающие приволжские степи исходным ареалом распространения диалектов "древнеиндоевропейской" общности на запад и север и постепенного образования на их основе исторически засвидетельствованных языков: кельтских, германских, балтийских, славянских и иллирийского. Коренным образом изменяется и траектория миграций индоевропейских племен, а также общая картина членения индоевропейской диалектной области. Согласно рассматриваемой концепции, значительно позже отделившиеся тохарский и "древнеиндоевропейские" диалекты проделали сложный путь на свои исторические места рассредоточения через Центральную Азию. Этот же путь миграции предполагается и для отделившихся от индоиранской общности раннеиранских племен, о чем свидетельствуют раннеиранские заимствования в финноугорских языках [19]. С этим как будто согласуется открытие в Северном Причерноморье О. Н. Трубачевым следов особого индоарийского языка - синдского или синдо-меотского [20]. Таким образом, Северное Причерноморье признается прародиной только для носителей "древнеиндоевропейсках" диалектов, а их расчленение здесь датируется III тыс. до н. э. Временем водворения их на европейском континенте авторы считают конец II тыс. до н. э.
В XIX в. младограмматиками был накоплен а систематизирован с помощью методики сравнительно-исторического описания богатый материал фонетических и грамматических корреспонденций, позволивший сделать важные выводы о структуре реконструируемого праиндоевропейского состояния. В реконструкции отдельных уровней общеиндоевропейского языкового состояния и индоевропейской грамматики в целом в современном движении наметился новый поворот.
Начало этому повороту было положено в работах двух выдающихся лингвистов современности Э. Бенвениста и Е. Куриловича. Примечательно, что оба исследователя опубликовали одновременно свои труды, на многие годы предопределившие дальнейшие поиски в области индоевропейского языкознания. Э. Бенвенист в исследовании "Индоевропейское именное словообразование" [21] выдвинул принципиально новую трактовку структуры индоевропейского корня, представленную им в трехэлементной модели. Тогда же Е. Курилович в своих "Индоевропейских исследованиях" [22] выдвинул новое объяснение структуры индоевропейского корня как "понятия чисто фонетического". Общим для теории Бенвениста и Куриловича является реконструкция индоевропейского корня с привлечением теории ларингальных.
В области фонологии индоевропейской грамматики широкое распространение получила ларингальная теория, выдвинутая Ф. Соссюром сто лет назад в его концепции сонантных коэффициентов и развитая в работах Г. Мёллера, отождествившего их с исчезнувшими ларингальпыми сонантами [23]. В 20-х годах Е. Курилович представил новые данные о древних ларингальных, обратившись к неизвестным Ф. де Соссюру данным хеттского языка [24]. Постулируемое Куриловичем существование единственного первоначального гласного ә в сочетании с ларингальными согласными ә1, ә2, ә3, предполагает следующее развитие индоевропейского вокализма ә1е > е, ә2е > а, әЗе > о. Вслед за Куриловичем стали создаваться новые модели инвентаря индоевропейских ларингальных, которые условно можно разделить на "моноларингалые" модели, принимающие один или два ларингала, и "полиларингальные" модели, состоящие из трех, четырех и даже десяти ларингалов. Однако, по словам X. Рикса, "время канонизировать ларингальную гипотезу еще не пришло" [25]. В целом ряде случаев их выводы применительно к отдельным языкам серьезно оспаривались (Э. А. Макаевым - на материале германских языков, Г, Ольбергом - на примере албанского). Тем не менее сторонников ларингальной теории значительно больше, чем ее противников. В значительной степени это объясняется разрешающими способностями ларингальной теории и динамичностью моделей, создаваемых с помощью ларингалов на уровне реконструктов.
Важнейшими работами в области реконструкции индоевропейской системы гласных являются фундаментальные исследования В. Лемана "Протоиндоевропейская фонология", Е. Куриловича "Апофония в индоевропейском" и Р. Шмитта-Брандта "Развитие индоевропейской системы вокализма", в которых реконструируется исходный инвентарь фонем и его развитие в различных языковых группах [26]. В предпринимаемом издании новой "Индоевропейской грамматики" первый том должен был быть посвящен исследованию фонетического строя общеиндоевропейского праязыка. Однако в силу ряда причин, главной из которых явилась, видимо, необходимость переинтерпретации индоевропейской фонетической модели, сначала вышел второй ее том "Акцент и аблаут", написанный Е. Куриловичем [27]. Первый же том пока не написан. В то же время раздел грамматики Е. Куриловича об акцентологической системе и связанной с этим системой чередований в индоевропейских языках помимо просодических и морфонологических закономерностей выявляет немало существенного и для понимания фонетической структуры индоевропейских языков на ранних этапах ее развития.
В области индоевропейской фонологии новые аспекты исследований наметились в связи с углубленной трактовкой фонетической структуры индоевропейского слова, соотношения фонем и слогов как исходных единиц реконструкции. Разработка этих проблем велась как в зарубежном (К. Боргстрем, В. Леман и др.) [28], так и в советском языкознании (В. В. Мартынов, Ю. С. Степанов, Д. И. Эдельман) [29]. Эти исследования явились реакцией на неадекватность реконструировавшейся ранее индоевропейской фонетической системы. Основным ее недостатком признается сейчас ее несоответствие данным синхронной типологии.
Ряд новых положений о структуре индоевропейского вокализма выдвинул недавно А. С. Мельничук. Известно, что современная ларингальная теория продолжает считать самостоятельными фонемами, как это было и до ее появления, лишь серию е, а, о, тогда как фонемы i, u рассматриваются слогообразующими вариантами сонантов i, u. Между тем, как считает А. С. Мельничук, исследование совокупности фактов, отражающих древнейшие фонетические соотношения и.-е. праязыка, показывают, что определяющую роль в формировании качественного различия и.-е. гласных играли не ларингальные согласные, а сонанты i, u. Подробно анализируя важнейшие архаические явления альтернации и смешения гласных e/i, o/u и в тождественных и.-е. корнях (в первую очередь в балтийских и славянских), автор приходит к выводу о древнейшем характере этого параллелизма. При выяснении природы и.-е. вокализма А. С. Мельничук основывается на принятии для первоначального этапа развития и.-е. праязыка при многообразии согласных фонем (шумных и сонорных) лишь одного качественного неопределенного призвука (Λ), не обладающего самостоятельной фонологической функцией. В процессе речи каждая согласная фонема, "озвученная" этим призвуком, создавала особое нерасчлененное сочетание единиц различных фонетических уровней - фонемы и слога. Этот звуковой комплекс отождествляется автором с силлабофонемой. Качество силлабофонемы и гласного призвука определялось качеством согласного звукового компонента.
Система и.-е консонантизма была подвергнута серьезной реинтерпретации в работах Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, в которых была выдвинута принципиально новая, получившая в научной литературе название "глоттальной" теория происхождения системы индоевропейских смычных [30]. Традиционная схема и.-е. смычных представляется в виде трех серий (звонкие, звонкие придыхательные и глухие) и четырех локальных рядов (лабиальный, дентальный, велярный и лабиовелярный).
 
I
II
III
b
bh
p
d
dh
t
g
dh
k
gw
gwh
kw
 
Авторы предлагают свою интерпретацию системы смычных в индоевропейских языках. В постулируемой ими системе релевантными считается не признак аспирации, а противопоставление по признаку звонкости/глухости, тогда как аспирация определяется как сопутствующий признак фонемы. Фонологические характеристики трех серий смычных определяются как: I - глоттализованная, II - звонкая, III - глухая.
 
I
II
III
(p')
bh/b
ph/p
(t')
dh/d
th/t
(k')
gh/g
kh/k
 
В связи с нерелевантностью признака аспирации для фонем II и III серий фонемы этих серий могли реализоваться в качестве двух комбинаторных вариантов-аллофонов - аспирированного и неаспирированного. Такая комбинаторика зависела от позиционных условий.
Реконструированная таким образом система смычных типологически. верифицируется на примере систем в исторически засвидетельствованных языках. Образцом системы, в которой наряду со звонкими придыхательными выступают чистые звонкие как варианты единой фонемы, служат авторам "глоттальной" теории современные армянские диалекты. В соответствии с новой реконструированной системой смычных в общеиндоевропейском из исторически засвидетельствованных языковых состояний наиболее приближенными к "глоттальной" модели оказываются считавшиеся ранее "инновационными" системы смычных в германских и армянском, а также в хетто-лувийских языках (все языки характеризуются так называемым "передвижением согласных"). На другом полюсе в качестве наиболее преобразованной системы располагается система смычных в тохарских языках, где все три серии совпали в одну. В большинстве других и.-е. языковых групп преобразования фонологических систем должны рассматриваться в согласии с новой моделью и.-е. звукового состава как расщепления или слияния исходных трех серий и.-е. смычных. Конечным результатом предпринятой переинтерпретации и.-е. консонантизма явилась не только реконструкция новой модели исходного состояния, но и вытекающая из этого необходимость построения новых моделей протоязыковых состояний отдельных групп и языков. Считавшиеся квазииндоевропейскими системы древнеписьменных языков - ведийского и архаического греческого - характеризуются как преобразованные, а признаваемые ранее вторичными системы согласных армянского и германских языков выдвигаются как наиболее близкие к исходному индоевропейскому языковому состоянию.
В разработке проблем морфологии индоевропейских языков главное внимание уделяется в настоящее время реконструкции моделей именных и глагольных систем и способов деривации. В последнее время в ряде работ освещаются новые аспекты происхождения и развития именной и глагольной флексии [31].
Среди работ этого направления следует выделить фундаментальное исследование К. Уоткинса "История индоевропейской глагольной флексии" [32], которое можно назвать образцом разработки средствами сравнительно-исторической методики грамматики реконструируемого праязыкового состояния на примере частной реконструкции глагольной флексии. Представленная в работе модель флексий индоевропейского языкового типа последовательно проецируется на групповые модели флексий отдельных представителей индоевропейской семьи языков. В соответствии с этим принципом выясняется происхождение и эволюция различных типов флексии во всех основных группах индоевропейских языков. Последовательно рассмотрены классы атематических и тематических глаголов и определена их дистрибуция в системе групповых состояний (индоиранского, греческого, хетто-лувийского, италийского, балто-славянского и др.). В результате системного наложения реконструируемой схемы индоевропейских флексий на исторически засвидетельствованные типы глагольных флексий названных групп языков получены новые данные об образовании и развитии индоевропейского перфекта, аориста и презенса, категорий медия и оптатива.
Реконструкция двух серий индоевропейского глагола, основанная на отождествлении хеттских корневых глаголов на -mi и на -hi с длительными и аористическими корнями в арийско-греческом с особым вниманием к данным хетто-лувийских, балтийских и славянских языков предложена в цикле работ В. В. Иванова [33].
Синтаксис индоевропейских языков, в первую очередь проблемы, связанные с реконструкцией модели предложения в период общеиндоевропейского языкового состояния, в последние годы в индоевропеистике стали объектом интенсивных исследований, В качестве важнейших выделены вопросы индоевропейского паратаксиса, порядка полнозначных элементов предложения, структура сложного слова в праиндоевропейском. Значительное внимание уделяется и реконструкции индоевропейских моделей на уровне предложений и фраз [34].
Специального рассмотрения заслуживает исследование крупнейшего американского компаративиста В. Лемана "Протоиндоевропейский синтаксис" [35], в которой строится модель структуры общеиндоевропейского предложения с учетом самых новых данных из области синтаксиса, включая новейшие открытия, полученные при изучении синтаксиса хетто-лувийских, кельтских и тохарских языков. В качестве типовой модели общеиндоевропейского языка В. Леман выдвигает последовательность (субъект - объект - глагол) и динамику ее модификаций. При характеристике грамматической специфики отдельных представителей индоевропейской языковой семьи В. Леман приходит к выводу о наибольшей близости к реконструируемой общеиндоевропейской синтаксической структуре древнеиндийского и хеттского языков, где сохраняются основные элементы последовательности OV (объект - глагол). С некоторыми из выдвигаемых автором положений трудно согласиться, как, например, с попыткой доказать отсутствие в общеиндоевропейском префиксации. Большинство исследователей считают, однако, что так называемая универбация, под которой понимается синтагматическая связь приставки и глагола, осуществлялась позднее в исторически засвидетельствованных языках, что не исключает ее наличия в общеиндоевропейском, о чем свидетельствуют корни *nizdo- < *ni-sed "садиться", формы с (s) mobile типа *(s)ten- "грохотать", греч. στένειν, лат. tonare [36].
Другой важной чертой индоевропейского синтаксиса, как показал В. Леман, можно считать присущую многим языкам и.-е. семьи субъективность, т. е. проявление субъекта во всех личных формах. По мнению В. Лемана, именно ей индоевропейский синтаксис обязан перестройкой порядка слов с последующей "метатезой" древней индоевропейской модели OV на модель VO, закрепившуюся в исторически засвидетельствованных языках [37].
Уже доказано, что в общеиндоевропейский период на раннем этапе отсутствовало противопоставление категорий переходности и непереходности глаголов, категории пассивности. В этом усматривают одно из косвенных свидетельств об изначальном активном строе [38] древнейшей ступени общеиндоевропейского языка, что соответствует порядку слов SOV, реконструируемому для индоевропейского синтаксиса на ранней стадии его развития.
В изучении лексики общеиндоевропейского происхождения этапным исследованием стала новая по методике работа выдающегося французского лингвиста Э. Бенвениста "Словарь индоевропейских социальных терминов", которая сразу же после выхода была признана образцом комплексного культурно-лингвистического исследования древнейшей лексики [39].
Широкое развитие получили исследования в области индоевропейской метрики, в изучение которой, прежде всего благодаря усилиям Е. Куриловича, внесены новые аспекты вследствие привлечения новых данных из хетто-лувийских и кельтских и некоторых других языков [40]. Главной движущей и организующей силой индоевропейской метрики, как показал Е. Курилович, были сандхиальные процессы, сопровождавшиеся явлениями элизии и стяжения. Не менее важную роль, если судить по данным греческой метрики, играли явления кразиса, синезесы, аферезы, протетики гласных и согласных фонем, метрических (компенсаторных) удлинений, возникновение которых было связано с акцентом. Это подтверждает высказанное Е. Куриловичем положение о том, что силлабической (количественной) метрике в индоевропейском предшествовала метрика, в которой определяющую роль играл акцент [41].
Помимо рассмотренных аспектов изучения индоевропейских языков в современном языкознании открылись и другие новые направления. Среди них наиболее существенными представляются исследования проблем топологии (в работах В. А. Дыбо и его школы), индоевропейского поэтического языка (Р. Шмитт) и языковых союзов.
 

Литература

1.Ср. Гамкрелидзе Т. В. Лингвистическая типология и индоевропейская реконструкция. - "Изв. АН СССР. Сер. лит. и языка", 1977, № 3.

2. Lehman W. Einführung in die historische Linguistik. Heidelberg, 1969; Bynon T. Historical Linguistics. Cambridge, 1977; Ambrosini R. Introduzione alla linguistica storica. Pisa, 1976.

3. Макаев В. А. Общая теория сравнительного языкознания. М., 1977, с. 15.

4. См. работы В. И. Абаева, И. М. Дьяконова и В. П. Нерознака, М. Лежена, О. Н. Трубачева.

5. Мейе А. Введение в сравнительно-историческое изучение индоевропейских языков. М., 1938; Порциг В. Членение индоевропейской языковой области. М., 1964; Lockwood W. B. A panorama of Indo-European panguages. London, 1972.

6. Иллич-Свитыч В. М. Опыт сравнения ностратических языков. М., 1971, с. 57-58.

7. Такие языки я называю ономастическими.

8. Нерознак В. Я. Палеобалканские языки. М., 1978.

9. Pellegrini G.B., Prosdocimi A.L. La lingua venetica. I-II. Padova, 1967; Lejeune M. La lengue vénète. Heidelberg, 1974.

10. Schmoll U. Die Sprache der vorkeltischen Indogermanen Hispaniens und das Keltiberische. Wiesbaden, 1959; Tovar A. The Ancient Languages of Spain and Portugal. New York, 1961.

11. Абаее В. И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965; Трубачев О. Н. О синдах и их языке. - ВЯ, 1976, № 4.

12. Schmitt R. Proto-Indo-European Culture and Archeology. Some Critical Remarcs. - "Journal of Indo-European Studies (1974)", v. 2, No. 3, c. 279-287; Indo-European and Indo-Europeans. Philadelphia, 1970; Mallory J. A short history of Indo-European Problem. - JIES (1973), v. 1, No. 1, c. 21-65.

13. Friedrich P. Proto-Indo-European Trees. The Arboreal System of a Prehistoric People. Chicago - London, 1970.

14. Thieme P. Die Heimat der indogermanischen Gemeinsprache. Wiesbaden, 1954; Devoto G. Origini indoeuropee. Firenze, 1962; Die Urheimat der Indogermanen. Herausgegeben von A. Scherer. Darmstadt, 1968.

15. Porzig W. Die Gliederung des Indogermanischen Sprachgebiets. Heidelberg, 1954; Krahe H. Die Struktur der alteuropäischen Hydronimie. Mainz, 1962; Idem. Von illyrischen zum Alteuropäischen. - "Indogermanische Forschungen", 1964, Bd. 69, No. 3, c. 201-212.

16. Абаев В. И. Указ. соч.

17. Schmid W.P. Alteuropäisch und Indogermanisch. Wiesbaden, 1968; Idem. Indogermanische Modelle und Osteuropäische Frühgeschichte. Abhandlungen des Geistes- und Sozialwissenschaftlichen Klasse, der Akademie der Wissenschaften und Literatur. Mainz - Wiesbaden, Jg. 1978, No. 1.

18. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Проблема определения первоначальной территории обитания и путей миграции носителей диалектов общеиндоевропейского языка. - "Конференция по сравнительной грамматике индоевропейских языков". М., 1972, с. 19-22; они же. Индоевропейский язык и индоевропейцы (в печати).

19. Joki A. Uralier und Indogermanen. Helsinki, 1973.

20. Трубачее О. Н. О синдах и их языке (и др. его работы).

21. Benveniste E. Origines de la formation des noms en indo-européen. Paris, 1935.

22. Kurylowicz J. Études indoeuropéennes. Lwów, 1935.

23. Lindemann F. Einführung in die Laryngaltheorie. Berlin, 1970.

24. Szemerenyi O. La théorie des laryngales de Saussure à Kurylowicz. Essai de réevalution. - "Bulletin de la Societé de Linguistique de Paris", 1973, v. 68, No. 1, c. 1-25.

25. Rix H. Kratylos 1969/1972, Jg. XIV, H. 2.

26. Lehman W. Proto-Indo-European phonology. Austin (Texas), 1952; Kurylowicz J. L'apophonie en indo-européen. Wroclaw, 1956; Schmitt-Brandt R. Die Entwicklung des indogermanischen Vokalsystems. Wiesbaden, 1967.

27. Kurylowicz J. Indogermanische Grammatik. Bd. II. Akzent und Ablaut. Heidelberg, 1968.

28. Borgström C. Thoughts about IE vowel-gradation. - "Norsk Tidskrift for Sprogvidenskap", 1959, Bd. 15, c. 137-187; Idem. Internal reconstruction of Pre-Indo-European Word-Forms. - "Word", 1954, v. 10, c. 275, 287.

29. Мартынов В. В. Славянская и индоевропейская аккомодация. Минск, 1968; Степанов Ю. С. Зависимость фонемы от понятия слога при синхронном описании и исторической реконструкции. - ВЯ, 1974, № 5, с. 96-106; Степанов Ю. С., Эдельман Л. И. Семиологический прннцнп описания языка. - В кн.: Принципы описания языков мира. М., 1976, с. 247-281; Мельничук А. С. О генезисе индоевропейского вокализма. - ВЯ., .№ 5-6, 1979.

30. Гамкрыидзе Т. В., Иванов В. В. Лингвистическая типология и реконструкция системы индоевропейских смычных. - "Конференция по сравнительно-исторической грамматике индоевропейских языков". М., 1972, с. 15-18.

31. Ekhart A. Studien zur indoeuropäischen Morphologie. Brno, 1970; Villar Lebana F. Origen de la flexion nominal indoeuropea. Madrid, 1974; Flexion und Wortbildung. Akten den V Fachtagung der Indogermanischen Gesellschaft. Wiesbaden, 1975.

32. Watkins C. Geschichte der indogermanischen Verbalflexion. Indogermanische Grammatik. Heidelberg, 1969, Bd. 3/1.

33. Иванов В. В. Отражение в балтийском и славянском двух серий индоевропейских глагольных форм. - АДД. М., 1978.

34. Bednarczuk L. Indo-European Parataxis. Kraków, 1971; Friedrich P. Proto-Indo-European Syntax. The Order of Meaningful Elements. - JIES. Monograph, No. 1, 1975; Watkins C. Some Indo-European Phrases and their transformations. - In: Münchener Studien zur Sprachwissenschaft, Bd. 33. München, 1975; Idem. Towards Proto-Indo-European Syntax: problems and pseudo-problems. - "Papers from the parasession on Diachronic syntax", Chicago, 1976, c. 305-326.

35. Lehman W.P. Proto-Indo-European Syntax. Austin (Texas), 1974.

36. Haudry J. L'indo européen. Paris, 1979, с. 27. См. также рец. В. В. Иванова на книгу В. Лемана ("Иав. АН СССР. Сер. лит. и языка", № 4, 1977).

37. Lehmann W.P. Subjectivity. - "Language", 1974, v. 50, No 4/1, c. 622-629.

38. Климов Г. А. Типология языков активного строя. М., 1977.

39. Benveniste E. Le vocabulaire des institutiones indo-européennes. T. 1-2. Paris, 1969.

40. Kurilowicz J. Metrik und Sprachgeschichte. Wroclaw, 1975.

41. Kurilowicz J. The quantitative Meter of Indo-European. - "Indo-European and Indoeuropeans", Philadelphia, 1970, p. 421-430; Nady G. Comparative Studies in Greek and Indic Meter. Cambridge, Mass., 1974.

Источник текста - Фундаментальная электронная библиотека "Русская литература и фольклор".

Hosted by uCoz