Славятинская - Древнегреческий язык как функциональная система

М. Н. Славятинская

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИЙ ЯЗЫК КАК ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СИСТЕМА (некоторые проблемы описания греческой языковой ситуации)

(Живое наследие античности. Вопросы классической филологии. - Вып. IX. - М., 1987. - С. 5-23)

Функциональное исследование языка затрагивает в основном два типа проблем: стратификацию, т. е. взаимоположение всех форм существования данного языка, и варьирование какой-либо одной формы [1]. Наиболее многочисленны работы, посвященные второй проблеме и касающиеся главным образом функционально-стилистических вариантов литературного языка. Однако не менее важной представляется и первая проблема, причем факты древнегреческого языка могут получить более точное освещение с позиций функциональной лингвистики, а с другой стороны, древнегреческий язык может поставить перед функциональной лингвистикой ряд новых проблем.

Моделирование функциональной системы языка в целом на протяжении длительного исторического развития представляет собой задачу, видимо, непосильную для одного исследователя, поскольку даже описание функциональной парадигмы языка в определенный исторический период требует четкого осознания специфики всего языкового материала данного времени.

Функциональный аспект древнегреческого языка оказывается недостаточно разработанным в силу того обстоятельства, что греческий язык, привлекавший к себе пристальное внимание в эпоху расцвета сравнительно-исторического языкознания, оказался на периферии лингвистических исследований в то время, когда на материале новых языков стали изучаться формы существования языка, проблемы нормы, узуса и вариантов, а также функциональная стратификация. Ко времени четкой постановки функциональной проблематики (как известно, условной датой здесь считается опубликование "Тезисов пражского лингвистического кружка" в 1929 г.) традиция изучения древнегреческого языка без последовательного соотнесения с теми или иными языковыми функциями насчитывала уже много веков.

Основой функционального исследования является как можно более точное и подробное описание форм существования языка. По отношению к древнегреческому языку мы сталкиваемся здесь с несколькими принципиальными трудностями. К ним относится прежде всего весьма неравномерное распределение во времени письменных памятников, их количества и типов. Кроме того, вполне естественной для древних языков трудностью является незафиксированность форм устной речи. Однако подобные затруднения характерны и для новых языков, даже когда анализируется язык сравнительно недавнего прошлого. В таких случаях исследователь должен прибегнуть к реконструкции устных форм речи на основе различных косвенных данных.

Другим серьезным препятствием является сложность описания многочисленных форм существования каждого языка с помощью, немногочисленных, но зато весьма многозначных терминов (диалект, койне, наддиалектная форма, литературный язык и др.). Эту сложность увеличивает и традиция обозначать так, а не иначе формы существования в конкретном языке. Термины "диалект" и "койне" по отношению к греческому языку, например, имеют как бы три сферы употребления: в самих греческих текстах, в классической филологии и в специальных лингвистических исследованиях.

В древнегреческом языке термины "диалект" и "койне" далеко еще не являются терминами в современном понимании этого слова, и мы наблюдаем лишь становление метаязыка общефилологических (еще не лингвистических) исследований. Античные авторы употребляют обычное многозначное слово для обозначения сложных явлений, часто анализируя их при этом с позиций, далеких от современной науки. Слово "диалект" в греческих текстах - это разновидность речи (языка) при любом principium divisionis: оно может обозначать вообще греческий язык по сравнению с другими языками (hellenice dialectos), территориальные разновидности греческого языка (аттический диалект), язык того или иного автора в противопоставлении с другим (например, диалект Платона у Деметрия), социальную разновидность речи (например, обычную речь горожан во фр. 685 Аристофана).

В классической филологии термином "диалект" обозначались все территориальные варианты греческого языка, от говоров до языка литературных произведений, написанных на том или ином диалекте, и притом этот термин употреблялся безотносительно к конкретному историческому периоду. Между тем те формы греческого языка, которые назывались диалектами, в разные исторические эпохи являются разными образованиями л по форме и по функции.

В современных лингвистических исследованиях диалект характеризуется как моностратная и монофункциональная форма, т. е. как такая форма языка, которая не имеет функционально-стилистической дифференциации и коммуникативная сфера которой - повседневно-бытовое общение [2]. Такие языковые формы засвидетельствованы в греческом языке в надписях и других формах текста. Геродот, например, сообщает, что ионийский диалект насчитывал четыре разновидности. Они не получили отражения в литературном языке и, видимо, представляли собой указанные монофункциональные формы.

Однако при подобном узком значении термина "диалект" серьезные проблемы ставит перед исследователями греческого языка аттический диалект. Уже античные авторы подчеркивали чистоту, обособленность этого диалекта и его гомогенность (Фукидид, Страбон). Вместе с тем мы наблюдаем в этом диалекте различные диахронные, социальные и функциональные варианты. Так, в IV в. до н. э. в Аттике господствует новоаттический диалект при жизнеспособности и употребительности и староаттических норм. Обе эти разновидности отчетливо различаются античными грамматиками. Правда, самостоятельное существование новоаттического диалекта насчитывает менее столетия, поскольку его условным началом можно считать год принятия ионийского алфавита (403 г. до н. э.), а уже язык Аристотеля считается близким к койне (389-322 гг. до н. э.). Грамматики и лексикографы отмечают довольно много фонетических и лексических особенностей старо- и новоаттического, например, различия в ударении (см. Словарь Суда, 3264 В: слово tropayon древние аттики произносили с ударением на втором слоге, а позже - на первом; здесь указывается также, что на староаттическом писали Евполид, Кратин, Аристофан, Фукидид, а на новоаттическом - Менандр и др.). Анонимный же грамматик сообщает о трех разновидностях аттического (не уточняя их характеристик), указывая, что ими пользовались Менандр и Филемон, историки Фукидид и Ксенофонт, философы школы Сократа - "каждый наиболее близкой ему разновидностью аттического диалекта" [3]. Эти свидетельства подтверждают исследования С. Теодорссона, который, анализируя аттическую фонологию этого же периода, говорит о существовании двух основных фонологических систем: консервативной и новой, причем последняя имела две разновидности. Консервативная система характеризовалась сохранением дифтонгов и долготы гласных, в то время как новая устранила эти два признака. Различие между двумя разновидностями новой фонологической системы заключалось в наличии (отсутствии) оппозиции открытого и закрытого о [4]. Автор отмечает, что в эллинистическое время консервативная система была даже более сильной, чем в классическое (стремление следовать "чистому" аттическому диалекту).

При характеристике аттического диалекта принимается во внимание прежде всего язык исторических, философских и ораторских произведений, т. е. литературный язык. В то же время надписи дают возможность проследить в аттическом диалекте ряд явлений, которые не нашли отражения в его литературной форме и, следовательно, отражают особенности другого функционального состояния (слияние гласных не только по аттическому типу, тенденция к упрощению групп согласных, к их оглушению и аспирации, гипераспирация начальных гласных и др.) [5]. Подобные факты объясняются особенностями устной обиходной речи населения Аттики, состоящего как из разных по социальному положению исконных жителей, так и из метеков, торговцев, ремесленников - выходцев из других диалектных областей.

Аттический диалект предстает как образование, не имеющее территориального варьирования, но имеющее противопоставление устных и письменных форм, разговорного и литературного языка с различными функционально-стилистическими вариантами, где использовались нормы старо- и новоаттического диалекта, с элементами социального варьирования. Аттический диалект V в. до н. э. является, таким образом, полифункциональным территориальным диалектом.

В этом случае греческий язык ясно показывает, как нам кажется, неправомерность сужения термина "диалект" до монофункциональной бытовой формы, что подтверждают и другие языки, имеющие подобные формы (ср. ситуацию в немецком, итальянском и других языках). Простейшей функциональной единицей древнегреческого языка являются говоры, диалект же в каких-то случаях мог быть идентичной говору функциональной формой, но, как правило, представлял собой более или менее полифункциональное образование.

Еще большие трудности вызывает анализ значения и употребления термина "койне", во-первых, из-за многозначности прилагательного coinos, во-вторых, из-за того, что этим термином обозначаются в истории греческого языка (так же, как и словом "диалект") самые различные по форме и функции образования. Уже у античных грамматиков прилагательное coinos по отношению к языковым явлениям употреблялось в двух значениях: "общий" (с выдвижением на первый план функции) и "смешанный" (с выдвижением на первый план формы). В классической филологии этот термин употребляется также в значении "единый" [6].

Койне может представлять собой по форме один диалект, занявший господствующее положение и, как правило, нивелирующий свои наиболее резко отличные от других диалектов признаки под влиянием этих диалектов. Обычно же койне образуется путем смешения двух и более диалектов, каковым стало греческбе аттико-ионийское койне первых веков нашей эры. Отметим при этом, что "смешение" происходит по-разному на разных языковых уровнях. Быстрее всего "смешивается" лексика как наиболее подвижная часть языка, затем устраняются примарные фонетические признаки, морфология обычно остается за каким-либо диалектом. Важной особенностью греческого языка является наличие различных форм койне в прозаическом и поэтическом языке.

Что касается употребления термина "койне" в значении "общий" (в функциональном смысле), то тут он может иметь несколько конкретных значений. Так, под койне может пониматься общепонятный вариант языка, каковым является, например, устное поэтическое койне. Создание и распространение такого варианта есть задача специальной предназначенной для этой цели группы людей - поэтов и исполнителей (ср. Гомер и гомериды). Койне может называться общеобязательный вариант языка, утвержденный в качестве основного языка военного или политического союза или общегосударственного языка в другой исторический период, каковым, если согласиться с мнением исследователей, и явилось общегреческое койне в эпоху Александра Македонского и позднее.

Наиболее распространенным является понимание койне как общеупотребительной формы языка, что соответствует словам античного грамматика: "Общий диалект - тот, которым мы все пользуемся" [7].

Положение различного рода, общеупотребительных форм в системе языка в истории языка является иным по сравнению с диалектами; если диалекты представляют собой как бы временные формы существования языка, то койне как функционал чая форма характеризуют состояние языка в любые исторические периоды. Именно поэтому А. В. Десницкая писала, что процессы образования койне в истории языков столь же закономерны, что и образование диалектов, и оба этих процесса происходят в языках параллельно, поскольку именно койне способствовали всегда хранению единства языка и через них осуществлялся прогресс в развитии форм речевого общения; процессы образования койне поэтому имеют решающее значение для языковой истории. "По-видимому, сложение обобщенных форм в целом должно иметь более универсальное значение, так как оно в большей степени соответствует направлению социального прогресса, хотя в отдельные периоды может получить перевес процесс диалектного дробления" [8].

Греки всегда отчетливо сознавали свое языковое единство, что возможно лишь при существовании таких форм языка, которые выполняли функцию общегреческих или по крайней мере не узко локальных. Уже с архаических времен мы наблюдаем тот факт, что греческая социально-политическая и культурная жизнь предъявляла повышенные требования к образованию общеупотребительных форм греческого языка. Напомним о ранней, затем Великой колонизации, о всеэллинских спортивных и поэтических состязаниях, об институте проксении, о большом числе метеков в греческих полисах. Кроме того, различные военные, политические, религиозные и экономические причины постоянно заставляли полисы объединяться во временные союзы на самых различных основаниях, что способствовало появлению различного рода койне.

Многообразие конкретных форм существования любого языка, которые подразумеваются под терминами "диалект", "койне", "наддиалектная форма" и др. и соотносятся в той или иной мере с территориальными вариантами языка, увеличивает наличие их спонтанных, "необработанных" вариантов и "обработанных" (вплоть до высокоразвитых литературных языков). Принимая во внимание только эти два важных признака (локальность/нелокальность, обработанность/необработанность), можно попытаться установить систему форм существования древнегреческого языка (см. табл. на с. 12).

Термин "койне" употребляется здесь для обозначения формы интерференции диалектов, в значении же функциональном ("общая" форма языка) употреблен термин "нелокальность".

Легко можно себе представить увеличение числа форм существования языка при увеличении числа дифференциальных признаков (с учетом, например, устной или письменной формы репрезентации, социальной дифференциации и др.). Отметим также, что здесь не затрагивается вопрос о наддиалектных формах, требующий отдельного рассмотрения.

форма существования языка	локальность/нелокальность	обработанность/необработанность
говор	локальная	необработанная
диалект	локальная локальная	необработанная обработанная
койне	локальная локальная нелокальная нелокальная	необработанная обработанная необработанная обработанная
общенародный язык	нелокальная нелокальная	необработанная обработанная

При этом задачей функционального анализа является не просто описание всех форм, но и установление их системы и взаимодействия.

Описание функциональной парадигмы языка требует четкого определения тех факторов, которые создают функциональную дифференциацию языка. Основными из них являются, с одной стороны, время, географическое пространство и социальная ситуация, характеризующие общие условия существования языка в обществе, а с другой - условия, содержание, цели и форма общения, т. е. те факторы, которые связаны с коммуникативной функцией языка [9].

При определении роли фактора времени в создании той или иной функциональной системы языка необходимо обратить внимание на его различное значение в структурно-исторических и функционально-исторических исследованиях. Структурные изменения в языке развиваются постепенно, а потому заметны, как правило, лишь на больших отрезках времени. В силу этого обстоятельства при периодизации истории структурного развития языка вычленяются длительные периоды, обычно условно связанные с историческими периодами в развитии того или иного конкретного общества (ср. историю греческого языка). Для структурного развития языка характерно поступательное развитие, хотя отдельные периоды могут отличаться друг от друга темпом структурных изменений. Для функционального же развития возможно не только постепенное поступательное развитие, но и резкое движение вперед, остановки, катаклизмы и даже движения назад. Ср., например, неравномерность периодов, выделяемых в истории немецкого литературного языка: от двухсот до пятидесяти лет (1470-1520 гг.), когда накануне Реформации и крестьянской войны сложилась такая языковая ситуация, которая во многом предопределила дальнейшее развитие всей функциональной парадигмы немецкого языка [10].

Для функциональных исследований оказываются чрезвычайно важными уже принципы вычленения временных отрезков для анализа соответствующих текстов и экстр а лингвистических факторов, т. е. определение наиболее удобных и перспективных для целей исследования периодов существования языка (полстолетия, столетие, 500 лет и т. п.). Эта, казалось бы, самая простая задача по отношению к древнегреческому языку еще не решена последовательно. Так, язык классической эпохи (V в. до н. э.) сравнивается обычно с языком эпохи эллинизма, причем хронологические рамки самой этой эпохи определяются по-разному. В зависимости от различных точек зрения исследователей, одни из которых больше учитывают влияние греческой культуры, а другие - связь с конкретными историческими событиями и социально-экономическим развитием общества, в данный период включают от 800 лет (подразделяя его на ранний эллинизм IV-I вв. до н. э. и поздний эллинизм I-IV вв. н. э.) до 300 лет, когда условными границами эллинизма считаются 338 г. до н. э., год победы македонского царя Филиппа II над греками при Херонее, что стало концом независимости греческих полисов, и 30 г. до н. э., год падения Египта, последнего государства преемников Александра Македонского, и превращения его в римскую провинцию. В этом случае указанный период подразделяется на ранний эллинизм (338-280 гг. до н. э.), когда еще сохраняется значение таких старых центров, как Афины, высокий эллинизм (280-200 гг. до н. э.), время наибольшего авторитета греческой культуры во главе с ее новым центром - Александрией, и поздний эллинизм, когда происходит постепенное подчинение Греции Риму, центрами греческой культуры становятся окраины греческого мира Пергам и Родос, замедляется эллинистическое культурное развитие и происходит ориентировка на классическую культуру V-IV вв. до н. э.

Функциональная система греческого языка претерпела резкие изменения на протяжении исторического развития этого языка и притом часто в столь короткие промежутки времени, что факт, занимавший определенное место в функциональной системе языка, спустя 50-100 лет должен интерпретироваться иначе. Это вызывалось перестройкой социально-экономических и культурно-политических отношений в пределах одной и той же рабовладельческой формации (рабство патриархальное, классическое, эллинистическое, римское). А потому периоды в 400-500 лет являются для функциональных исследований слишком большими, могущими не столько проявить, сколько, наоборот, затушевать языковую ситуацию.

Общепринятым, например, является положение о том, что с конца IV в. на обширной территории империи Александра Македонского в качестве языка общения распространяется единый вариант греческого языка, сложившийся на базе аттического и ионийского диалектов и получивший название койне, что было вызвано необходимостью поддерживать связи (политические, культурные) между частями империи, а затем между государствами диадохов.

Однако эпоха Александра Македонского и последующих десятилетий - это время распространения всей греческой культуры во всех ее разновидностях, поскольку в войске Александра Македонского и среди переселявшихся колонистов были все слои греческого населения. Вполне естественно, что вариативность греческой
речи была в то время максимально велика. Кроме того, на захваченных территориях не было победного шествия греческой культуры, а было сознательное ее насаждение, требовавшее немало сил и времени. И Александр Македонский и диадохи проводили сверху культурную и языковую политику, которой сопротивлялось местное население. Исторические исследования показывают, что восточные полисы несколько десятков лет после их основания представляли собой замкнутые коллективы, почти не соприкасавшиеся с местным населением и почти не имевшие возможности оказывать друг на друга языковое влияние из-за громадных расстояний между ними. В Египте же, основном центре греческой культуры III в., всегда существовала и продолжала существовать наряду с греческой своя высокая и древняя культура. На протяжении III в. до н. э. происходит консолидация населения новых городов, рост Александрии, установление связей с местным населением и его эллинизация в той или иной степени, установление связей между отдельными центрами эллинской культуры. Тем самым появляется возможность регулирования языковых норм.

В начале же эллинизма при молниеносной скорости завоеваний Александра Македонского в качестве эталона литературного языка должен был использоваться уже сложившийся и престижный вариант греческого языка, каким был аттический диалект, и должно было существовать множество вариантов в разной степени нормированной разнодиалектной - речи, находящейся в зависимости от этнического состава данного полиса. Неудивительно, что исследования С. Т. Теодорссона (см. выше) устанавливают для раннего эллинизма (III в. до н. э.) наличие не нового варианта греческого языка, а усиление консервативного варианта аттического диалекта наряду с другими вариантами того же аттического диалекта и других диалектов. Напомним также слова А. Тумба о том, что различные формы эллинистического койне (от Полибия до Нового завета) являются компромиссом между жизнью и школой, между разговорным языком и старым письменным способом изложения. Автор, как мы видим, говорит о различных формах койне, что само по себе исключает понятие единой формы языка, а кроме того, точно отмечает границу даже этих разных типов: начиная с Полибия, который родился в 200 г. до н. э. Следовательно, А. Тумб считает началом койне начало или середину II в. до н. з., когда некоторые черты разговорного языка приобретают статус обработанных, литературных форм [11].

Приведенный пример показывает, что при описании функциональной парадигмы история греческого языка IV-I вв. до н. э. должна быть разделена на более короткие периоды, каждый из которых будет характеризоваться своей системой форм существования греческого языка и своей функциональной стратификацией.

Проблема вычленения функциональной парадигмы и ее изучения связана также с проблемой территориального распространения и варьирования языка, причем в этом отношении греческий язык также представляет собой нестандартный объект исследования.

История грекоязычных племен, а тем самым и история греческого языка, начинается с переселения на Балканский полуостров и наслоения на автохтонные народы, что предопределило картину локализации основных греческих наречий и дальнейшее их развитие. Начавшийся затем процесс колонизации распространил греческий язык в форме различных диалектов по бассейну Средиземного и Черного морей, создав специфические условия для развития всего греческого языка в целом (на протяжении многих веков развитие его функциональной системы в восточной и западной зоне распространения греческого языка происходит по-разному). Вместе с тем совершенно особые отношения метрополий и колоний, характеризовавшие экономическую и культурную жизнь Эллады, создали в каждый исторический период особые условия для появления новых вариантов греческого языка в греческих колониях, которые обычно сохраняли консервативный вариант языка метрополии.

Особой проблемой является формирование литературного языка в разных областях греческого мира и распространение тех или иных его вариантов в разных регионах. Уже гомеровский язык поставил перед исследователями решаемые вплоть до сегодняшнего дня вопросы соотношения реальных территориальных диалектов и эпического языка, причем одной из теорий, объясняющих диалектную неоднородность гомеровского языка, является теория миграции греческого эпоса из эолийских в ионийские области.

Помимо этого необходимо остановиться еще на одной особенности развития функциональной системы греческого языка, связанной с его территориальным положением- Обычно история любого языка изучается как история его развития на определенной территории, населяемой носителями этого языка. Если же изучаемый язык распространился на другой территории, то отдельно изучаются варианты данного языка на других территориях (ср. балканскую латынь, испанский язык Латинской Америки, французский язык в Канаде и т. п.). Специфика греческой языковой ситуации заключается в том, что с III в. до н. э. греческие культурные центры перемещаются в негрекоязычные области, хотя какое-то время Афины продолжали играть видную роль. Основные памятники греческого языка создаются в Александрии и других эллинистических центрах в окружении негрекоязычных народов, что, естественно, не могло не сказаться на формах и функциях греческого языка. Поэтому с конца IV в. до н. э. при анализе функциональной парадигмы греческого языка нельзя не учитывать и его территориальную стратификацию (греческий язык в Аттике, в областях распространения других диалектов на территории Эллады, в греческих культурных центрах на иноязычных территориях, на остальных иноязычных территориях, в греческих колониях). Эту особенность греческой языковой ситуации давно отмечали исследователи, называя, например, греческий язык Александрии египетским (А. Тумб). Напомним, что и вариант греческого языка, сыгравший огромную роль в мировой культуре, язык Нового завета, также сформировался не на греческой территории и носит многочисленные следы аллохронных и аллоязычных влияний, а потому и изучался всегда именно как язык Нового завета, а не греческий язык II и далее веков н. э. Недостаточное внимание к развитию культурной жизни именно Эллады с III в. до н. э. отмечают исследователи, указывая на монопольную роль Афин в деле образования III-II вв. до н. э., на историю этого же времени таких полисов, как Родос, Фасос, Коринф. Весьма распространено мнение, что вся греческая литература в эллинистическое время развивалась при дворах эллинистических монархов, которые имели возможность оказывать деятелям культуры и искусства более щедрую помощь, чем полисы. Т. В. Блаватская, однако, пишет следующее: "Изложенные взгляды представляются нам глубоко ошибочными... Признавая справедливость замечания о меньших материальных возможностях науки в эллинистической Греции, мы считаем необходимым указать на то, что греческая интеллигенция обладала огромным духовным наследством, которого не имели новые центры эллинистической культуры... И еще один важный фактор, способствовавший успехам греческой науки в III-II вв.: греческая культура продолжала свое развитие в условиях того же этноса и географической среды, что и прежде. Напротив, в эллинистических монархиях часть умственного потенциала должна была затрачиваться на преодоление различий между культурными традициями народов, которые входили в ту или иную монархию... добавим, что ни в одной стране эллинистического мира разум человека не пользовался такой свободой от религиозно-догматического мировоззрения, какую продолжало сохранять рациональное мышление в греческом мире. Прямым результатом этого был расцвет многочисленных философских школ в эллинистической Элладе, тогда как в условиях монократических государств это оказалось невозможным" [12].

Все вышесказанное относится я к изучению функциональной системы греческого языка, когда недоучет собственно греческой ситуации ведет к искажению правильной картины языкового состояния. Все греческие тексты традиционно рассматриваются как факт единой истории греческого языка, но при изучении функциональных систем учет территориальных особенностей и тенденции развития греческого языка (помимо традиционных греческих диалектов и их историй настоятельно необходим.

В настоящее время, как нам представляется, требуется дополнительное изучение значения в истории греческой культуры и языка самого факта локализованности/нелокализованности культурных и языковых явлений. Значение этого явления можно проиллюстрировать той ситуацией, которая сложилась в I-II вв. Общеизвестно, что уже в I в. н. э. политическое и экономическое положение Греции было весьма плачевным, что явилось причиной оттока населения из Эллады и запустения многих ранее цветущих городов. В I-II вв. происходило постепенное подчинение греческих полисов Римской империи (распространение прав римского гражданства, насаждение римской администрации и правопорядка, употребление латинского языка в качестве государственного), хотя сохранялась в целом полисная обособленность, допускались союзы греческих полисов (правда, приобретавшие постепенно чисто культовый характер). Именно в это время греческая культура, распространившаяся по всему Средиземноморью и размываемая контактами с другими культурами, могла утратить свое национальное лицо. Однако ее жизнеспособность выразилась в так называемом греческом возрождении, когда во всех областях культуры происходит возврат к четким прежним локальным границам (восстанавливаются культы греческих героев и местные культы, архаические греческие храмы и местные праздники). Афины, не перестававшие играть роль центра греческой культуры и особенно центра изучения философии, становятся и центром расцвета "второй софистики".

В начале III в. Филострат пишет, что даже в Афинах нельзя научиться чистому греческому языку. Его слова можно рассматривать как итог языковых процессов I-II вв. н. э. Реакцией на дестабилизацию фонетики, грамматики и лексики явился со II в. н. э. "аттикизм" - возвращение к четкому локальному варианту греческого литературного языка.

Непременным условием полноты исследования языка в функциональном плане является изучение языкового состояния с позиций социолингвистики, которая в первую очередь изучает соотношение языковой и культурно-исторической ситуации. Напомним, например, что такая форма существования языка, как диалект (понимать ли под ним более или менее полифункциональное образование), вовсе не является панхронической языковой формой. Общеизвестно, что, когда греки появились на Балканском полуострове, они жили родовым строем и были объединены в племена. Эти племена находились на разных ступенях общественного развития и говорили на разных вариантах греческого языка, которые И. М. Тронский назвал "ветвями", стремясь "избежать анахронистического пользования позднейшими этнолингвистическими наименованиями" [13].

Через какое-то время греческие племена расселяются так, как это известно в историческое время, образуя определенные языковые зоны, наречия. Язык этих племен должен, видимо, и называться племенным языком (или языком племени), причем функциональная парадигма этого языка реконструируется на основе данных древнегреческого и других языков вполне четко: несомненно наличие как спонтанных разговорных форм, так и жестко регламентированного ритуального и поэтического языка. Естественно, что отдельные входящие в племена родовые коллективы и объединения могли иметь определенные различия в речи, но совершенно неоправданно называть их диалектами, которые не являются обязательной и изначальной формой существования языка и развиваются лишь в определенных исторических условиях [14].

Между тем в работах по истории греческого языка специфика форм существования и их функциональная парадигма в доклассовый и раннеклассовый периоды учитываются недостаточно.

Отметим, что не раз мы сталкиваемся и с примером переоценки экстралингвистических факторов. Так, при характеристике языка эпохи эллинизма всегда подчеркивается наличие многочисленных стимулов для создания общего языка (увеличение со второй половины V в., особенно в период Пелопоннесской войны, числа рабов греческого происхождения, рост наемничества, усиление экономических связей между полисами, создание всякого рода союзов - религиозных, возрастных и др.). Одним из важнейших лозунгов с начала IV в. до н. э. стал лозунг панэллинизма, призывающий к объединению всех греков перед персидской опасностью. Этот лозунг был поддержан сторонниками объединения Эллады с Македонией в целях создания единой крепкой державы. Идея всеобщности была поддержана и греческой философией, выдвинувшей идеи космополитизма. Однако масштабы и сила объединительных тенденций в это время нередко преувеличиваются, что и является причиной появления мнений о быстром распространении в это время единого варианта греческого языка.

Обратим также внимание на то, что в зависимости от конкретных исторических условий одно и то же языковое состояние может иметь различный характер. Так, при определении состояния греческого языка классического периода как полидиалектного необходимо помнить, что сам тип греческой диалектности был обусловлен типом греческих экономических отношений, непременно предполагавших довольно тесный контакт между общинами, а затем полисами, которые никогда не являлись обособленными государствами, всегда были открыты для любого гражданина другого полиса, а потому и диалектность греческого языка носила открытый характер и население данного полиса всегда слышало инодиалектную речь. Тип греческой диалектности, таким образом, резко отличается от диалектности средневековой Европы. Эта языковая особенность, обусловленная культурно-исторической ситуацией, предопределила появление особого языкового сознания эллинов, получившего отражение в объективном существовании присущей всему греческому миру формы языка, которую можно назвать "диалектным языком".

Этот термин для русского языка предложил Р. И. Аванесов, понимая под "диалектным языком" абстрактную систему диалектных соответствий в противоположность единому русскому литературному языку [15]. Поскольку в русском языке подобная реальная форма не существует, по отношению к русскому языку этот термин можно принимать, но можно и критиковать. Что же касается древнегреческого языка, то тут наличие диалектного языка (как в разговорной, так и в литературной форме) как определенной формы языкового сознания, реализующегося в целой системе особых диалектных форм языка, представляется очевидным.

Другим направлением социолингвистических исследований является изучение социальной дифференциации языка, что подразумевает прежде всего выявление наличия или отсутствия социальных различий в языке и определение их типов и значимости для функциональной стратификации. В этом отношении древнегреческий язык предстает, с одной стороны, малоизученным, а с другой, насколько это можно заключить на основании уже проделанных исследований, многообещающим объектом. Так, хотя и немногочисленные, но вполне очевидные факты говорят о наличии в архаическую эпоху в греческом языке, так же как и в некоторых других индоевропейских языках, диглоссии, которая условно называется "язык богов/язык людей" и интерпретируется в первую очередь как оппозиция сакрального и обычного языка, т. е. как социальная оппозиция в языке. Ср. в "Илиаде" (XIV 290-291):

Птице подобяся звонкоголосой, виталице горной,

В сонме бессмертных слывущей Халкидой, у смертных Каминдо.

(Пер. Н. Гнедича)

Отражением указанного противопоставления является, по всей вероятности, структура гомеровского языка с четкой оппозицией обычной и необычной лексемы, обычной и необычной формы слова, с отнесением необычного часто к божественному или возвышенному плану. Выявление глубинного смысла в употреблении гомеровских форм продолжает оставаться насущной задачей.

В период формирования и расцвета полиса греческий язык, по мнению исследователей, почти не имел социальных вариантов. Это было связано с принципиальным равенством членов гражданской общины и с гомогенностью населения, поскольку рабы, являвшиеся в подавляющем большинстве пленниками-варварами, составляли не только в правовом, но и в языковом отношении совершенно отдельную массу. Однако на определенные социальные различия указывает фр. 685 Аристофана, где говорится о каком-то действующем лице, речь которого была речью средних горожан без городской изнеженности и без грубоватости низших слоев общества. У Диогена Вавилонского (рубеж III и II вв. до н. э.) мы находим противопоставление "эллинизм-варваризм" (фр. 24). "Варваризмом" он называет "слово против обычая преуспевающих" (буквально тех, у кого есть благоволение божества - eydaimon). В таком случае "варваризм" нужно понимать как просторечие: речь низов, речь людей, у которых нет ни славы, ни богатства, всегда отличалась Лексическим смешением (автор псевдоксенофонтовой политии назвал современную ему речь афинян "смешанным языком"), наличием нелитературных морфологических форм и синтаксических конструкций.

Отмеченному выше у Диогена Вавилонского противопоставлению речи образованных кругов и речи черни соответствует и то противопоставление, которое во II в. н. э. отмечает Секст Эмпирик, говоря, например, о наличии двух слов со значением "корзина": "...раз одна и та же вещь называется двояко, мы будем пытаться, применяясь к своим собеседникам, произносить то, что не вызовет у них смеха... стремясь говорить хорошо, ясно и не вызывая смеха со стороны услуживающих нам мальчишек и простых людей, мы будем говорить panarion, хотя бы оно было и варварским словом... И опять-таки, имея в виду своих собеседников в серьезном разговоре, мы будем отбрасывать простонародное речение и следовать обычаю более городскому и велеречивому" (Против грамматиков, I, 233-235) [16].

Так называемое эллинистическое койне многие авторы называют dialectos, idiotice, barbaros, adocimos, на котором говорят agoraioi, idiotai, amatheis, surphaces. В то же время аттикизм развивается, конечно же, благодаря усилиям философов, риторов, писателей, прошедших афинскую школу и пишущих на том варианте греческого языка, который обращен к образованным кругам.

Обратим внимание еще на одно явление в греческом языке, связанное с социолингвистической проблематикой, а именно на наличие социальной семантики диалекта, что проявилось, например, в противопоставлении двух типов эллинистической эпиграммы: более строгой по содержанию пелопоннесской и более фривольной ионийской, в ориентации языка хоровой лирики на архаическую форму поэтического языка и т. п.

Все вышесказанное, лишь бегло затронув некоторые из многочисленных аспектов функционального изучения языка, свидетельствует, по нашему мнению, как о сложности исследования древнегреческого языка в функциональном плане, так и о необходимости подобных исследований.

Литература

1. Типы наддиалектных форм языка. М., 1981, с. 3 и сл.

2. Типы наддиалектных форм языка, с. 13.

3. Античные теории языка и стиля. Л., 1936, с. 142.

4. Teodorsson S.-T. The phonology of Attic in the hellenistic period. Uppsala, 1978.

5. Meisterhans K., Schwyzer E. Grammatic der attischen Inschriften, 3. Aufl. Berlin, 1900 (1971); Kretschmer P. Die griechischen Vaseninschriften, ihrer Sprache nach untersucht. Gutersloh, 1894.

6. См.: Гринбаум Н. С. Ранние формы литературного языка (древнегреческий). Л., 1984, с. 66.

7. Античные теории языка и стиля, с. 142.

8. Десницкая А. В. Об историческом содержании понятия "диалект". - В кн.: Ленинизм и вопросы языкознания. М., 1970, с. 352.

9. См.: Семенюк Н. Н. Из истории функционально-стилистических дифференциаций немецкого литературного языка. М., 1972, с. 14 и сл.

10. См.: Гухман М. М., Семенюк Н. Н., Бабенко Н. С. История немецкого литературного языка. XVI-XVIII вв. М. 1984, с. 5.

11. Thumb A. Die griechische Sprache im Zeitalter des Hellinismus. Strassburg, 1901.

12. Блаватская Т. В. Из истории греческой интеллигенции эллинистического времени. М., 1983, с. 34-35.

13. Тронский И. М. Вопросы языкового развития в античном обществе. Л., 1973, с. 31.

14. См.: Десницкая А. В. Об историческом содержании понятия "диалект". - В кн.: Ленинизм и теоретические проблемы языкознания, с. 353.

15. Русский язык (энциклопедия). М., 1979, с. 73; см. также: Филин Ф. П. О так называемом "диалектном языке". - Вопросы языкознания, 1981, № 2, с. 37-43.

16. Секст Эмпирик. Соч. в 2-х т., т. II. М., 1976 (пер. А. Ф. Лосева).