А. А. Леонтьев

ПАПУАССКИЕ ЯЗЫКИ

(М., 1974. - 116 с.)

ВВЕДЕНИЕ

Термину "папуасские языки" не соответствует какая-либо генетическая единая группа ли семья языков. Этот термин, происходящий, по-видимому, из малайского языка [1] и впервые введенный в его современном объеме С. Рэем [Ray - 1982], как и многие другие (например, палеоазиатские языки), носит чисто условный характер и обычно употребляется для обозначения всех немеланезийских (т.е. не принадлежащих к австронезийской или малайско-полинезийской семье) языков о-ва Новая Гвинея и близлежащих островов независимо от наличия или отсутствия генетических связей между ними. В этом значении термин "папуасские языки" употреблен и в заглавии настоящей книги.
Вслед за авторами "Атласа народов мира" мы относим к папуасским: а) как уже было сказано, все немеланезийские и неполинезийские языки Новой Гвинеи и мелких островов прибрежной полосы; б) немеланезийские языки архипелага Бисмарка (в первую очередь о-ва Новая Британия) и Соломоновых о-вов (в первую очередь о-ва Бугенвиль). Общее количество говорящих на папуасских языках, по данным "Атласа", составляет 2 млн. 187 тыс. человек. Из них на Западный Ириан (часть Индонезии) приходится 630 тыс., на Новую Гвинею и Папуа [2] - соответственно 1 млн. 60 тыс. и 413 тыс., на архипелаг Бисмарка - 43 тыс., на о-в Бугенвиль, управляемый Австралией - 30 тыс., на Британские Соломоновы Острова - 3 тыс. и на принадлежащие Австралии острова Торресова пролива - 8 тыс. Эти данные относятся к 1961 г.
Ввиду того что указанная численность весьма приблизительна (на Новой Гвинее не проводилось систематических переписей), приведем для сравнения некоторые другие оценки. На 1959 г. Б. В. Андрианов дает следующую численность папуасских народов: Западный Ириан - 600 тыс., Папуа - 300 тыс., Новая Гвинея - 950 тыс. (включая острова Бисмарка и Бугенвиль), Британские Соломоновы Острова - 3 тыс., итого - 1 млн. 853 тыс. [Численность - 1967]. П. И. Пучков указывает для Папуа - Новой Гвинеи весьма неопределенную цифру - около четырех пятых от всего населения, т. е. примерно 1600 тыс. [Пучков - 1967а]. Более точные, основанные на новейших демографических данных оценки приводит Н. А. Бутинов: Западный Ириан - 710 тыс., Новая Гвинея - 1260 тыс., Папуа - 531 тыс. Но он включает в это число и меланезийские народы. Что же касается собственно папуасов, то их число определяется примерно в 2100 тыс. человек [Бутинов - 1968].
Еще менее точны имеющиеся в литературе данные об общем количестве папуасских народов и языковых групп (семей). Называются самые различные цифры: в большинстве источников - от 60 до 100 семей и от 300 до 700, а кое-где и 1000 отдельных языков. Читатель-лингвист может сделать отсюда закономерный вывод, что большая часть языковых семей Новой Гвинеи - карликовые, включающие менее десяти языков, и что, по-видимому, само понятие языка применительно к Новой Гвинее не вполне определено. Это действительно так (см. ниже).
Однако наряду с подобными карликовыми семьями (нередко из одного-двух языков) на Новой Гвинее, как мы покажем далее, имеются и "настоящие" семьи, включающие десятки языков и до нескольких десятков, а то и сотен говорящих. Последние мы будем ниже называть "семьями", а карликовые семьи и совокупности близкородственных диалектов - "группами".

ОСНОВНЫЕ СВЕДЕНИЯ ПО ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ ПАПУАССКИХ ЯЗЫКОВ

Едва ли не первым европейцем, который занимался на Новой Гвинее исследованиями папуасских языков (как и вообще антропологией и этнографией папуасов), был русский ученый Н. Н. Миклухо-Маклай (1846-1888). Он провел на Новой Гвинее в общей сложности около трех лет. Особенно долгое время прожил он на северо-восточном берегу, в районе залива Астролабия (1871-1872, 1876-1877, 1883) и побывал также на западном и южном берегах острова (1880-1881). Результатом этих экспедиций явились (в числе других) словари и списки фраз на различных диалектах исследуемой области (берега Миклухо-Маклая), интересные заметки "Замечания об изучении языка и о диалектах папуасов берега Маклая", а также список слов на диалектах берега (Папуа-Ковиай, см. [Миклухо-Маклай - 1951]; обзор этих материалов см. (Loukotka - 1953]. Впрочем, в языковедческом отношении эти записи не отличаются от аналогичных им записей других этнографов (т. е. в той же мере субъективны и в той же мере не имеют научно-лингвистического осмысления), хотя и обнаруживают в Н. Н. Миклухо-Маклае внимательного наблюдателя и весьма добросовестного исследователя.
В конце XIX - начале XX в. значительный вклад в изучение языков Новой Гвинеи внесли немецкие и английские востоковеды. В 1876-1877 гг. Ф. Мюллер впервые предложил деление языков Новой Гвинеи на меланезийские и папуасские [Muller - 1876-1877]. В течение почти полувека изучал папуасские языки С. Рэй, оставивший ряд описаний отдельных языков и диалектов и несколько обзорных исследований. В одном из них сделана попытка дать перечень типологических особенностей, отличающих папуасские языки от меланезийских [Ray - 1927]. Основная масса публикаций по папуасским языкам на английском и немецком языках принадлежит миссионерам. По большей части это либо списки слов, либо попытки систематического описания грамматики отдельных языков, несущие на себе, ка.к правило, следы влияния европейской грамматической традиции и потому не вполне адекватные языковому материалу. Что касается языков Западного Ириана, то в их изучение особенно много труда вложили два голландских миссионера, работавших там в 10-40-х годах XX в., - X. Гейртьенс и П. Драббе. Их исследования обобщены в монографии И. Булаарса [Boelaars - 1950]. Из других значительных ученых-папуасоведов конца XIX - начала XX в. назовем здесь В. Шмидта и Г. Пилхофера.
В сущности по-настоящему систематическое исследование папуасских языков на современном научном уровне началось только в 50-х годах. Оно осуществляется в основном силами лингвистов двух научных учреждений - Австралийского национального университета и так называемого Летнего лингвистического института (США).
Австралийских лингвистов возглавляет Стивен Бурм. Вместе с тремя своими коллегами (Дж. Хэррисом, Н. Малмквистом и Д. Лэйкоком) он издает обширную серию "Публикаций Канберрского лингвистического кружка", где наряду с австралийскими языками ведущее место занимают папуасские языки. Сам С. Вурм в конце 50-х годов изучал языки Центрального Нагорья (1958-1959). Примерно в то же время (1959-1960) Д. Лэйкок занимался языками округа Сепик, выделив и детально исследовав семью нду [Laycock - 1965]. Супруги А. и П. Хили в 1961-1963 гг. изучали языки центрального ареала (район Телефомин). Выделив типологическими методами семьи ок и оксапмин, А. Хили затем - первым в папуасской лингвистике - построил сравнительно-историческую фонетику двух подсемей, горных ок и равнинных ок, и пытался, хотя еще и не опубликовал результатов этой попытки, восстановить общую генетическую основу для всей группы ок, см. [Wurm - 1965]. Затем он перешел к детальному изучению языка телефол (телефомин). Дж. Хэррис обследовал диалекты группы киваи ("северный киваи") (1963-1964) и продолжает исследование этой группы. К. Крайпер занимался в 1962-1964 гг. языком чимбу. 'В 1965-1966 гг. эти исследования продолжались, например С. Смит занималась языком коита, Т. Даттон - языками коита, коиари, серамина, кокила и квале (все в окрестностях Порт-Морсби, Папуа). В Западном округе работали С. Вурм и К. Форхуве. В 1965 г. Вурм занимался языками камано и кенгана, Д. Райен - языком тоарипи и т. д.
Летний лингвистический институт, основанный в 1942 г., начал работу на Новой Гвинее с 1956 г. Результаты его работы описаны в нескольких публикациях, к которым мы и отсылаем читателя [Bibliography - 1966; Bibliography -1968; Hooley - 1968]. С 1968 г. Новогвинейское отделение Летнего института выпускает собственный ротапринтный журнал "Kivung". Другой специализированный папуасоведческий журнал, выходящий на Новой Гвинее, - "Journal of the Papua and New Guinea Society". За 10 лет, до 1966 г., институт обследовал 67 языков Новой Гвинеи, из них 56 папуасских. К 1968 г. общее их число достигло уже 75. Был выполнен также ряд обзоров по отдельным суб-округам (sub-districts). В 1965 г. Д. Би опубликовал первый опыт сравнительной фонетики языков Центрального Нагорья; [Bee - 1965]. А. Капелл, начавший работу над папуасскими языками еще в конце 30-х годов, в последние десятилетия опубликовал лишь ряд обзорных работ (см. библиографию в конце книги). Кроме него папуасскими языками занимается еще ряд лингвистов из Сиднейского, Оклендского университетов, а также из США, Англии, ФРГ, Японии.
Работы по папуасской лингвистике, кроме канберрских "Публикаций", печатаются в основном в журналах "Oceania" (и приложениях к нему), "Oceanic Linguistics", "Anthropological Linguistics". Отдельные публикации имеются в журналах "Lingua", "Linguistics", "Zeitschrift fur Phonetik, Sprachwissenschaft und Kommunikationsforschung" и др.
Во время и после второй мировой войны языки Западного Ириана интенсивно исследовались голландскими лингвистами. Им принадлежит ряд очень важных обзорных работ по отдельным районам острова и по Западному Ириану в целом. Среди них следует назвать Г. Кована, И. Ансо, К. Форхуве (сейчас работает в Австралии) и К. Галиса [Cowan - 1953; Galis - 1955-1956 и др.].
Попытка составить лингвистическую карту Новой Гвинеи по сводным данным, в частности по официальной карте языков Новой Гвинеи [New Guinea Languages - 1955], была предпринята Р. Зальцнером в его известном "Атласе языков индо-тихоокеанского ареала" [Salzner - 1960]. К сожалению, в этом атласе не учтены еще результаты работ последнего десятилетия, кое в чем весьма серьезно изменивших, а иногда и перевернувших наши представления о локализации отдельных языков и групп языков.
Общий обзор состояния папуасской лингвистики на 1968 г. дан в книге "Лингвистика в Океании" ("Linguistics in Oceania" - 1970]. В этом томе имеются, в частности, статьи Д. Лэйкока и К. Форхуве "История исследования папуасских языков", С. Вурма "Языковая ситуация на Новой Гвинее", "Пиджины, креольские языки и lingue franche", "Языковая политика, языковое строительство и письменность в Новой Гвинее и Австралии", работа Дж. О'Грэди и Ч. Зайса "Список языков Океании".
Известен ряд работ по папуасским языкам Ч. Лоукотки [Loukotka - 1952, 1957], в том числе обзорная статья о классификации папуасских языков и глава о папуасских языках в энциклопедии "Les langues du rnonde". К сожалению, эти работы, содержащие много полезной информации, в целом приходится признать неудачными. B них крайне плохо и мало использованы работы последних десятилетий, имеются субъективные, необоснованные утверждения, оценки количества говорящих нередко взяты "с потолка". Поэтому работы . Лоукотки могут быть использованы лишь при условии проверки их другими источниками, ср. (Cowan - 1959, стр. 973 и сл.].
Все, что опубликовано на русском языке о папуасских языках, за исключением сравнительно недавно изданных материалов Н. Н. Миклухо-Маклая, - это информация в лучшем случае из вторых, а обычно даже из третьих рук, т. е. обзоры чужих обзоров. Лингвистическое описание дано лишь для языка бонгу Н, А. Бутиновым, хотя и по устаревшим материалам [Бутинов и Лихтенберг - 1956]. Тому же автору принадлежат отдельные статьи и книга, на которую мы уже ссылались выше. Надо, впрочем, признать, что наряду с субъективными положениями, подвергнутыми разбору ниже, эти работы содержат очень ценную лингвистическую информацию, нередко уникальную. Две работы - статья и глава в книге - принадлежат океанисту П. И. Пучкову [Пучков - 1967а, 1967б]. Есть и еще некоторые публикации этнографического, исторического и т. п. характера, где также затрагиваются проблемы языка, см., например, [Лихтенберг - 1962; Тумаркин - 1969].
Осенью 1971 г. Берег Миклухо-Маклая посетила советская экспедиция под руководством Д. Д. Тумаркина, собравшая новые материалы по языку бонгу. Эти данные еще не опубликованы.

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ПАПУАССКИХ ЯЗЫКОВ

Описание языков Новой Гвинеи чаще всего производится по отдельным административным округам. Таких округов до 1966 г. было девять на территории Новой Гвинеи и шесть в Папуа [3]. Западный Ириан также разделен на девять округов (кабупатенов). Мы же здесь изберем другой путь - сначала перечислим установленные в папуасоведении (хотя бы предположительно) крупные генетические единицы, а затем охарактеризуем по отдельным округам языки и группы, оставшиеся вне этой общей картины. Сведения о генетических связях мы даем по новейшим данным, опираясь на материалы, обобщенные в главе 2 книги П. И. Пучкова [4], но внося в них в случае необходимости соответствующие коррективы по более поздним источникам. Разницу в данных о количестве говорящих мы не оговариваем, принимая без обсуждения более поздние или более точные данные.
Начнем с "филы" (phylum), включающей в себя языки племен, населяющих Центральное Нагорье о-ва Новая Гвинея (это округа - Восточное Нагорье, Западное Нагорье и Чимбу территории Новая Гвинея и округ Южное Нагорье, Папуа). Языки эти были весьма скрупулезно обследованы в последнее время австралийскими и американскими лингвистами. По их данным вырисовывается следующая картина.
 
Чтобы не занимать лишнего места, мы примем следующие условные обозначения: надсемьи (stocks) - прописные латинские буквы, семьи - римские цифры, подсемьи (subfamilies) - строчные латинские буквы, языки и группы - арабские цифры со скобкой [5].
 
А.
I.
a. 1) гадсуп - 6 тыс.; 2) агараби - 8 тыс.; 3) ойана - ок. 1 тыс.
b: 1) ауйана - 4 тыс.; 2) усуруфа - ок. 1 тыс.
с: 1) ава - ок. 1 тыс.
d: 1) таирора - 8 тыс.; 2) камбаира; 3) бинумариэн; 4) ваффа - всего ок. 8,5 тыс.
II.
а: 1) генде - 8 тыс.; 2) бийом - ок. 0,5 тыс.
b: 1) сиане-15 тыс.; 2) йабийуфа - 4,5 тыс.
с: 1) гахуку - ок. 8 тыс.; 2) асаро - 12 тыс.; 3) бенабена - ок. 13 тыс.
d: 1) камано - 38тыс.; 2) йагариа (ягариа) - 14 тыс.; 3) кеигана - 8,5 тыс.; 4) каните - 2,5 тыс.; 5) йате (яте) - 4 тыс.
е: 1) форе - 12 тыс.; 2) гими - 17 тыс.
III.
а: 1) хаген (медлпа) - 60 тыс.; 2) ава (ауа) - 0,5 тыс.; 3) гавигл - 31 тыс.
b: 1) вахги - 37 тыс.; 2) нии - ок. 6 тыс.
с: 1) йоадабе-ватоаре - 4,5 тыс.; 2) нарак - ок. 4,5 тыс.; 3) кандаво - 5,5 тыс.
d: 1) чимбу, или куман, - 60 тыс.; 2) нагане - ок. 0,5 тыс.; 3) группа диалектов дом - 43 тыс. (в том числе собственно дом - 9 тыс., гумине - 25 тыс., нондири - .2 тыс., солт - 7,5 тыс.); 4) синасина -16 тыс.; 5) чуаве - 6 тыс.; 6) элимбари-15 тыс.; 7) номане - 2,5 тыс.; 8) киари - 1 тыс. (всего 142 тыс.).
IV.
а: 1) кьяка - 9 тыс.; 2) группа диалектов энга - 110 тыс.; 3) ипили-пайела - 4,5 тыс. Из числа диалектов энга отметим диалект маэ - 31 тыс.
b: 1) лембен - ок. 700 человек.
с: 1) хули - 54 тыс.
d: 1) группа диалектов менди - 30 тыс.; 2) кева - 39 тыс.; 3) маги - 2 тыс.; 4) аугу - 3 тыс.; 5) сау - 2,5 тыс.
е: 1) вир у - 14 тыс.
V.
a: 1) карам - 10-14 тыс.; 2) кобон; 3) гантс - 3,5 тыс.
VI.
а: 1) дуна - 6 тыс.
B.
а: 1) микару - 4 тыс.; 2) кевах - ок. 300 человек.
b: 1) полола; 2) фораба - всего ок. 1,5 тыс.
с: 1) бара - 50 человек; 2) ро - 200 человек.
d: 1) ибукаиру; 2) сеса - всего 0,5 тыс.
е: несколько сот человек, говорящих на малоизвестных языках.
C.
Фои (кутубу) - ок. 3 тыс.
D.
Паваиа - ок. 2 тыс.
Эта (первая) фила охватывает 783 тыс. говорящих, По мнению С. Вурма, многие из перечисленных языков можно рассматривать как диалекты, тогда их общее число уменьшится примерно до 30.
Вторая фила включает в себя языки п-ова Юон (округ Моробе) и охватывает примерно 71,5 тыс. говорящих (здесь и далее приняты те же условные обозначения, что и раньше):
A.
I. 1) набак - 10 тыс.; 2) момолили - ок. 1 тыс.
II: 1) комба - 7 тыс.; 2) селепет - ок. 7 тыс.; 3) тимбе - 11 тыс.
В.
I. 1) оно - 3 тыс.; 2) ок. 2 тыс. говорящих на малоисследованных языках, родственных оно.
II: 1) хубе - 4 тыс.; 2) дедуа - 4 тыс.; 3) тобо - 3 тыс.; 4) косоронг - более 1 тыс.; 5) миндик - ок. 1,5 тыс.; 6) бурум - ок. 3 тыс.
С.
I: 1) кате - 4 тыс.; 2) мапе - 6 тыс.; 3) несколько мелких языков.
Еще несколько языков, типологически близких языкам п-ова Юон, быть может, родственны им (лексико-статистический индекс порядка 20% при индексе внутри филы от 36 до 74%). Это: 1) урува - 1,5 тыс.; 2) сом; 3) юпна - 2,5 тыс.; 4) не, или боана, - 9 тыс.; 5) ируму - ок. 2 тыс.; 6) вантоат - 7 тыс.; 7) рава, или эрава, - 2,5 тыс. Описываемая фила дает индекс близости к языкам Нагорья от 8 до 16%; поэтому она, быть может, родственна первой филе.
Третья фила языков распространена на юго-востоке острова, в основном в Папуа (Центральный округ, Северный округ, округ Милн Бэй), а также в округе Моробе территории Новая Гвинея. Общее количество говорящих составляет около 110 тыс.:
A.
I. а: 1) коита - 2,3 тыс.; 2) коиари - ок. 2 тыс.: 3) горный коиари - ок. 4 тыс.;
I) бараи - 3 тыс.; 2) манагаласи - ок. 3 тыс.; 3) аомиэ - 1 тыс.
II. а: 1) корико - ок. 1 тыс.; 2) манубара - ок. 1,5 тыс.
III: 1) баридзи - ок. 300 человек; 2) йареба - ок. 2 тыс.; 3) бауваки; 4) бинахари - всего ок. 2 тыс.; 5) магори - ок. 200 человек.
IV: 1) квале - ок. 1 тыс.
B.
I) фуйуге -10 тыс.; 2) тауаде - 9 тыс.; 3) кунимаипа - 8 тыс.; 4) вери - 2 тыс.; 5) биангаи - ок. 1 тыс.
C.
1) суэна - 1,5 тыс.; 2) йекора - 300 человек; 3) тсиа - более 3 тыс.; 4) бинандере - 3 тыс.; 5) амбаси - 0,5 тыс.; 6) аига - 1,5 тыс.; 7) орокаива - 25 тыс.; 8) эваге - 10 тыс.; 9) баруга - 1,3 тыс.; 10) корапе - 3,5 тыс.; 11) несколько мелких языков.
D. 1) маилу - ок. 4 тыс.
Следующая, четвертая фила охватывает наибольшую по площади часть о-ва Новая Гвинея, включая юг и юго-запад Западного Ириана и значительную часть Папуа и территории Новая Гвинея (200 тыс. говорящих). Она включает, по Вурму, следующие языки, семьи, надсемьи и т. п.:
А.
I.
а: 1) каморо - ок. 8 тыс.; 2) семпан - ок. 0,5 тыс.; 3) асмат - ок. 34 тыс.
b: Языки авйу (ауиу) - в общей сложности ок. 20 тыс. говорящих.
с: Языки ок, родство которых друг с другом можно считать доказанным сравнительно-историческими методами: 1) телефол - 4 тыс.; 2) бимин - 1 тыс.; 3) тифал - 3 тыс.; 4) мианмин 1,5 тыс.; 5) нгалум - 15 тыс.; 6) сибил - 3 тыс.; 7) южный кати - 4 тыс.; 8) северный кати - 8 тыс.; 9) йонггом - 2 тыс.; 10) ивур -1 тыс.; 11) нинггрум - 3,5 тыс.; 12) ряд мелких языков. Bcero ок. 52 тыс. говорящих.
d: 1) момбум - 250 человек.
II.
а: 1) биан - ок. 1 тыс.; 2) маринд - 6 тыс,; 3) якаи - 8 тыс.
b: 1) боази - 1,6 тыс.; 2) прочие языки - ок. 2 тыс.
III.
а: 1) авин - 7,5 тыс.; 2) паре - 1,5 тыс.
b: 1) само - 0,5 тыс.; 2) кубо - 0,5 тыс.; 3) бибо - 0,5 тыс.; 4) алибу и 5) аибе - ок. 600 человек.
с: 1) беами - 3 тыс.
d: 1) босави - 1,2 тыс.
IV. Семья киваи - ок. 20 тыс.
V. Семья ориомо - ок. 3,5 тыс.
VI. Семья гогодала (гогодара) - 7,5 тыс.
VII. Семья тирио - ок. 800 человек.
VIII. 1) фасу - 750 человек.
IX. 1) мириам - 500 человек.
X. Семья турама-кикори - 5 тыс.
B. 1) йен - 1 тыс.; 2) канум - 320 человек; 3) мораори - 40 человек.
C. 1) кимагхама - 3 тыс.; 2) риантана - 1 тыс.; 3) ндом - 450 человек.
D. 1) елмек - 350 человек; 2) маклеу (маклев) - 120 человек.
Е. Языки р. Морхид - ок. 1,6 тыс.
F. 1) агоб - 1 тыс.
G. 1) оксапмин - 4 тыс.
Из языковых семей этой филы языки каморо, семпан, асмат распространены в районе Земли Фредерика-Хендрика (Западный Ириан); языки ок - в геометрическом центре острова, так сказать, вокруг точки, где сходятся границы Западного Ириана, территории Новая Гвинея и Папуа. Языки киваи (крупнейший из них - керева, ок. 12 тыс.) распространены в округах Галф и Западном (Папуа). Большая часть других семей локализуется в восточной части Западного Ириана.
Пятая фила - языки Западного нагорья, т. е. горной части Западного Ириана, - ок. 250 тыс. говорящих:
А.
I. 1) экаги (экари), или капауки, - 10 тыс.; 2) вода, или водани, - ок. 5 тыс.; 3) мони - 15-20 тыс.
II. 1) ухундуни - несколько тысяч.
B. Семья дани (ндани) - ок. 200 тыс.
С. Язык дем (ндем) - ок. 500 человек.
По Вурму, перечисленные филы можно объединить в центральноновогвинейскую макрофилу (индекс 3-7%) (или - по более новым данным - в "трансновогвинейокую филу"). К ней он считает возможным предположительно отнести также несколько семей, распространенных в округах Западный Сепик и Восточный Сепик. Сюда относятся следующие группировки языков:
фила языков среднего течения Сепика (74 тыс.) - семья нду (единство которой доказано) - 58 тыс.; крупнейшие языки этой семьи - абелам, или маприк, - 29 тыс., боикин - 17 тыс., савос - ок. 2 тыс., ятмул - ок. 8 тыс., манамбу - 1,5 тыс.; семья квома - ок. 3 тыс.; язык намие - 3 тыс.;
фила языков верхнего течения Сепика:
А. 1) абау - 3,4 тыс.; 2) ивам - более 1 тыс.; 3) вогамусин - ок. 340 человек; 4) амал - 330 человек.
B. Семья рам - ок. 1 тыс.
C. Семья тама - ок. 5 тыс.
D. Несколько малоисследованных языков, всего около 1,5 тыс.;
семья Сепик-Хилл - 6,7 тыс. говорящих. Крупнейшие языки: аламблак - 1 тыс., каприман, или васаре, - 1 тыс., хева - 1-2 тыс.
По самым последним данным (конец 1972 г.), однако, большая часть языков Сепика выделяется Вурмом и его школой в особую филу сепик-раму.
Еще две семьи, в отношении которых есть типологические и лексико-статистические основания для объединения их с описанными ранее (если вообще считать их основаниями, см. ниже), - это семья голиаф и семья анга, или кукукукуку. Первая распространена в горной части Западного Ириана (число говорящих неизвестно), вторая в округах Галф (Папуа) и Моробе (Новая Гвинея). Общее число говорящих на языках анга - около 43 тыс.; крупнейший из языков этой семьи - капау (29 тыс.).
Голландский лингвист Кован полагает, что можно говорить о "севернопапуасской" филе. Однако даже Вурм считает, что основания для выделения этой филы сомнительны, хотя все-таки пытается соотнести ее с другими, ранее пepeчисленными филами. Если все же согласиться с Кованом, то его фила охватит около 35 тыс. говорящих примерно на 50 языках в Западном Ириане. Из этих языков упомянем здесь нимборан - 3 тыс. и сентани - 6 тыс.
Сомнительны в отношении родства с ранее перечисленными языками также языки богиа (округ Маданг) - около 46,5 тыс. Из них укажем здесь; боснгун - 2 тыс.; якиба - 2,2 тыс.; вагинуда - 2,3 тыс.; улинган - 1,2 тыс; макаруб - 5,7 тыс.; монумбо - 450 человек; гум - 2,5 тыс.; анаберг - 2 тыс.; мугил - 1,7 тыс.; гарус - 1,9 тыс.; халопа - 1,7 тыс.; мавак - 1 тыс.; васкиа - 6,7 тыс.; димир - 1,3 тыс.; амеле - 4,1 тыс.; ябен - 600 человек.
Далее следуют филы и семьи, не обнаруживающие poдства с другими.
"Западнопапуасская фила": это, по Ковану, языки п-ов Фогелкоп и Бомбераи (крайней западной части Новой Гвинеи), а также севернохальмахерские языки и языки о-вов Тимор и Алор. Из собственно папуасских языков, которых несколько десятков, о большинстве неизвестно ничего, даже количество говорящих. Вместе с тиморскими и севернохальмахерскими число говорящих определяется примерно в 100 тыс. человек.
Фила вапеи-палеи - около 40 языков, взаимное родство которых пока остается сомнительным. Это языки Торричеллиевых гор округа Западный Сепик. Общее число говорящих - около 65 тыс. Упомянем языки оло (ок. 9 тыс.), ау (4 тыс.), урат (3,6 тыс.), семью арапеш (18 тыс.), язык валман (600 человек).
Фила квомтари, также локализуемая в Западном Сепике, - ок. 2,4 тыс. говорящих.
Фила языков р. Лефт Мэй в районе верхнего течения р. Сепик - ок. 2 тыс. говорящих.
Семья языков р. Леонарда Шульце, примерно в том же районе - ок. 400 говорящих.
Семья сенаги на границе Западного Ириана и территории Новая Гвинея - ок. 3 тыс. человек.
Фила буса в верхнем течении р. Сепик - ок. 500 человек.
Семья тоарипи, установленная еще С. Рэем в 1907 г. (родство несомненно!). Всего около 30 тыс. человек; включает языки ороколо (6,2 тыс.), ваилала (4,2 тыс.), керема (3,1 тыс.) и тоарили (16,8 тыс.). Они распространены в округе Галф (Папуа) на побережье.
Фила языков о-ва Бугенвиль - 37 тыс., из которых назовем насиои (11 тыс. человек) и буин (или телеи, ругара) - 7,5 тыс.
Семья языков о-вов Риф и Санта-Крус (часть архипелага Соломоновых о-вов) - ок. 6 тыс.
Переходим теперь к описанию размещения папуасских языков по географическому (а не генетическому) принципу.
1. Западный Ириан. Кроме языковых семей и фил, описанных ранее (четвертая фила, включающая языки ок, каморо-семпан-асмат и др.; языки Западного Нагорья; языки голиаф; севернопапуасская фила; западнопапуасская фила; языки сенаги), большая часть языков Западного Ириана относится к австронезийской семье. Помимо них на этой территории распространено довольно большое число языков, о которых вообще неизвестно ничего, кроме самого факта их существования или - в лучшем случае - названия. Так обстоит дело, например, с районами к северо-востоку от областей распространения языков голиаф и к северо-западу от языков ок, к северу от языков дани и т. п.
2. Округа Западный и Восточный Сепик. Здесь распространены языки четвертой филы (в особенности языки среднего течения Сепика (включая нду), языки верхнего течения Сепика, языки Сепик-Хилл, языки вапеи-палеи, палеи, языки квомтари, языки р. Лефт Мэй, языки р. Леонарда Шульце, языки сенаги, языки буса, а также (частично) севернопапуасокие, квомтари и богиа. Уже это делает район р. Сепик своего рода лингвистическим заповедником. Однако кроме перечисленных фил и семей там локализованы еще следующие группы: группа нор-пондо, около 8 тыс. говорящих, крупнейший язык - ангорам (4 тыс.); группа буна (ок. 3 тыс.).
Из множества изолированных языков назовем лишь те, на которых говорит не менее тысячи человек: килмери, бемби, юри, вом, алфендио, банаро.
Наконец, некоторые районы бассейна р. Сепик остаются до сих пор лингвистически неописанными.
3. Округ Маданг. Здесь основная масса языков - это языки Нагорья (в частности, карам, гантс и др.) и языки богиа. Помимо них распространены австронезийские языки. Что касается изолированных папуасских, то из них следует назвать язык бонгу (этот язык, или, точнее, группа диалектов, распространен на берегу Маклая и был предметом исследования для самого Н. Н. Миклухо-Маклая, а недавно для советских этнографов, прошедших по его следам) и язык эрава (2,5 тыс.) (см., однако, выше).
4. Округ Моробе. Здесь локализуются языки п-ова Юон, языки анга (кукукуку) и языки третьей филы, в частности кате, бинандере, гоилала. Много австронезийских языков. Изолированных папуасских сравнительно немного, в частности гуху-самане (4 тыс.).
5. Северный округ. Сюда относятся почти исключительно языки третьей филы (бинандере, орокаива и др.).
6. Округ Милн Бэй. Кроме языков третьей филы (йеле, керема и т. п.) и австронезийских можно назвать язык дага (димуга) - 3,5 тыс. говорящих. Другие изолированные языки известны только по названиям.
7. Центральный округ. Языки третьей филы (коита, койари, маилу), но по большей части - австронезийские.
8. Округ Галф. Языки четвертой филы (киваи, особенно керева), языки тоарипи, языки анга (кукукуку), языки Нагорья (микару, паваиа). Кроме них здесь распространены язык корики, или намау (ок. 5 тыс.), небольшая группа, включающая кибене, касере, ваийеме (ок. 5 тыс.), и еще несколько почти неизвестных языков.
9. Западный округ. Языки четвертой филы (киваи) и несколько малоисследованных изолированных языков и групп.
10. Округа Нагорья. Здесь распространены языки первой филы (языки Нагорья), далее языки четвертой филы, языки Сепик-Хилл, языки кукукуку. Известны три изолированных языка: вапа (600 человек), ваисера (200 человек), ганати (300 человек).
11. Новая Британия. В основном населена племенами, говорящими на австронезийских языках. .Кроме них следует назвать: баининг (4-5 тыс.) на п-ове Газель, гаулил, бутам, сулка (1 тыс.), кол, васи, анем. По имеющимся данным, они совершенно не связаны друг с другом генетическим родством.
12. Новая Ирландия. Кроме австронезийских языков можно назвать лишь языки панарас и лелет; оба почти совершенно не исследованы.
13. Бугенвиль. Кроме австронезийских языков здесь все языки относятся к особой филе (см. выше).
14. Британские Соломоновы Острова. Языки билуа (2 тыс., о-в Велья-Лавелья), баниата (80 человек, о-в Рендова), казакуру, гулили, дороро (о-в Нью Джорджия), лавукалеве (о-в Рассел), савосаво (о-в Саво). В общей сложности до 5 тыс. говорящих.
Последние исследования внесли в нарисованную здесь картину некоторые изменения. Так, K. Форхуве предполагает, что "севернопапуасская" фила Кована не имеет права на самостоятельное существование, и включает большую часть языков этой филы в четвертую филу, а остаток (языки ско) в семью вапеи-палеи. К той же четвертой филе он относит языки голиаф и несколько изменяет всю внутреннюю структуру этой филы.
Не следует забывать, что приведенная здесь схема, во-первых, не является общепринятой (это в значительной мере продукт исследований Вурма и его учеников и отражение их личного мнения [6]). Во-вторых, она опирается на крайне неравномерную информацию: значительная часть источников недостоверна (это случайные записи нелингвистов, взятые иногда не из первых рук), а достоверные источники подробны в различной степени [7]. В-третьих, далеко еще не ясно, в какой мере тот или иной язык следует определенно относить к папуасским языкам или австронезийским [8]. В-четвертых, сама методика установления родства оставляет желать лучшего. Там или иначе, как бы мы ни перекраивали лингвистическую карту Новой Гвинеи, нам едва ли удастся в обозримое время и используемыми ныне методами (о них см. ниже) свести многообразие папуасских языков к десятку-двум семей. На подобной попытке, сделанной Н. А. Бутиновым, мы далее остановимся.

МЕТОДЫ УСТАНОВЛЕНИЯ РОДСТВА ПАПУАССКИХ ЯЗЫКОВ

Необходимость этого раздела вызвана тем, к сожалению, бесспорным фактом, что пока утверждения относительно родства тех или иных языков Новой Гвинеи отнюдь не покоятся на солидном методологическом базисе. Остановимся на некоторых из применяемых методов.
Прежде всего перечислим методы сопоставления папуасских языков, практиковавшиеся до начала 60-х годов (Wurm - 1965, стр. 373 и сл.). Это: а) составление параллельных списков лексики без всяких попыток дальнейшего сравнения (та,к работал, в частности, Н. H. Миклухо-Маклай); б) составление параллельных списков грамматических характеристик разных языков, априорно считаемых родственными; в) типолого-грамматическое сопоставление наиболее бросающихся в глаза характеристик языков в той или иной области (А. Кэпелл); г) анализ типологических характеристик, общих для папуасских языков (С. Рэй). С 1958 г. под руководством Вурма началась систематическая работа по установлению языкового родства на Новой Гвинее. Эта работа распадалась в каждом случае на три этапа: а) предварительная группировка; б) детальное описание; в) компаративное (или типологически-компаративное) исследование. Начнем с первого этапа.
Наиболее приблизительным способом установления родства, вернее первичной группировки языков, является методика сопоставления слов, записанных в соседних деревнях или вообще в близких пунктах. Берутся слова, имеющие общую семантику, и сопоставляются пофонемно. Если фонемы (точнее, звукотипы) в этих словах полностью идентичны, им приписывается индекс 4. Если разница в одной фонеме - индекс 3, в двух - индекс 2, если разница достигает трех или более фонем, но слова все же безусловно родственны - индекс 1. Наконец, если слова заведомо неродственны, им выставлялся индекс 0.
Такая работа была проделана со списком примерно из 200 слов и предложений (составленным на базе списка Сводеша); далее подсчитывалось отношение суммы всех реальных индексов к потенциально возможной сумме всех индексов и переводилось в проценты. Если процент превышал определенную норму, считалось, что мы имеем дело с одним и тем же общим языком или диалектом, объединяющим данные деревни (вообще данные пункты); в противном случае считалось, что налицо группа диалектов. Аналогичный подсчет делался для языков при объединении их в группы, для групп языков при объединении их в семьи и т. п. Мы не останавливаемся здесь на конкретных примерах использования этой "прикидочной" методики, так как это использование в разных случаях различно [9].
На базе того же списка осуществлялось лексико-статистическое исследование. Однако в языковой ситуации Новой Гвинеи эта методика используется, так сказать, не по своему прямому назначению: полученные лексико-статистическим методом датировки, как указывает А. Кэпелл [Capell - 1969; ср. McElhanon - 1971, 130], не отражают последовательность ответвления отдельных языков от общего языка-предка, а лишь служат условной мерой их близости друг другу.
Получив таким образом общее представление о группировке языков и диалектов (причем учитывались и другие факторы, например грамматические характеристики [Wurm - 1965, стр. 392-393 и др.; Capell - 1969, стр. 121-122; Саpell - 1962в], взаимная понимаемость), исследователи переходят к подробному описанию системы каждого отдельного языка. Подобные работы составляют ядро публикаций последних лет в области папуасской лингвистики; если верить библиографическим источникам [Bibliography - 1966], едва ли не большее число таких описаний находится в рукописях или издано на ротаторе минимальным тиражом и фактически недоступно.
После того как получено описание фонологических систем изучаемых языков, к ним можно применить специальную методику, разработанную Вурмом совместно с его учителем, известным американским лингвистом К. Вёглином (Voegelin, Voegelin, Wurm а. о. - 1963] и тоже носящую "прикидочный", предварительный характер. Эта методика заключается в следующем. Для каждой генетической единицы (подгруппы, группы и т. д., нередко даже для пары языков) составляется специальная матрица, включающая две несуществующие фонологические системы: максимальную (т. е. состоящую из всех фонем, встречающихся в языках данной группы) и минимальную (состоящую из фонем, встречающихся в любом языке данной группы). Путем несложного арифметического подсчета выводится индекс фонологического расхождения внутри данной группы, после чего возможна дальнейшая обработка и сравнение различных групп и пар языков. Интересно, что анализ по этой методике дает результаты, в общем близкие данным, полученным лексикостатистическим путем. Вурмовокая "надсемья" построена именно таким методом, и лишь частично она получила компаративистскую проверку.
Наконец, третьим звеном лингвистической разработки является анализ классическими сравнительно-историческими методами. Подобных попыток очень немного.
Из сказанного легко видеть, что даже те данные, которые в современном папуасоведении представляются бесспорными (например, данные .о "надсемье", полученные Вурмом и его сотрудниками), на самом деле оставляют желать лучшего в плане достоверности. За пределами же "надсемьи", если родство языков и доказано, то лишь в рамках очень небольших языковых групп. Сравнительно-исторические исследования большого масштаба единичны и крайне ограничены по материалу, например [McKaughan - 1969]. Соображения же о родстве тех или иных семей чаще всего опираются на типологические аргументы.
Правда, есть попытки классическими лингвистическими методами показать родство различных групп и семей между собой. Наиболее известная из таких попыток принадлежит Роберту Шэферу (Shafer - 1965]. Он берет несколько групп языков из разных районов острова и пытается построить матрицу сравнительно-исторических соответствий в области фонетики внутри этих групп и между группами. Можно согласиться с его критикой вурмовских методов как не дающих достоверной информации о генетическом родстве языков, но и применяемый самим Шафером метод "выборок", не говоря уже о собственно компаративистской его методике, весьма и весьма небезупречен.
В частности, Шэфер совершенно не учитывает фонетической специфики папуасских языков, приписывая условным транскрипционным знакам латинского алфавита их "европейское" значение.
Что же мы имеем в результате применения всех перечисленных методов? Каковы те бесспорные, объективные данные о генетическом родстве папуасских языков, которыми мы располагаем? В сущности их нет. Удалось бесспорно доказать лишь, что огромное множество языков и диалектов может быть сведено в более .ограниченное, но также внушительное (во всяком случае, более 100) количество групп. Этот неутешительный вывод читателю следует иметь в виду, когда мы перейдем к следующему параграфу, посвященному общему обзору языковой ситуации на Новой Гвинее [10].

ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ НА НОВОЙ ГВИНЕЕ

В последнее время на эту тему много писал советский этнограф Н. А. Бутинов, выдвинувший довольно определенную концепцию взаимных отношений папуасских языков. Вкратце эта концепция может быть сведена к трем тезисам. Во-первых, факты, по мнению Н. А. Бутинова, говорят "о том, что на Новой Гвинее до колонизации не было и не могло быть той этнической и языковой раздробленности, из-за .которой этот остров называли "островом лингвистических джунглей". Тем более нет этой раздробленности и в настоящее время" [Бутинов - 1962б, 86]. Во-вторых, Н. А. Бутинов считает возможным говорить не о языках или группах диалектов на Новой Гвинее, а о "контактных этнических общностях", связанных с фактом "цепной связи языков". В-третьих, внутри этнических групп, по Н. А. Бутинову, имеются "большие" языки. Такой язык "при наличии цепной связи между языками легко и быстро становится общим для всех" [Бутинов - 1962а, 189].
Рассмотрим все эти три тезиса последовательно.
1. 'Как говорит автор в своей последней книге, "до последних лет не делалось попыток объединить племенные языки в группы родственных языков и выделить, таким образом, этнические подгруппы внутри трех основных этнических групп" [11] (разрядка моя. - А. Л.}. Далее, ссылаясь на авторитет Вурма, он говорит о двенадцати группах родственных племен в Восточной Новой Гвинее (здесь ошибка: три из них распространены в Западном Ириане) и заключает: "Наличие на острове крупных групп родственных племен резко меняет картину. Дело в том, что папуас, говорящий на одном из языков внутри каждой группы, овладевает другим языком той же группы в очень короткий срок и без больших усилий" (следует сноска на работу С. Вурма) [Бутинов - 1968, 28].
Начнем с того, что Н. А. Бутинов делает здесь типичную для этнографов ошибку, отождествляя родство языковое с родством этническим. Установление генетической общности каких-то языков абсолютно не влечет за собой автоматического объединения народов, говорящих на этих языках, в этнические группы - и наоборот. Далее, нельзя понять, почему наличие крупных языковых групп (семей) "резко меняет картину". Ведь от этого языковая и диалектная дробность остальной части Новой Гвинеи не уменьшается. Обратимся к той самой статье С. Вурма, на которую так часто ссылается Н. А. Бутинов. С. Вурм пишет, что "число языков, входящих в семьи, в общем крайне незначительно в сравнении с общим числом языков на Новой Гвинее" [Wurm - 1960, 132]. Правда, по количеству говорящих подобные семьи подавляют все прочие языки и мелкие группы: по данным Вурма, число говорящих на языках двенадцати основных групп охватывает не менее 1 млн. 200 тыс. человек. Но что меняется от этого для остальных 900 тыс. говорящих на папуасских языках? Другое дело, если бы серьезное изуче папуасских языков привело к тому, что языки, ранее считавшиеся изолированными, оказались родственными. Но это верно лишь относительно ограниченного количества языков. Что же касается общей картины, то, по прямому признантю С. Вурма [12], она представляется сейчас еще более дробной.
Наконец, опять-таки совершенно неясно, что меняется от того, что папуас может овладеть другим языком той же семьи или группы без больших усилий. Любой славянин может овладеть неродным ему славянским языком "без больших усилий", во всяком случае, легче, чем любым папуасским. Но, во-первых, это лишь потенциальная возможность. Во-вторых, едва ли это существенно для классификации славянских языков и едва ли можно, опираясь на этот факт, делать какие-то выводы относительно лингвистической карты Восточной Европы. Другое дело, если бы налицо налицо массовое двуязычие; но этого сказать о папуасах Новой Гвинеи никак нельзя (см. ниже). Таким образом, оптимизм Н. А. Бутинова не имеет под собой никаких реальных оснований [13], и выделяемые им (все с тем же смешением языка и этноса!) на следующих страницах семнадцать "групп родственных племен" для языковеда не представляют интереса.
Здесь возникает серьезный вопрос о том, что такое сама эта "взаимопонимаемость" родственных языков Новой Гвинеи. Рассмотрим его на "примере языков района Чимбу округа Восточное Нагорье. Большая часть этих языков (13 из 16) принадлежит к описанной ранее надсемье и связана близким генетическим родством. Э. Дейблер и Д. Трефри [Deibler and Trefry - 1963] специально анализировали интересующее нас явление. Вот к каким выводам они пришли: "Говорящие на одном языке пассивно понимают один или несколько наиболее близкородственных языков. Это означает, что две группы могут общаться друг с другом, но каждая говорит на своем языке. Члены одной группы не говорят на других языках, которые они, однако, понимают... Это ведет европейца к выводу, что языковые различия незначительны, на уровне диалектных; но эти "диалекты" оказываются в действительности различными языками... Таким образом, взаимопонимание не может служить адекватным критерием для классификации языков" (стр. 6-7). И далее излагаются интереснейшие наблюдения на этот счет: в частности, говорящие на кумаи после непродолжительного контакта понимают говорящих на куман, но говорящие на куман не могут понять говорящих на кумаи. Аналогичное положение и в других округах Новой Гвинеи.
Проблема "взаимопонимаемости" специально рассмотрена С. Вурмом в одной из статей, написанной им совместно с Д. Лейкоком, где авторы рассматривают, в частности, различные методы установления взаимопонимаемости и различные факторы ее. В особенности следует обратить внимание на указание относительно распространенности на Новой Гвинее так называемого пассивного билингвизма (человек понимает говорящего на другом языке, но сам на этом языке не говорит), а также на то, что нередко эффект кажущегося понимания связан с хорошим знанием предмета, о котором идет речь; информацию же о менее известных, не самоочевидных вещах человек понять не может [Wurm and Laycock - 1961, 136].
Одним словом, нет никаких оснований утверждать вслед за Н. А. Бутиновым, что языковая дробность Новой Гвинеи - миф. К сожалению, это факт.
2. Имеет ли место на Новой Гвинее "цепная связь" языков, о которой пишет Н. А. Бутинов? Иными словами, соответствует ли фактам утверждение, что "папуасские языки незаметно переходят один в другой"? Напомним, что на этот счет имеются лишь неясные высказывания нескольких немецких исследователей, наблюдения Н. Н. Миклухо-Маклая, а из более поздних авторов - М. Мид и К. Рида. На этом сновании, однако, делались далеко идущие заключения методологического характера, ср., например [Толстов - 1950]. Конечно, нет никаких серьезных причин ставить под сомнение сомнение факт "лингвистической непрерывности", установленный каждым из указанных авторов. Но дело в том, что все эти наблюдения носят узколокальный характер: в каждом случае исследователь имел дело с родственными языками и диалектами - или группы бонгу (Миклухо-Маклай), или группы нду (Мид), или вурмовской "надсемьи" (Рид), причем не просто родственными, а близкородственными. А если мы имеем дело с территорией, занятой близкородственными языками (диалектами), в "лингвистической непрерывности" нет ничего необычного. Она хорошо известна и славистам, и германистам, и романистам, и в какой-то мере тюркологам. Другое дело, если бы такая "непрерывность" была отмечена на стыках языков и групп языков, не находящихся в близком родстве. Но имеющиеся данные не позволяют этого утверждать. Напротив, "языковые границы" прослеживаются достаточно ясно, хотя "в большинстве случаев люди, живущие вдоль языковых границ, двуязычны или по крайней мере понимают соседний язык" [14], что тоже отнюдь не специфически папуасское явление.
На основе идеи о "цепной связи" Н. А. Бутинов высказывает гипотезу о "конэо" - контактных этнических общностях. Из сказанного видно, что она оправдана лишь применительно к языкам (диалектам), генетически родственным. Что касается языков неродственных, то здесь вопрос остается открытым. И, добавим, положительный ответ на него весьма сомнителен: как видно из его работ, Н. А. Бутинов, говоря о цепной связи языков, исходит больше из априорных предпосылок, чем из собственно лингвистических фактов, фактов конкретных языков. Поэтому он допускает лингвистические неточности, утверждая, например: "Совешенно ясно, что если соседние языки тесно связаны друг другом, то и конечные звенья этой цели не могут резко и коренным образом отличаться друг от друга. В лексике большие различия, но по структуре языки обычно сходны" [Бутинов - 1962а, 187].
Таким образом, "цепная связь" языков не представляет собой ничего специфически папуасского и является фактом локального значения -для группы языков или диалектов, связанных генетическим единством.
3. Идея "большого" языка опирается на представление либо о массовом двуязычии, либо о тенденциях интеграции отдельных языков и диалектов в единый зональный язык. Сразу же отметим, что никаких тенденций к интеграции на территории Восточной Новой Гвинеи не заметно. Так можно ли говорить о двуязычии? Начнем с того, что у некоторых (подчеркиваем - у некоторых, но не всех!) папуасоязычных групп традиционно сложились языки межплеменного общения. В округе Маданг это меланезийские языки манам и гедагед (грагед), в в округе Моробе - язык ябем {меланезийский) и кате (который пропагандируется как общий язык, впрочем, и местной лютеранской миссией); тот же язык кате распространился и среди жителей Центрального Нагорья. В округе Милн Бэй приняты ведау и добе (оба меланезийские) В Западном округе Папуа межплеменным является так называемый островной киваи. В Центральном округе широко распространен меланезийский язык суау; в округе Галф - папуасские языки тоарипи и ороколо. Вся Новая Британия и частично Новая Ирландия пользуются меланезийским языком куануа (ралуана), на Центральном Нагорье межплеменным является медлпа, на побережье Папуасского залива - тоарипи, на южном побережье - моту.
С другой стороны, имеется тенденция, всячески поддерживаемая властями Восточной Новой Гвинеи, к распространению вспомогательных языков (lingue franche), общих если не для всей страны, то по крайней мере для большей ее части. Эти языки служат для делового и торгового общения и в то же время являются языками управления. Их два. На северо-востоке это пиджин-инглиш, являющийся одновременно и официальным языком всей Восточной Новой Гвинеи. В нашей папуасоведческой литературе принято считать, что это "уродливый жаргон", на котором-де нельзя выразить никаких сложных понятий. Думается, что это несправедливое (и в какой-то мере даже оскорбительное для говорящих на нем) суждение.
Пиджин-инглиш Новой Гвинеи, который правильнее было бы, как это делают сейчас многие лингвисты, называть "неомеланезийским", ни по своей структуре, ни по своим социальным функциям принципиально не отличается от любого другого языка. Характеристика его Н. А. Бутиновым как смеси английской лексики с меланезийской грамматикой ошибочна, ср. [Hall - 1966, 45]. Важно подчеркнуть, что неомеланезийский язык - это, по крайней мере ныне, вовсе не искусственно развиваемый язык, насильственно вводимый колонизаторами для своих целей, как это часто представляется неспециалистам. Конечно, он является в первую очередь "языком управления" [15]. Но это отнюдь не только язык общения европейцев с "туземцами", а реально общий язык разноязычных племен. Во всяком случае, отмечены факты, когда европейцы, впервые попадая в новую область, заставали там неомеланезийский язык как сложившийся язык межплеменного общения. Неомеланезийский язык реально понимаем в самых различных частях острова, и не случайно именно он используется как основной язык радиопередач и как язык ряда газет и журналов, предназначенных для более или менее широкого распространения по острову (такие издания имеются в Лаэ, Маданге, Кавиэнге, Буке, Веваке и Paбауле). На неомеланезийском имеется своеобразная литература (в основном .песни) полуфольклорного характера, и, что особенно важно, существуют территории, где он выступает не как вспомогательный, а как родной язык туземного населения [16]. Нечего и говорить, он ни в коей мере не может считаться непригодным для выражения каких-либо сложных понятий. Конечно, словарный запас его сравнительно беден. Но сравнительно с чем? С английским языком? Общеизвестно, что объем словаря определяется не внутренними свойствами, a распространением и общественными функциями языка.
Р. Халл приводит факты, когда европейцы, встретившиеся на Новой Гвинее и не владевшие ни одним общим языком, кроме неомеланезийского, свободно беседовали на этом последнем на такие темы, как теология или международ право. Даже с учетом интернациональности терминологии эти факты довольно показательны для возможностей неомеланезийского языка [Hall - 1966, 146].
Второй язык - так называемый police Motu, т. е. "административный моту". Это бывший (до 1948 г.) официальный язык Папуа, сложившийся па основе меланезийского языка моту, но отличающийся от него некоторыми чертами, см. [Wurm and Harris - 1963, Wurm - 1964a].
Оба этих языка распространены гораздо шире и известны более широкому кругу людей, чем межплеменные языки, перечисленные выше. На них говорят до 650 тыс. чел (из них 530 тыс. на неомеланезийском}, причем это число постоянно растет. Но, как можно понять из материалов о положении в различных частях острова, доступных нам, знание их далеко не носит массового характера. Например, Д. Лэйкок испытал трудности с отбором информантов по языкам группы нду именно из-за незнания или слабого знания ими неомеланезийского. В районе Чимбу им владеет примерно 5% населения. В районе Маунт-Хаген на каждое селение приходится один-два человека, понимающих этот язык, а в части его, прилегающей к р. Джими, таких людей вообще нет. В Папуа "административным моту" владеет, по Вурму, 13% жителей. И так далее. Еще хуже обстоит дело со знанием межплеменных языков. Например, в районе Чимбу, "теоретически" относящемся к ареалу распространения языка кате, Э. Дэйблер и Д. Трефри оценивают количество владеющих им примерно в... 2% населения (впрочем, на кате говорит сейчас в общей сложности до 60 тыс. человек, из которых не меньше чем для 55 тыс. он не является родным).
Однако это положение неодинаково у разных папуасоязычных племен и зависит от различных причин демографического, экономического и т. п. характера. На п-ове Юон есть деревни, в которых каждый взрослый владеет тремя языками: родным, межплеменным (ябим) и неомеланезийским. В районе горы Майкел расселены три племени: камано (12 тыс.), яте (20 тыс.) и усуруфа (600 человек). И характерно, что почти все усуруфа двуязычны или даже трехъязычны, в то время как камано и яте, как правило, не владеют языком усуруфа [Schlesier - 1961, 554].
Происходящий на востоке Новой Гвинеи процесс частичной этнической, а в большей мере политической и культурной консолидации (достаточно указать на существование активного национально-освободительного движения, не ограничивающегося рамками определенных этнических групп) ставит вопрос об общем языке для всей "австралийской" части острова. Парадоксально, что тот же вопрос стоит перед австралийской администрацией; недаром при описании языковой ситуации в отдельных округах и районах обязательно подчеркивается, какой или какие из языков могут служить инструментом для "эффективной коммуникации", проще говоря - языком управления. Ни один из существующих ныне межплеменных языков не может пока стать таким языком. Видимо, больше всего шансов в этом смысле у неомеланезийокого, и уже поэтому он нуждается в серьезном и деловом лингвистическом исследовании [17].
Несколько иначе обстоит дело с общим языком в Западном Ириане. Здесь, как и на востоке, имеются два типа общих языков: зональные (примером может служить индонезийский язык нумфор на островах залива Гелвинк) и общий язык всей страны (им служит bahasa Indonesia, собственно индонезийский). Но уровень знания индонезийского гораздо выше, чем у любого из lingue franche восточной части острова. Этому способствует сравнительно высокая грамотность, особенно в районах распространения индонезийских языков. По некоторым данным, еще до воссоединения Западного Ириана с Индонезией 25% говорящих на языке вондана были грамотны, а половина этого числа была грамотна и на индонезийском [Бутинов - 1957, 141]. Что касается внутренних районов, то в них знание индонезийского языка (bahasa Indonesia) распространено значительно меньше: во всяком случае, голландским исследователям, работавшим в этих районах, приходилось пользоваться услугами переводчиков.
Так или иначе, но индонезийский превратился если не в общий язык населения Западного ириана, то в реально функционирующий язык межплеменного общения [18]. Этому немало способствовал тот факт, что еще до воссоединения с Индонезией индонезийский (малайский) язык широко использовался голландцами как язык управления, школьного обучения и церковной службы. В прибрежных районах он выступал и как традиционный язык торговых связей.
Есть непроверенные данные, что на территории Западного Ириана функционирует (в округе Факфак) и креолизированный индонезийско-папуасский язык (Иванченко - 1966).

ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ПРЕДЫСТОРИЯ
И ВНЕШНИЕ ГЕНЕТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ ПАПУАССКИХ ЯЗЫКОВ

Попытки установить подобные связи начались еще в первой четверти XX в. Они вполне оправданы невероятной лингвистической пестротой острова, сразу наводящей на мысль о многочисленных миграциях.
По данным Вурма [Wurm - 1972], наиболее древними мигрантами были предки носителей языков филы вапеи-палеи и некоторых языков Сепика: эта первая волна относится примерно к 60-му тысячелетию до н.э. Вторая волна - предки носителей языков трансновогвинейской филы - пришли на остров около 10 тысяч лет назад и распространились преимущественно вдоль берегов в направлении с запада на восток; в центр острова они проникли через долину Маркхэм и далее распространились на горные области к северу, северо-западу и западу от этой долины. Дальнейшая миграция этой группы шла к северу от горных областей острова и одновременно на юго-запад и юго-восток. Что касается австронезийских языков острова, то здесь существует три теории. Согласно одной из них (Грэйс), австронезийцы, в том числе полинезийцы и микронезийцы, прошли с запада на восток Новой Гвинеи, оставив следы своего пребывания в виде отдельных языков. Согласно другой (Кэпелл), основное население Океании было меланоидным и говорило на папуасских языках, а затем испытало воздействие отдельных групп австронезийских племен, в результате чего возникли смешанные языки типа меланезийских. Согласно третьей (Фокс и Дайен), Меланезия есть исконная родина австронезийцев. Вурм занимает позицию, близкую к Кэпеллу: в частности, он предполагает, что жители Новой Гвинеи, говорящие на австронезийских языках, - более поздние мигранты с какой-то протоокеанийской территории.
По мнению советских этнографов и антропологов, можно считать доказанными по крайней мере три миграции. Первая - 20-30 тыс. лет назад - была миграцией протоавстралоидов, вторая - 5-6 тыс. лет назад - протомеланезийцев, третья - 2 тыс. лет назад - протополинезийцев [Бутинов - 1962а; Бутинов - 1956; Бунак и Токарев - 1961]. Поэтому прежде всего следует, по-видимому, искать генетические связи с языками малайско-полинезийской семьи и с языками Австралии.
Однако подобные связи пока не обнаружены. Существующие попытки их установления сводятся к ограниченным типологическим сопоставлениям. Так, Т. Милевский считает возможным сближать с папуасскими языками австралийские языки так называемой центральной группы, например аранда, но не подтверждает это никаким конкретным материалом [Milewski - 1948]. В последней своей книге Т. Милевский излагает следующую концепцию[Milewski - 1965, 169]. До прихода протомеланезийцев существовала обширная семья языков, включавшая наряду с папуасскими языками также андаманские, севернохальмахерские, некоторые языки Тимора, Суматры, Сумбава, Энганно и других языков Индонезии, а также о-вов Лоялти, Новой Каледонии и др. К ним же принадлежали нынешние "северноавстралийские" языки, включая аранда, носители которых в количестве 30 племен переселились на материк с Новой Гвинеи.
В своей замечательной монографии об австралийских языках [Capell - 1962a, 3] А. Кэпелл тоже касается этого вопроса, но он считает возможным отметить лишь "неавстралийское влияние" в языках крайнего севера Австралии. Многие особенности фонетики и синтаксиса папуасских языков, по нашему мнению, находят параллель в австралийских языках; но пока совершенно не ясно, насколько эти особенности общи для самих папуасских языков. Что касается прямых словарных эквивалентов, то они, правда, обнаружены [Shafer - 1965], но носят единичный характер и поэтому ничего не доказывают.
Н. А. Бутинов [Бутинов - 1962а] пытался установить типологическое сходство папуасских языков с другими языками того же ареала на основе одного-единственного признака - наличия или отсутствия гласных в исходе слова, что лингвистически некорректно и потому также недоказательно.
Папуасско-меланезийские связи крайне трудно исследовать хотя бы потому, что и те и другие языки переплетены и, кроме того, имеется много явных и недоказанных, но возможных заимствований. В типологии есть много параллелей, на которых здесь нет смысла останавливаться. Однако основное внимание уделялось не таким параллелям, а, напротив, тем типологическим особенностям, которые отделяют папуасские языки от меланезийских и позволяют с известной точностью отождествить данный язык как папуасский (а не меланезийский). Изложим здесь основные типологические особенности папуасских языков по данным Шмидта, Рэя и Кэпелла [Schmidt - 1920; Ray - 1927; Capell - 1940].
1. Отсутствие артиклей (Кэпелл).
2. Выражение числа имен либо прибавлением специального суффикса, либо - местоимения 3-го лица множественного числа. Редко - редупликация. Если в имени число не обозначено, оно обязательно выражено в глаголе (Кэпелл).
3. Род, а иногда класс морфологически выражены (Рэй, Кэпелл).
4. Притяжательность выражается по типу "человек + показатель притяжательности + сын" = "сын человека" (Шмидт, Кэпелл).
5. Местоимения обычно имеют три числа - единственное, двойственное и множественное, иногда также тройственное. Двойственные формы образованы от форм единственного числа (Шмидт, Кэпелл).
6. В личных местоимениях 3-го лица единственного числа часто различие по роду (Шмидт, Кэпелл).
7. Посессивная форма местоимения обычно образуется от личных местоимений при помощи специального суффикса "я + показатель притяжательности". Возможна посессивная конструкция с простой препозицией личного местоимения: "я + одежда".
8. Самостоятельные числительные имеются большей частью лишь для обозначения единицы, двух, редко трех. Большие числа обозначаются наименованием частей тела (десять - две руки и т. д.).
9. Порядок слов: субъект - объект - предикат (Рэй).
10. Крайняя сложность глагольного словоизменения, большое количество времен и других категорий.
11. Лицо, как правило, маркировано (выражено префиксом или суффиксом) (Кэпелл, Рэй).
12. Объект переходного глагола обычно инкорпорирован внутрь формы глагола. Встречаются формы, инкорпорирующие и субъект и объект (Кэпелл, Рэй).
13. Ни один из папуасских языков не имеет пассивного залога.
14. Преобладают не предлоги, а послелоги (Кэпелл).
15. Нередко имеется специальный суффикс, отличающий субъект переходного от субъекта непереходного глагола.
Легко, однако, видеть, что эти характеристики отнюдь не отличаются строгостью. Скорее напротив. Тем не менее на основании этих типологических характеристик нередко пытаются определить как папуасские и некоторые другие заведомо не австронезийские языки индо-тихоокеанского ареала. Сюда относят прежде всего севернохальмахерские языки и некоторые языки о-ва Тимор [19]. Подобные попытки пока весьма мало обоснованы. Тем не менее при отсутствии более точных методов приходится мириться и с такими неопределенными утверждениями.
Р. Шэферу удалось обнаружить ряд словарных параллелей между папуасскими и сино-тибетскими языками [Shafer - 1965, 380-383]. Среди них есть любопытные (например, сопоставление числительных в эпа и тибетском: два - nis/gnyis, три - sum/gsum, четыре - ssi/bzi, пять - na/lna), но в целом они совершенно не убедительны, как и попытки того же автора установить параллели папуасских языков с языками мунда или попытки А. Тромбетти связать их с языками Черной Африки [Trombetti - 1927].
Пожалуй, наиболее интересная попытка "вывести" папуасскую лингвистику за пределы Новой Гвинеи принадлежит Дж. Гринбергу, обосновавшему "индо-тихоокеанскую" гипотезу. По его мнению, можно говорить о родстве андаманских языков, языков о-вов Тимор и Алор, севернохальмахерских и папуасских, хотя он и опирается на не слишком явные типологические параллели и на изолированные этимологии, не подкрепленные сравнительно-историческим анализом. Но, во всяком случае, эта попытка больше обоснована конкретным языковым материалом, чем все предшествующие [Greenberg - 1970]. Таким образом, никаких достоверных данных о внешних генетических связях папуасских языков в настоящий момент не имеется.

ФОНЕТИКА И ФОНОЛОГИЯ

Общая характеристика звукового строя папуасских языков

Генетическое различие языков и языковых групп Новой Гвинеи и их сравнительно слабая изученность делают невозможным указать особенности фонетики, действительно общие всем папуасским языкам. Однако есть некоторые особенности, которые встречаются в этих языках достаточно часто и независимо от их генетического родства:
1) для папуасских языков характерны звуки со сложной артикуляцией, редко встречающиеся, например, в индоевропейских или алтайских языках. Так, нередки преглоттализованные звуки (гортанный взрыв + сонант): например, усуруфа 'm, 'w, преназализованные звуки типа nd, mb, палатализованные или лабиализованные согласные с преназализацией вроде энга ndy, ngw. Встречаются и "латеральные взрывные" gl (каните, йагариа) и др. Особенно существенно, что все эти сложные звуки соответствуют в папуасских языках, как правило, одной фонеме, противопоставленной другим фонемам, в частности, по отсутствию-наличию глоттализации, назализации, палатализации и т. п. (см. этом ниже);
2) в связи с предыдущей особенностью находится общая распространенность носовых звуков как в форме самостоятельных носовых сонантов (например, в усуруфа, по-видимому, налицо шесть носовых согласных фонем; .ср. также языки Санта-Kpyc, семьи бинандере и др.), так и в форме преназализации взрывных согласных или назализации гласных (так, в языках поле и сау имеется полный комплект носовых гласных, противопоставленных неносовым именно по этому признаку);
3) консонантные системы в общем достаточно богаты, что очень четко противопоставляет папуасские языки Новой Гвинеи, например, полинезийским (но не меланезийским). По Кэпеллу, все папуасские языки можно разделить в этом отношении на две группы, каждая из которых характеризуется обилием или консонантных, или вокальных фонем. Но обилие согласных более типично, чем обилие гласных. За редким исключением (например, монумбо с его восемью гласными), гласных мало, относительно мало также дифтонгов (хотя сочетания звуков, фонетически реализуемые как дифтонгические, нередки);
4) сочетания согласных внутри слога редки, хотя и более обычны, чем в австронезийских языках. Обычно это сочетания гоморганных звуков типа mb, nd и т. п. Но в языках кукукуку возможны и слова типа kngo 'таро', mda 'волос', mgwe 'сахарный тростник';
5) интересные особенности имеют место в плане аллофонических чередований. Так, для папуасских языков характерно объединение в одной фонеме l и n (языки вапеи-палеи), t-образных и r-образных звуков (хули, энга и многие др.); вообще с нашей, "европейской", точки зрения фонетическое варьирование аллофонов нередко необычно велико, что порождает закономерные сомнения при фонологическом описании и дает довольно серьезные расхождения в фонологических системах при описании даже одного и того же языка (кстати, отсюда же разница в транскрипции названий некоторых языков: экаги и экари, дани и ндани);
6) латеральные сонанты не играют большой роли (кое-где, например в кате, их нет вообще, в других случаях они редко представлены);
7) удлинение гласных довольно обычно и имеет фонологическую значимость;
8) во многих языках налицо тональные различия в форме музыкального слогоударения.
Более подробную характеристику звукового строя папуасских языков (на уровне сегментной фонетики и фонологии) мы дадим на примере ряда языков, лучше всего описанных в этом отношении. Это вахги и форе (оба принадлежат к языкам Центрального Нагорья), асмат (Зап. Ириан) и абелам (группа нду) [20]. Основное внимание будет уделено звуковой системе вахги.

Звуковая система языка вахги

Начнем с консонантной фонологической подсистемы:
 
p t k sh
b d g j
m n ng n'
w y
l ll
 
/p/-ряд. В начальной и абсолютной конечной позиции /р/ реализуется как глухой, сильный (fortis), неаспирированный согласный: pam глагол-связка 'есть', ар 'соль'. В интервокальной позиции происходит чередование его с соответствующим звонким слабым (lenis): tapi 'вид дерева'. Однако в позиции между двумя передними гласными /р/ обычно реализуется в виде билабиального глухого или звонкого спиранта: ipe 'теперь', ср. gupo 'рот', где мы имеем дело со слабым звонким взрывным.
[t] в языке вахги фонологически тождественно [r]. Это настолько удивило автора книги о вахги Луи Лузбетака, что он посвятил обоснованию такого тождества почти две страницы. Распределение t-аллофонов и r-аллофонов следующее. В начальной позиции только [t]: tonall 'буду связывать'. В интервокальной только [r]: keru 'белый'. В конечной зиции [r]: kor 'досуг'. В сочетаниях - после сонанта [t]: alto 'на восток', kong tuo 'принеси свинью'; но после взрывного или фрикативного звука - только [r]: epro 'наверх', ak ro 'обернись' и т. д. Согласный [r] никогда не может стоять в начале слова, a [t] - в конце изолированного слова. Важно отметить, что [t] - не дентальный, а альвеолярный звук.
Еще сложнее обстоит дело с аллофонами фонемы /k/. Она имеет следующие аллофоны: [с] - глухой сильный неаспирированный взрывной, артикулируемый на стыке мягкого и твердого нёба - перед передним гласным типа i, e и в конечной позиции после этих гласных: ki 'ключ', mek 'вид птицы', В аналогичных позициях в сочетаниях с а, о, u /k/ выступает как велярный глухой [k]: ku 'камень'. B интервокальной позиции реализация этой фонемы зависит от соседства передних или центральнозадних гласных: в первом случае мы имеем палатальный спирант, например, akim 'он рос', во втором - заднеязычный: aka 'батат'.
Необычны для европейца и аллофонические чередования фонемы /sh/. Строго говоря, вообще любой взрывной или фрикативный с дентальной артикуляцией, включая аффрикаты (но исключая s), может быть аллофоном этой фонемы; наиболее типичны следующие ее аллофоны: [ts] перед передним гласным или в конечной позиции после него: sib 'лапа', kes 'плохой'; глухой дентальный взрывной заменяет предыдущий вариант в некоторых словах; в интервокальной позиции возможен ряд вариантов, которые мы здесь не приводим, - наиболее обычные из них [z] и [dz].
/b/-ряд. Этот ряд - не звонкие согласные, как можно было бы подумать по обозначению, а согласные с преназализацией; они противопоставлены /р/-ряду только по наличию-отсутствию этой преназализации. Фонема /b/ имеет во всех позициях, кроме конечной, аллофон [mb], а в конечной позиции [mp]: ab 'женщина', abel 'девушка', bulto 'назад'. Точно так же /d/ имеет варианты [nd] и [nt]: dap 'отец', od 'дерево'; /g/ - вариант [ng]: gar 'дом' (в финальной позиции эта фонема почти не встречается), /j/ - варианты [ndy], [nty] и некоторые другие: je 'нож', kaj 'я знаю'.
/m/-ряд. Он включает фонему /m/, реализуемую всюду как [m]: ma 'нет', mam 'его мать', /n'/ - дентальный носовой, обычно палатализованный: nim 'ты'; /n/ - альвеолярный носовой: kun 'время'; /ng/ - аналог /k/ и /g/: nang 'сын'.
Прочие звуки. Здесь следует отметить, во-первых, противопоставленность /w/ в некоторых позициях другим билабиальным звукам - аллофонам фонемы /р/. По-видимому, это различие полостной [w] и щелевой [р] артикуляции. Во-вторых, тот факт, что /y/ никогда не встречается в финальной позиции. В-третьих, что особенно существенно, - наличие двух латеральных: /ll/ - дентальный, /l/ - альвеолярный.
Таким образом, мы имеем в вахги следующие характерные фонологические противопоставления: а) по месту артикуляции - губной - дентальный - альвеолярный - велярно-палатальный нёбный; б) по назальности - неназальности; в) по отсутствию - наличию препалатализации. Для аллофонической реализации существенны: а) начальная - конечная - интервокальная позиции (в некоторых случаях их различие нейтрализовано); б) соседство с гласными переднего - центральнозаднего ряда. Следует подчеркнуть; а) нефонологичность звонкости - глухости; б) нефонологичность силы - слабости; в) нефонологичность придыхательности - непридыхательности; г) нефонологичность палатализации.
Система гласных. Их пять: /i/, /e/, /а/, /о/, /u/. Долгота гласных незначима. Есть еще неопределенный гласный типа "шва", обозначаемый как (') и не встречающийся в ударных слогах.

Звуковая система языка форе

p t k q
p: t: k:  
mp nt ngk ngkw
  s    
m n    
qm qn    
w y    
qw qy    
 
Фонема /р/ выступает в начальной позиции как глухой аспирированный билабиальный взрывной [ph]; в интервокальной позиции мы имеем звонкий слабый взрывной или спирант: apeti 'внизу', pAni 'сын'. Фонема /t/, альвеолярная, в начальной позиции реализуется как [t], а в интервокальной как [r] (типа польского "рж") или [l]; фонема [k], велярная, соответственно выступает как [kh] и [g] или соответствующий спирант, за исключением позиции после u и близких ему по артикуляции звуков, где эти в рианты лабиализуются. Наконец, /q/ - это гортанный взрывной, встречающийся только в интервокальной позиции.
Фонема /р:/ и аналогичные ей - это глухие, долгие звуки. Они находятся в отношении дополнительной дистрибуции с рядом придыхательных и потому допускают различную фонологическую интерпретацию; встречаются они только в интервокальной позиции.
Фонема /mp/ и аналогичные - это глухие взрывные с преназализацией, противопоставленные согласным первош ряда по наличию этой преназализации. Они встречаются только в интервокальной позиции.
Ряд /qm/, /qn/, /qw/, /qy/ - это сонанты с преглоттализацией, противопоставленные по этому признаку сонантам без преглоттализации.
Таким образом, для консонантной подсистемы языка форе характерны следующие противопоставления: а) по месту артикуляции: билабиальные - альвеолярные - велярные - гортанные; б) по наличию - отсутствию преназализации; в) по наличию - отсутствию преглоттализации сонантов; г) по краткости - долготе звуков.
Что касается аллофонического чередования, то следует обратить внимание на то, что в языке форе имеет место позиционная аспирация.
Гласных фонем в языке форе шесть: /i/, /е/, /а/, /А/, /о/, /u/. Остановимся на них несколько подробнее.
/i/ - краткий гласный высокого подъема переднего ряда с двумя аллофонами: открытым [I] перед n (за исключением некоторых позиций), в некоторых случаях перед s и в конце слова после у, и закрытым [i] во всех остальных случаях;
/е/ - передний звук среднего подъема с аллофонами: коротким открытым [E] перед na и nt, долгим закрытым [е:], встречающимся во всех остальных позициях, кроме конечного слога, и кратким закрытым [е], встречающимся только в конечном слоге;
/а/ - гласный низкого подъема, открытый, с долгим и кратким аллофонами в зависимости от позиции в конечном и неконечном слоге;
/А/ - открытый гласный среднего подъема;
/о/ - закрытый гласный среднего подъема, заднего ряда с долгим и кратким аллофонами, как в /а/;
/u/ - краткий закрытый задний гласный высокого подъема.
Однако в языке форе можно усмотреть также четыре дифтонга (при другой интерпретации они выступают как сочетания гласных; но, по нашему мнению, правильнее трактовать их именно как дифтонги). Есть минимальные пары, позволяющие противопоставить их простым гласным; в то же время они соответствуют лишь одной тональной единице (язык форе - тональный). Это /Ai/, /Аu/, /ае/, /аo/. Два последних имеют долгий и краткий аллофоны.
Важно обратить внимание на значимость для аллофонического чередования гласных их позиции в конечном или неконечном слоге изолированного слова или синтагмы.

Звуковая система языка асмат
(диалект залива Фламинго)

p t c k
f s    
m n    
w r j  
 
В отличие от языков, описанных выше, язык асмат имеет гораздо менее развитую систему аллофонических чередований, но также чреват для исследователя некоторыми неожиданностями.
Начнем с того, что ни одна из фонем /р/-ряда, равно как /f/ и /s/, практически не имеет аллофонических вариантов. /р/ - билабиальный глухой взрывной, /t/ - альвеолярный глухой взрывной, /с/ - альвеопалатальный глухой взрывной и /k/ - велярный глухой взрывной; /f/ - лабиодентальный спирант, /s/ - альвеолярный спирант. Не имеют аллофонов также /r/, /w/ и /у/.
Это с лихвой компенсируется, однако, положением с носовыми. Дело в том, что в языке асмат зафиксированы две фонемы, обозначенные в таблице как /m/ и /n/, имеющие соответственно по три аллофона: взрывной звонкий согласный, т. е. [b] и [d], в инициальной позиции, носовой во всех остальных позициях и факультативно - в инициальной перед носовым, и [mb] и [nd], которые находятся в свободном распределении с [m] и [n] в интервокальной позиции и некоторых других случаях.
Система гласных состоит из шести фонем: /а/ имеет аллофоны: открытый передний нижнего подъема [а] в конечной позиции: fa 'дно', [А] - то же, но центрального ряда во всех остальных позициях: bAi 'нога';
/Е/ имеет аллофоны: передний закрытый среднего подъема в конечной позиции; открытый в большинстве прочих позиций; соответствующий первому аллофону, но лабиализованный [o] - перед w;
/i/ практически не имеет аллофонов, кроме закрытого верхнего переднего [i] и его лабиализованного эквивалента [ü] перед w;
/о/ - средний заднего ряда в конечной позиции и перед w, нижний заднего ряда в других случаях;
/u/ - аллофонического чередования не имеет;
/е/ - этот неопределенный гласный (центральный, среднего подъема) выступает в изолированном слове только в безударной позиции.
В заключение необходимо указать на своеобразное явление гармонии гласных (точнее - гармонии слова) в асмат. Так, имеется тенденция при выборе аллофонов руководствоваться соображением гармонии: ese 'сумка', но bEtEn 'браслет'. Далее, [о] может заменяться нелабиализованным [e], если выступает между согласными альвеолярными, альвеопалатальными или палатальными, а именно в комбинациях s-s, s-t, t-s, t-t, j-r, j-c.
Еще одна интересная деталь, отмеченная в описании фонологии языка асмат, сделанном К. Форхуве, - это наличие звуковых реализаций, характерных для определенных возрастных групп. Например, в позиции перед Е [р] заменяется в речи стариков лабиализованным [pw].

Звуковая система языка абелам
(диалект восера)

p t c k
nb nd nj nq
m n n' ng
v r l  
w   y  
 
Фонемы /р/-ряда (соответственно: билабиальной, альвеолярной, препалатальной и велярной артикуляции) выступают во всех позициях как глухие неаспирированные сильные взрывные. Исключением является /с/. В начальной позиции эта фонема реализуется как глухая препалатальная аффриката типа русского ч, в других позициях - как спирант типа мягкого ш или как глухой сильный взрывной типа очень мягкого ть. Не имеют аллофонических чередований и другие согласные, приведенные в таблице, кроме положения перед (реже после) гоморганным сонантом. (Заметим, что в приведенных далее примерах и текстах согласные второго ряда обозначаются соответственно как b, d, j, q).
Гласных фонем в абелам всего пять: /е/ имеет два аллофона: после непалатальных согласных - центральный [e], после палатальных - передний [I]; /А/ соответственно имеет два аллофона, различающихся по подъему, а также - после w - неопределенный гласный типа французского е в le. /а/ реализуется всюду одинаково; /w/ и /у/ - полугласные, которые могут выступать в слогообразующей функции. Кроме того, налицо дифтонгические сочетания, номенклатура которых не вполне ясна.

ФОНЕМЫ В ЗАИМСТВОВАННЫХ СЛОВАХ

В ряде языков существуют фонемы, встречающиеся исключительно в заимствованных словах. Так, в абелам такими фонемами являются /f/, /h/, /s/, /i/, /o/, /u/. Соответствующие слова имеют два произносительных варианта, например poto 'фотография', заимствованное из пиджин-инглиш, и ассимилированный вариант bwAtAw. Как отмечает Д. Лэйкок, здесь налицо интереснейшая ситуация, когда эти варианты сильно различаются фонологически, будучи почти тождественными фонетически [Laycock - 1966, 46].

СТРУКТУРА СЛОГА.
СУПЕРСЕГМЕНТНАЯ ФОНОЛОГИЯ

В большинстве папуасских языков, как .правильно отметил В. В. Шеворошкин [Шеворошкин - 1969, 96-97], имеется четко выраженная тенденция к закономерному чередованию С и V. Так, в языке абелам возможны типы слога CV, CVC, VC, V. То же в языке вахги. В усуруфа вообще налицо лишь V и CV. То же в языках форе, гахуку, койари, ману-бара и др. В языке вери и др., правда, бывают сочетания VCC, CVCC, но это, .по-видимому, всегда сочетания гоморганных носового и неносового типа nt, mp. Более сложна структура слога в языке ятмул. Но в целом консонантные сочетания в большинстве папуасских языков редки [21].
Пожалуй, наиболее типичным для папуасских языков является случай, когда в языке имеется музыкальное слогоударение (т. е. каждому слогу приписана определенная звуковысотная характеристика), соединенное с динамическим словоударением.
В большинстве тональных языков мы имеем или систему четырех регистрово-контурных слоговых тонов - высокий, низкий, восходящий и нисходящий (гадсуп, ава), или двух регистровых слоговых тонов - высокого и низкого (бинумариэн, вери, форе, асмат). В языке усуруфа налицо высокий, низкий и нисходящий тоны. В кунимаипа есть три регистровых тона (включая средний), то же в ягариа и чимбу.
Тем не менее среди папуасских языков можно найти и другие акцентуационные типы. Так, в языках каните и гахуку (близкородственных) есть два тона: высокий и низкий (или нулевой), используемых как средство словоударения, т. е. в любом слове есть слог, на который падает высокий тон, все же остальные слоги произносятся с низким тоном По-видимому, то же в вахги и некоторых других языках [22]. Есть на Новой Гвинее и языки совсем без значимых тоновых различий, т. е. с "чистым" силовым ударением, обычно свободным или падающим на предпоследний слог. Это, например, языки камано, бенабена, насиои, языки семьи нду и др.
Взаимоотношения музыкального и силового ударений, а равным образом - слогоударения и интонации исследованы слабо. Работы этого рода существуют только по отдельным случайно выбранным языкам. Так же плохо изучены основые суперсегментные единицы типа синтагмы.
В ряде языков Новой Гвинеи отмечена значимость речевого ритма. Так, в сиане, чуаве, кунимаипа и других языках имеется тенденция к временной уравненности слов: чем больше в слове слогов, тем в большем темпе они произносятся; гласный в односложном слове - долгий, тот же корень в многосложном слове имеет краткий гласный и т. п. В языке фасу такой единицей является синтагма (как в английском). Очень своеобразные суперсегментные особенности, на которых мы не имеем возможности здесь останавливаться, вскрыл K. Л. Пайк в языке форе [Pike - 1963]. B языках п-ова Юон имеется сложная система внешних сандхи.

ПРОБЛЕМА ПИСЬМЕННОСТИ В ЯЗЫКАХ НОВОЙ ГВИНЕИ

Обучение грамоте на родном языке имеет место далеко не всюду. Правда, еще с конца XIX в. христианские миссии пытались организовать начальное обучение, предполагавшее умение читать тексты на родном языке. Но, во-первых, такого рода обучение производилось лишь в отдельных точках oострова. Во-вторых, "пасторские школы", где это обучение осуществлялось, стояли и стоят на весьма низком уровне. Как констатирует Д. Д. Тумаркин, "письменные принадлежности, как правило, отсутствовали, а буквари и другие учебные пособия являлись большой редкостью... Методы обучения были самые примитивные: ученики хором повторяли за наставником произносимые им буквы и слова. Обучение нередко сводилось к заучиванию на память алфавита, некоторых библейских имен и отрывков из священного писания. Лишь отдельным ученикам удавалось научиться по складам читать библейские тексты, переведенные на местный язык, но и эти навыки обычно утрачивались, когда ученик переставал посещать "школу"... Учителей-профессионалов в миссионерских "школах" не было вовсе" [Тумаркин - 1969, 68]. В-третьих, вплоть до начала 60-х годов отсутствовали сколько-нибудь адекватные описания звукового строя большинства папуасских языков, что весьма затрудняло, естественно, создание приемлемых систем письма. Государственных школ на востоке Новой Гвинеи к началу второй мировой, войны вообще не было.
Правда, после войны положение несколько изменилось. Появились государственные начальные школы, но австралийская администрация требует, чтобы обучение в них велось исключительно на английском языке. "Родной язык, по крайней мере официально, употребляется в первых двух классах лишь для объяснения английских слов" [23]. Против этой установки выступают некоторые крупные лингвисты и этнографы-папуасоведы во главе с С. Вурмом [24], предлагающим начинать обучение с обучения чтению и письму на родном языке или на одном из языков межкультурного общения. Это предложение было поддержано также австралийскими коммунистами. Но и это - самое первоначальное обучение, среднее образование папуасам в массе малодоступно. В 1963 г. на всем востоке острова насчитывалось менее 100 аборигенов с законченным средним образованием, да и оно было получено по большей части в Австралии; к 1967 г. количество учащихся средних школ достигло 12 тыс., по из них лишь 7% составляли учащиеся последнего (4-го) класса. Сейчас на Новой Гвинее появились первые аборигены с высшим образованием; в 1967 г. их было четверо, а в последнее время группа аборигенов принята в высшие учебные заведения острова, и в 1971 г. состоялся первый выпуск. Надо сказать, что пока установку на обучение грамоте на родном языке энергично поддерживают христианские миссии, проделавшие в этом отношении сравнительно большую работу.
Интересно, однако, посмотреть, какие издания существуют на языках Новой Гвинеи. Подобные данные имеются для целого ряда языков. Приведем некоторые из них. (Мы не делаем различия между "большой" и "малой" печатью.) Язык наканаи в Новой Британии (меланезийский): а) сборник коротких рассказов; б) 17 историй из Ветхого Завета; в) молитвенник; г) 78 историй из Ветхого Завета; д) воскресная служба; е) 96 историй из Нового Завета; ж) катехизис. Прочие языки Новой Британии не имеют и того. Например, на языке кол есть только катехизис в объеме 30 мимеографированных страниц. Язык добу на о-вах д'Антркасто, Папуа (меланезийский): а) школьный словарь; б) книга для чтения; в) история и география Папуа; г) "Наши друзья в Австралии"; д) Священное писание; е) два сборника гимнов; ж) три версии катехизиса; з) молитвенник. Методистская миссия выпускает на этом языке ежемесячную церковную газету "Tapwaroro Teterina". Кроме того, выпущено одно официальное издание. Это - самый богатый литературой язык Новой Гвинеи (!). Язык энга Центрального Нагорья (папуасский): а) семь выпусков букваря; б) шесть выпусков книги для чтения, "содержащей сказки и истории из библии", как сообщает источник; в) сборник статей по гигиене; г) пять книг с текстами из Ветхого и Нового Завета.
Немногим лучше обстоит дело в тех местах, где работают ученые Летнего лингвистического института. Вот некоторые из изданий этого института на папуасских языках: язык агараби - пять изданий учебного характера (букварь и т. д.); язык асаро - три издания учебного характера, книжка '"Доллары и центы"; язык ава - три учебяых пособия, .книжка "Мухи - наши враги" и т. д.
Уже из этих, наугад выбранных сведений очевидно, что литература на папуасских языках и вообще языках Новой Гвинеи крайне незначительна и ограничивается первоначальными учебниками и книгами для чтения, религиозной литературой и популярными брошюрами познавательного характера, быть может, и приносящими пользу, но весьма далекими от потребностей национальной культуры. Кстати, характерны названия книг для чтения: "Дела божьи", "История сиамских близнецов". А среди познавательной литературы встречаются такие названия, как "Животные в библии". Мы не хотим принизить огромную работу миссионеров и лингвистов из Летнего института, но нельзя не согласиться с тем, что бессмысленно учиться грамоте на родном языке, чтобы иметь возможность прочитать лишь двадцативосьмистраничное сочинение Камиллы Уэджвуд "Мухи - наши враги" или даже (максимум!) инструкцию на одиннадцати страницах "Как вырастить хороший кофе". Никакой же оригинальной литературы, если не считать двух-трех фольклорных сборников, на папуасских языках не существует. Поэтому, быть может, в настоящее время установка на обучение на английском языке не так уже вредна и объективно служит независимо от намерений колонизаторов росту национального самосознания папуасов и их объединению вне языковых различий [25].
Само собою разумеется, что в качестве основы для письменностей всех языков востока Новой Гвинеи принят английский алфавит. Департамент образования в Порт-Морсби пытался (1953) унифицировать графические и орфографические системы разных, хотя бы родственных, языков. Но эта попытка не имела большого успеха. На практике она свелась к применению двух принципов: а) графика и орфография должны быть как можно ближе к фонологической структуре языка; б) использоваться должны по возможности те буквы, которыми обозначаются сходные звуки в ближайшем lingua franca (или в неомеланезийском, или в моту, или в английском).
В Западном Ириане основное обучение велось до последнего времени на малайском (индонезийском) языке, и процент учащихся достигал - еще до воссоединения с Индонезией - 10 (в прибрежных районах). Общее число учащихся начальных школ на 1961 г. составляло, однако, всего 64 тыс., а к 1966 г. повысилось до 110 тыс. (примерно 13,5%). В начальном образовании значительную роль продолжают играть христианские миссии, однако индонезийское правительство приложило усилия и со своей стороны; все это дало повышение процента грамотных (в прибрежных районах) до 55%. .0 существовании и характере литературы на местных, папуасских языках мы не имеем каких-либо точных данных. А. Кэпелл указывает, что к 1962 г. такой литературы на языках западной половины Западного Ириана не было; на других (например, мани) существует только скудная религиозная литература. Известно, впрочем, что на индонезийских языках нумфор и вондама ведется школьное обучение и имеется некоторая литература (религиозная, школьные учебники и т. п.). Из папуасских языков языком школьного обучения является, в частности, дани, на котором грамотны около 10 тыс. человек. Есть университет, в котором обучается около 500 студентов-папуасов.

ЛЕКСИКА И СЕМАНТИКА

О "ПЕРВОБЫТНОСТИ" ПАПУАССКИХ ЯЗЫКОВ В СЕМАНТИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ

Папуасские языки наряду с языками Меланезии являются излюбленным предметом для доказательства относительной "первобытности" мышления "дикарей". В частности, их материал широко использовал Л. Леви-Брюль. Многие предъявляемые папуасским языкам "обвинения", например в конкретности отраженных в языке признаков действительности, в отсутствии общих понятий и т. д., неверны в приципе, см. об этом [Леонтьев - 1963]. Материал папуасских языков с легкостью опровергает их. Например, в языке асмат есть обобщающие слова для "дерева", для "ребенка", для "птицы". В насиои тоже есть слова для общих понятий "птица", "цветок", "еда" (вообще), "дерево".
Происхождение легенд о якобы "конкретности" слов у понятий в "первобытных" языках хорошо показал как раз на материале папуасских языков Н. Н. Миклухо-Маклай. Приведем его высказывание по этому поводу: "Названия, которые я желал знать, я мог получить только или указывая на предмет, или с помощью жестов, которыми я подражал какому-нибудь действию. Но эти два метода были часто источниками многих недоразумений и ошибок. Один и тот же предмет назывался различными лицами различно, и я часто по неделям не знал, какое выражение правильно. Сообщу здесь пример того, что со мною частенько случалось. Я взял однажды лист в надежде узнать название листа вообще. Туземец сказал мне слово, которое я записал; другой папуас, которому я предложил тот же вопрос и показал тот же лист, оказал другое название; третий в свою очередь - третье, четвертый и пятый называли предмет опять другими и различными словами. Все названия записывались, но какое было настоящее название листа? Постепенно я узнал, что сказанное сперва слово было названием растения, которому принадлежал лист; второе название означало "зеленый", третье - "грязь", "негодное", потому ли, что я, быть может, поднял лист с земли, или потому, чго лист был взят с растения, которое папуасы ни на что не употребляют. Так случалось со многими, очень многими словами.
Для ряда понятий и действий я никаким способом не мог получить соответствующих обозначений, для этого оказались недостаточными как моя сила воображения, так и моя мимика. Как я мог, например, представить понятие "сны" или "сон", как мог найти название для понятия "друг", "дружба"? Даже для глагола "видеть" я узнал точное слово лишь по прошествии четырех месяцев, а для глагола "слышать" так и не мог узнать" [26].
Естественно, что, как любой язык мира, каждый папуасский язык имеет расчлененную систему обозначений для разных разновидностей одного и того же предмета или явления, если различие этих разновидностей существенно для общественной практики языкового коллектива. Это и создает видимость чрезмерной конкретности. Вероятно, для папуаса насиои столь же избыточно конкретными были бы европейские обозначения разных пород собак - он вполне обходится одним словом motik 'собака'. С другой стороны, совершенно понятно, что он употребляет два различных слова для двух видов бамбука, используемых для разных целей, что джунгли обозначаются разными словами - в зависимости от их проходимости и т. д.

ЛЕКСИЧЕСКИЙ СОСТАВ ПАПУАССКИХ ЯЗЫКОВ

Как уже отмечалось, у разных папуасских языков, даже относящихся к одной языковой группе, очень велико расхождение в лексическом составе. Поэтому мы вынуждены здесь затронуть лишь отдельные проблемы, связанные с лексикой, Это, во-первых, проблема базисной лексики папуасских языков, во-вторых, проблема заимствований.
Работу по отбору базисной лексики, приспособленной к жизни и деятельности папуасов, произвели лингвисты из Летнего института, переработавшие для Новой Гвинеи список Сводеща, см. [Bee а. Pence - 1962]. Это дало возможность количественно оценить тот невероятный лексический разнобой, который давно уже отмечен даже в генетически родственных папуасских языках. Видимо, здесь играют роль несколько факторов. Во-первых, относительная изолированность папуасских поселений (ср. положение на Северо-Восточном Кавказе до XX в.). Во-вторых, некоторые социально-психологические моменты, общие вообще для языков этого ареала. Наконец, наличие в той или иной мере языка межплеменного общения, существование которого препятствует интеграции родных языков.
Интересно проследить, какие из слов базисного списка являются по происхождению общими для всех языков той кли иной семьи, например семьи нду [Laycock - 1965]. Такими словами оказываются: мужчина, женщина, ребенок, глаз, нос, ухо, зубы, язык, локоть (колено), кость, ночь, вода, земля, дерево, трава, соль, хвост, птица, черный, есть (пить), идти, дать (себе или ему), ударить палкой, спать, лечь, видеть, кричать, приходить, подниматься (по холму), тошнить, приносить воду, плевать, свинья, просыпаться, копье. В словаре диалектов Берега Маклая (Миклухо-Маклай - 1951] какими общими терминами будут: небо, человек, свинья, банан.
Заимствованиями языки Новой Гвинеи в общем не слишком богаты, видимо, здесь играет роль национальная самобытность и замкнутость папуасских культур. В основном усваиваются лишь слова, обозначающие новые реалии - соответственно европейского или меланезийского происхождения. Так, в языке абелам есть слова, заимствованные из неомеланезийского: poto 'фотография', misis 'миссис', 'белая женщина', pater 'священник', из малайского - tuan 'европеец'. Непосредственно из английского заимствования редки. В насиои заимствованы из неомеланезийского слова uiki 'неделя', toopu 'мыло' (soap), maaniq 'шиллинг' (money), peepa 'бумага', kadaati 'зеркало' (glass), kedotini 'керосин' и др. Наряду с такими заимствованиями отмечены и меланезийские: например, в насиои labalaba 'лаплап' (вид одежды), в телефол (из "административного моту") taabalaseeb 'европеец'. В асмат, распространенном в Западном Ириане. сравнительно много заимствований из малайского или индонезийского, например iric 'испанский перец' < ritja, kartu 'игральные карты', karji 'работа' < kerdja, kaper 'лодка' < kapal и т. д.; и реже - голландского, например kapak < tabak 'табак'. Нередко эти заимствования, в свою очередь, оказываются заимствованными также и в языке-источнике; так, слово "учитель" звучит в языке асмат kuri - из малайского слова, восходящего к индоарийскому guru 'мудрец, учитель'.
Однако отдельные папуасские языки, находившиеся с меланезийскими в долгом и тесном контакте, испытали серьезное влияние с их стороны. Это относится, например, к языку маилу. Влияние здесь обычно бывает взаимным: так, в словаре меланезийского языка уруава (о-в Бугенвиль) только 14% слов общие с другими меланезийскими языками, а в соседнем языке торау таких слов всего 6%.
Крайне интересен для нас факт заимствования папуасскими языками ряда слов из... русского языка. "Виновником" этого является Н. Н. Миклухо-Маклай. Уже в 80-х годах прошлого века были зарегистрированы слова gleba 'хлеб', taporra 'топор', schiray 'секира', noscha 'нож'. Позже отмечены слова bika 'бык', arbus, kukurus, koruet (Варшавский - 1968). Побывавший несколько лет назад в Западном Ириане советский журналист А. Иванченко отметил в округе Факфак слова "ножа", "коза", "бычка", "тялка". "кукуруза", "хлеба", '"арбуза", "тыква", "тапор", "лапата", "гвоздь", "батылка", "стякло" [Иванченко - 1965].
Особую проблему составляют заимствования внутри папуасского ареала - из одного папуасского языка в другой. Некоторые слова "проходят" таким 'образом через весь остров, например слово "свинья" (корень b-r), "кокосовый орех" (tepma), "стрела", "каноэ". В языке квома такие слова, как "дерево", "отец", "дед", заимствованы из неродственного языка абелам, и вообще около 20% лексикона этого языка - заимствования [Laycock - 1966].
Словарей на папуасских языках почти нет (вернее, их число не превышает пяти-шести); в основном дело ограничивается списками, включающими от двух-трех десятков до двух-трех сотен (особенно при работе по списку базисной лексики - см. выше) лексических единиц. Это, между прочим крайне затрудняет сравнительно-исторические исследования.
У некоторых папуасских народов. Новой Гвинеи отмечено существование тайных языков [27]. Например, у бонгу есть специальный тайный язык, используемый мужчинами при рыболовстве и вообще при выходе в море, под названием jaubalan 'язык (balan) жующих бетель' (букв. 'язык бетеля') - Учитывая, что у бонгу жуют бетель лишь мужчины, очевидно, что это - эвфемистическое обозначение для "мужского" языка [28] (а в море выходят также лишь мужчины). Грамматически тайный язык не отличается от повседневного языка бонгу, различие лишь в именах существительных, заменяемых описательными выражениями; gobun 'каноэ' - anam agu 'кусок дерева'; bia 'огонь' - namsaru 'цветок'; bul 'свинья' - ulita 'волосатое существо' и т. д. А. Ханке полагает, что в тайном языке бонгу сохранились более древние лексемы.
В заключение отметим, что, как и у других народов Океании, у папуасов нередки случаи ритуальной замены названий: "случается... что при смерти стариков должны быть придуманы и введены новые слова" [Миклухо-Маклай - 1951, 82].

МОРФОЛОГИЯ

ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕТКИ

В области грамматики мы находим среди папуасских языков такие же расхождения, как и в области фонологии. Единственная более или менее общая для папуасских языков и бросающаяся в глаза грамматическая характеристика - это заметное преобладание морфологии глагола над морфологией имени (но ср. ниже о классификации А. Кэпелла). Поэтому наш дальнейший обзор мы начнем именно с морфологии глагола. Затем последуют разделы о морфологии имени, о прилагательном, числительном, местоимении и о других классах слов. Далее идет очерк синтаксиса - синтагма, простое предложение и сложное предложение. Во всех этих разделах будут сведены данные по различным языкам. В заключение мы дадим систематическое описание морфологии и синтаксиса одного языка - именно языка телефол (группа ок).
Прежде чем перейти к изложению, целесообразно дать общую типологическую характеристику папуасоких языков. Видимо, их можно охарактеризовать в самом общем виде как агглютинативные с заметными элементами фузии. В частности, обращают на себя внимание две их типологические особенности: а) как правило, грамматическая монофункциональность глагольных и (в меньшей мере) именных аффиксов; б) чрезвычайная развитость морфонологических чередований на стыках морф, нередко полностью затемняющая грамматическую структуру словоформы.
Более детальную типологическую характеристику, которая была бы верна относительно всех или подавляющего большинства папуасских языков, не представляется возможным дать ввиду очень большой разницы в грамматическом строе этих языков. Отсюда естественное стремление создать наиболее общую типологическую классификацию языков Новой Гвинеи.
Это попытался сделать А. Кэпелл в своих последних работах [Capell - 1969, 13 и след.]. По Кэпеллу, в принципе возможны два полярных типа языков: а) с развитой морфологией глагола и соответственно с преобладанием в предложении глагольного синтаксиса (инкорпорация субъекта и объекта в глагольную форму, тонкое различение видовых, временных, модальных оттенков, consecutio temporum и т. д.) - этот тип он называет языками с доминацией процесса (event dominated); б) с развитой морфологией имени и соответствующей ориентацией синтаксиса (система классов, склонение, согласование и т. п.) - этот тип Кэпелл называет языками с доминацией объекта (object dominated).
Примером на первый тип служит (из папуасских языков) кате, примером на второй - баининг. Возможны, далее, "доминационно нейтральные" языки, где нет заметного преобладания ни того, ни другого типа (английский, в частности), а также различные степени преобладания того или другого типа. Особый случай представляют языки с "числовой доминацией" (numeral dominated) вроде киваи, где скрупулезно учитывается число субъектов, число объектов, повторяемость действия и т. п.
По Кэпеллу, заведомо большая часть папуасских языков относится к числу языков с доминацией процесса, т. е. с преобладанием морфологии и синтаксиса в глаголе.
Давая ниже грамматическую характеристику глагола, мы сознательно не отделяем собственно морфологии (структуры глагольной словоформы, взятой в парадигматическом аспекте) от словообразования (структуры глагольной основы). Для большинства языков это пока невозможно сделать ввиду совершенно недостаточной их исследованности. По имеющимся описаниям, фиксирующим обычно лишь значение словоформы, как правило, невозможно понять, насколько та или иная основа воспринимается носителем языка как нечто целое или, напротив, как совокупность аффиксов с самостоятельным значением. Еще более усложняет грамматический анализ отмеченный выше довольно ярко выраженный флективный характер папуасского глагола: большое количество морфонологических вариантов, разного рода стяжений, ассимилированных и сокращенных форм и т. д. Характерно, что ни в одном из доступных описаний нам не удалось найти полную парадигму спряжения хотя бы одного глагола, включающую все возможные словоформы. (Пожалуй, ближе всего к такой парадигме подошел, но далеко не исчерпал ее А. Ханке.) [Hanke - 1909].
В общем для папуасского глагола характерна выраженность при помощи отдельных показателей очень тонких и зачастую непривычных для европейца оттенков значения, что обуславливает нередко крайне необычный перевод даже изолированных словоформ. Например, в словаре, приложенном к книге К. Форхуве о языке асмат, имеются основы со следующим значением: tepakamis 'заболеть непосредственно после того, как подняться вверх по течению'; tepom 'идти вверх по течению, чтобы кого-то встретить'; noimitum 'танцевать для кого-нибудь весь вечер'; ninukamis 'сесть в 'каноэ с множеством людей и отчалить'; konawamis 'приставать к берегу, чтобы лечь спать'; jirmotep 'подниматься вверх по течению с заполненным каноэ': timeremap 'сидеть, пока солнце не зайдет'.
К этому следует прибавить еще развитое спряжение, т.е. разнообразие конкретных словоформ. Наряду с таким излишеством (с точки зрения европейца, конечно!) папуасский глагол нередко бывает весьма сдержан в употреблении г'рамматических форм, предпочитая употреблять "нейтральную", не маркированную или слабо маркированную форму там, где европеец обязан употребить специальный показатель [29]. В этом отношении некоторые папуасские языки напоминают изолирующие языки Юго-Восточной Азии типа китайского или вьетнамского, где, как известно, не только возможно, но и довольно обычно использование нейтральных, немаркированных форм как глагола, так и имени. Думается, что обе указанные особенности папуасского глагола связаны со спецификой актуализации в языках Океании, на которую обратил внимание еще Б. Малиновский. По Малиновскому, для океанийца речь - это "речь-в-деятелыюсти" (speech-in-action). Поэтому он, например, может опускать какие-то элементы высказывания в гораздо большей мере чем это мог бы сделать европеец. Та же особенность речи океанийца определяет специфику семантики и т. п.
Видимо, можно выдвинуть и более общую мысль о типологических различиях языков по характеру актуализации: для папуасских языков, по-видимому, характерны иные способы актуализации, чем, скажем, для европейских, что проявляется в одних языках в огромном количестве актуализующих аффиксов, а в других - в "обнажении" нейтральной формы, имеющей, однако, благодаря этому весьма широкую сферу приложения, не столь строго регламентированную, как у глагольных словоформ русского и других европейских языков. Даже если в системе языка те или иные категории выражены, в речевой практике, они нередко не актуализуются (это отмечено, например, в языке керева): вместо nouro na ne'ewa reaurimama 'он видит двух рыб', как правило, говорят nouro na ne'ewa keauri.
В заключение еще одно замечание. Обычно, говоря о грамматических категориях, свойственных, допустим, имени, исходят из молчаливой предпосылки, что все слова далного языка с самого начала распределены по грамматическим классам. На этом построено, в частности, понятие конверсии. Между тем материал ряда языков показывает, что, во-первых, не все языки знают подобное "исконное" распределение слов по частям речи, т. е. само понятие части речи имеет в них иное содержание; ср. [Коротков - 1968]; во-вторых, что грамматические категории, традиционно закрепленные за частями речи, могут на самом деле относиться к членам предложения. Именно так обстоит дело в самодийских, чукотско-камчатских, многих индейских языках; именно так происходит и во многих папуасских языках, где слова очень свободно переходят из одного грамматического класса в другой и где имеется целый ряд морфологических категорий, свойственных членам предложения (о чем мы упомянем ниже, в разделе о синтаксисе). Видимо, это - проявление той же общей тенденции к перевесу актуализации над виртуальными .категориями, о которой мы говорили выше. Во всяком случае, правильнее говорить не о классе имен, а о словах, употребляемых в качестве имен (например, в каморо manekammere 'он несет' означает и 'носильщик'). Интересно, что, скажем, в языке насиои почти одна и та же по значению форма может быть в одном случае образована от глагольной основы (kani-evo-nsi 'я построил это для него'), в другом - от основы имени (kenamari 'я спел', т. е. kena 'песня' + m-ari 'стала моей').

МОРФОЛОГИЯ ГЛАГОЛА

В большинстве .папуасских языков глагол - это весьма сложное грамматическое образование, включающее в себя помимо основы длинную цепь суффиксальных, а иногда также и префиксальных морф [30]. Дадим оозор тех грамматических категорий, которым могут соответствовать отдельные показатели в глаголе папуасских языков.
Время. Это обычно нейтральное время (повествовательное - narrative), прошедшее типа имперфекта, прошедшее типа перфекта и будущее. По отдельным языкам имеются отклонения от этой схемы. Так, в экаги есть только прошедшее, давнопрошедшее и будущее. В таирора имеется два прошедших времени, противопоставленных друг другу по признаку временной глубины: давнопрошедшее время употребляется применительно к событиям, происшедшим несколько недель назад или еще раньше. В тоарипи таких времен даже четыре: неопределенное прошедшее - terai 'я шел', давнопрошедшее terape и две промежуточные формы. В канум различаются настоящее, сегодняшнее прошедшее, вчерашнее прошедшее, давнопрошедшее и будущее. В насиои не меньше девяти временных форм (точнее, видо-временных): общее будущее, ближайшее будущее, общее настоящее, продолженное настоящее, обычное настоящее, недавно прошедшее (от вчерашнего заката до настоящего времени), промежуточное прошедшее (один-два дня назад), давнопрошедшее (три и более дней назад) и обычное прошедшее. В маипуа есть кроме обычного (nai kuruakano 'я скажу') эмфатическое будущее: nai kuruna vailia 'я, конечно, скажу'. В языке оно имеются следующие времена: настоящее (приводится форма 1-го л. ед. ч. от глагола "идти" - ari-maile), будущее (ari-kale), давнопрошедшее (ari-kole), недавнее прошедшее (ari-le).
Важно отметить, что нейтральное время используется крайне широко. Так, в маринд форма nokiparud 'я завязыю' свободно употребляется и в значении будущего, и в значении пришедшего времени. В бемби есть прошедшее и настоящее, но нет морфологически выраженного будущего.
Время в папуасских языках выражено по-разному - в одних префиксально, в других суффиксально. В языках кобон-карам-гантс, видимо, вообще нет морфологической категории времени (только вид).
Способ действия. Под этим названием мы условно объединяем здесь различные видовые, залоговые и модальные оттенки, выражаемые в глаголе: а) дуративность, продолженность; например: бонгу e-gagalar 'бить не переставая'; б) хабитуальность, повторяемость, например: бонгу atar 'делать' - ate-r-ar 'все время делать'; в) перфективность, законченность: таирора taba-unara-ma 'я видел это'; г) неоднократность действия: маилу isi-ba 'съешь' - isi-losi-ba 'ешь'; д) действие, совершенное в пользу какого-то другого лица: асмат aw 'жарить' - awtam 'жарить для кого-л.'; е) напрасное действие: кате mu-(b)ipi-edzo 'говорить зря'; ж) действие, которое не совершилось, но была попытка его совершить; з) совместное действие: бонгу gine-ur-ar 'приходить всем вместе', кате fo-fale-nopieng 'мы все лежим' и т. д.
В асмат есть интересный аффикс em(om): глаголы "лежать", "стоять" и т. д. с этим показателем означают действие стояния, лежания и пр., а без него - движение или пассивное состояние предмета, который относится к классу "стоящих", "лежащих" и т. п. предметов (см. ниже об именных классах). Похожее положение в хули и родственных ему языках, где последовательно противопоставлены формы типа ibu palira 'он ложится' и ibu pada 'он лежит'. В абелам есть форма, обозначающая действие, которое кто-то собирается совершить, форма, обозначающая соответственно близкое и далекое действие, и т. д.
Лицо и число субъекта. Во многих .папуасских языках (как, впрочем, и в меланезийских языках) налицо два варианта субъектных показателей 1-го лица множественного числа: инклюзив (мы с тобой) и эксклюзив (мы без тебя). Отметим распространенность дуальных и существование триальных показателей. Например, в оно глагол ari 'идти' имеет формы 1-го лица ari-maile 'я иду', ari-maite 'мы двое идем' и ari-maine 'мы идем'. Субъектные показатели могут употребляться как префиксально, так и суффиксально. Иногда, например в маклев, число выражено в префиксе, а лицо в суффиксе: ep-pos-oma '(я) прыгаю', ep-pos-o '(ты) прыгаешь', но ema-pos '(мы) прыгаем', ema-pos-woga '(вы) прыгаете', eр-pos-woga '(они) прыгают'.
В елмек отмечена нейтральная, немаркированная личная форма, употребляющаяся во всех лицах, кроме 1-го лица единственного числа и 2-го лица множественного числа; me-me 'я ломаю', me 'ты ломаешь, он ломает, мы ломаем, они ломают'; me-ga 'вы ломаете'.
Во многих языках формы 2-го и 3-го лица, особенно множественного числа, совпадают (например, в бонгу, в большинстве языков Нагорья). Специфическое употребление субъектных показателей имеется в таирора, где они используются, между прочим, в глаголе, выражающем дополнительное действие (типа русского деепричастия) и предшествующем основному глаголу, даже если это дополнительное действие совершает другой субъект: t-iba-ra iri-ra 'он-говорить-ты слушать-ты', т. е. 'он говорил, а ты слушал'.
Есть языки без специальных аффиксов лица (например, дуна). В ороколо и керема нет аффиксов лица, но есть специальный аффикс числа. В тоарипи есть видо-временные и модальные аффиксы, но нет показателей лица и числа. В киваи есть показатели инклюзивности-эксклюзивности при отсутствии показателей лица: n-ogu 'я иду', r-ogu 'вы идете, он, она идет'.
В некоторых языках (например, в папуасских языках о-ва Бугенвиль) в глаголе отражается пол говорящего (как в формах прошедшего времени русского глагола), например: в сиваи ni topotongongong 'я счастлив', но ni topotongangana 'я счастлива'; omung 'он дает это мне (мужчине)', но omuina 'он дает это мне (женщине)'.
Лицо 'и число объекта. Эта категория очень характерна для папуасского глагола, особенно для языков Нагорья. Так, в языке маринд глагол "нести" имеет четыре варианта в зависимости от числа субъекта и числа объекта: ед. ч. суб., ед. ч. об. e-vik-e-v, ед. ч. суб., мн. ч. об. e-vik-a-v, мн. ч. суб., ед. ч. об. re-vik-e-v, мн. ч. суб., мн. ч. об. re-vik-a-v. Еще более изощрена система глагольных суффиксов в языке киваи, где различается не только единственное и множественное число субъекта и объекта, но и двойственное и тройственное. Так, -durdu соответствует двойственному числу субъекта и множественному числу объекта, -durumo - двум множественным числам,amadurudo - двум двойственным, -ibidurudo - множественному числу субъекта и тройственному объекта, amabidurumo - тройственному субъекта и двойственному объекта (все формы даны в настоящем времени). Наконец, приведем опять-таки из языка маринд субъектно-объектную парадигму глагола kiparud 'связывать'.

Глагольная парадигма языка маринд

Лицо и
число
субъекта
Лицо и число объекта
единственное
множественное
1-е л.
2-е л.
3-е л.
1-е л.
2-е л.
3-е л.
ед. 1-е л.
-
nak-a-kiparud
-
-
nak-e-kiparud
2-е л.
o-na-kiparud
-
o-kiparud
o-ne-kiparud
o-(e)-kiparud
3-е л.
a-na-kiparud
a-kiparud
a-(o)-kiparud
a-ne-kiparud
a-(e)-kiparud
мн. 1-е л.
-
nak-o-kiparud
nak-o(e)kiparud
-
nak-e-kiparud
2-е л.
e-na-kiparud
e-kiparud
(e)-o-kiparud
e-ne-kiparud
e-kiparud
3-е л.
en-na-kiparud
n-a-kiparud
n-o-kiparud
en-ne-kiparud
en-e-kiparud
 
Как можно видеть, здесь оба ряда значений - и субъектный и объектный - выражены префиксально. Любопытно, что объектные показатели множественного числа во 2-м и 3-м лице всюду нейтрализованы, чего нет в соответствующих субъектных показателях. То же в других языках - комба, куман, маилу, киваи и пр. В языке каморо аналогичный словоизменительный ряд имеется у глаголов, включающих показатель субъекта и косвенного объекта (типа "делать для кого-нибудь"). В общем объектные показатели в глаголе исследованы хуже многих других особенностей папуасской грамматики - видимо, здесь сыграла роль необычность этой категории для носителей европейских языков [31].
B отдельных языках, например, нимборан, монумбо, якаи, в глаголе выражено не только число, но и род (класс) объекта. Ср. монумбо aluakatsetso 'я уношу (мужчину)'; aluakatseko 'я уношу (женщину)'; aluakatsemo 'я уношу (ребенка)'; aluakatsepo 'я уношу ('банан)' и еще восемь вариантов.
Наклонение. Помимо изъявительного наклонения в папуасских языках имеется вопросительное (причем вопрос может строиться по-разному, в зависимости от реальности- нереальности действия), императив (бывает несколько форм императива: например, поле na 'ешь сейчас', na-ре 'ешь потом'), оптатив, "разрешительное" наклонение (адгортатив), "запретительное" наклонение (прохибитив), "нереальное" наклонение, например, в оно ari-kolo 'я мог бы пойти' (в будущем, но не пойду), "настоятельное" наклонение (гортатив), условное на.клонение, например, тоарипи teraita soa 'если бы пошел', адмиратив (бонгу gine-ma-ar 'прийти неожиданно быстро или слишком поздно'). В агараби и гахуку имеется специальное эмфатическое наклонение: ср. агараби er-e-h-u-no 'я пришел!', при er-e-hu 'я пришел'. Ср. также в куман: na ka ndi-ngga-ra 'я - в состоянии говорения'.
В ряде языков Нагорья имеются наклонения, обозначающие различные степени информированности говорящего о действии, например, в хули na-ya 'он ел' (я 'это видел); na-yua 'он ел' (я не видел, но воспринимал это как-то иначе, например слышал, как он жевал); na-yi-da 'он ел' (и объедки налицо); na-yi-ya 'он ел' (объедки были, но их убрали). Есть еще "предположительное" наклонение (он ел и остались какие-то косвенные свидетельства этого) и "определенное" наклонение (он ел, так как не мог не есть). В таирора налицо "аволиционалис" - наклонение, обозначающее действие, которое почему-либо не устраивает говорящего, и он не хочет, чтобы оно совершилось. В куман тоже есть сходная форма: ndi-na-kiur-ax-ka 'я откажусь говорить'.
Отрицание действия осуществляется либо прибавлением специальной частицы, либо при помощи аффиксов (чаще префиксов): например, микару ena me-tou-be 'я не ем'. См. об этом ниже.
Особую проблему составляют формы типа причастий, например, гогодала gibapiminalone 'верящий'. Мы не можем, однако, анализировать здесь эти формы.

МОРФОЛОГИЯ ИМЕНИ

В отличие от морфологии глагола морфология имени в большинстве языков крайне бедна. По-видимому, словоизменения типа склонения не существует ни в одном из папуасских языков. Прилагательное обычно никак морфологически не противопоставлено существительному - разница между ними лишь синтаксическая. Как и в предыдущем параграфе, ниже дается сжатый обзор грамматических категорий, выраженных грамматически (морфологически или синтаксически) в имени папуасских языков.
Число. Достоин внимания тот факт, что в некоторых языках, например в маринд, кате, имена, обозначающие неодушевленные предметы, вообще не имеют грамматически выраженной категории числа и сопровождаются глаголом в форме единственного числа. Впрочем, в маринд, видимо, имя с семантикой множественного числа скорее обозначает собирательность, чем множественность (как в ряде языков Юго-Восточной Азии) и образуется при помощи внутренней флексии: anem 'человек', 'мужчина', anim 'люди' (но ср. anum 'женщина'). В языке кимагхама .категория числа выражена лексически - специальным словом, могущим располагаться в предложении дистантно по отношению к определяемому слову и отделяться от него другими словами: do 'дерево', do ragha 'деревья', но do mamu ragha 'большие деревья'. В баининг распространены случаи супплетивного образования множественного числа: greidi 'долина', gar 'долины'. Нередко число выражено лишь в форме прилагательного-атрибута (но не в существительном). В авйу имена "живого" рода обозначают множественное число при помощи специального аффикса, а имена "неживого" рода получают редупликацию: omono-ogho 'дети', но moka moka 'округа'. Вместо второго члена редупликации может выступать синоним: afa ghai 'дома', т. е. 'дом + дом'. Глагол при этих редупликациях употребляется в форме единственного числа. Схожее положение в языке бонгу. В языке кати число выражается, лишь если его нельзя уловить из контекста; грамматическим способом является редупликация, например: katuk 'человек', katuk katuk 'люди'. Если слово обозначает человека или животного, множественность может быть выражена прибавлением личного местоимения 3-го лица множественного числа: "дети + они". В. киваи обычно употребление нейтральной формы; в сомнительных случаях используется суффиксация.
В ряде языков имя имеет формы не только множественного, но и двойственного (и даже тройственного) числа. Так, в ава: iyan 'собака', iyatare 'две собаки', iyataro 'три собаки' iyamari 'много собак'. В гадсуп -uk- - показатель числа большего, чем один, -kAnda - показатель двойственности, -kamode - тройственности или множественности.
В языке асмат есть суффикс -nakap, имеющий различные значения. Так, cem 'дом' - cem-nakap 'маленький дом'; si 'су'к' - sinakap 'маленький кусок ветки, щепка'; mu 'вода' - munakap 'немного воды'; tarn 'утро' - tamnakap 'раннее утро' или 'позднее утро'; umu 'верхушка' - umunakap 'почти верхушка'. На то, что это не словообразовательный элемент, указывает возможность употребления его в словосочетаниях: amas 'саго', amas nec 'сырое саго', amas netnakap 'немного сырого саго'. Таким образом, -nakap имеет значение единичности и значение небольшого размера или частичности. Ему противостоит суффикс -nakas, имеющий значение множественности и небольшого размера: pok 'вещь' - poknakas 'маленькие вещи' (при характерном для папуасских языков морфологическом неразличении единственного и множественного числа в других случаях: pok не только 'вещь', но и 'вещи'). К каждому из этих суффиксов может добавляться вторичный, так что получается сочетание типа "очень мало сырого саго". Очень показательно для морфологического неразличения существительного и прилагательного, что абсолютно такой же набор суффиксов имеется у слов, переводимых нами как прилагательные. Однако перевод их несколько иной: siri 'быстрый' - sirinakap 'очень быстрый' [32].
Грамматический класс или род. Эта категория в папуасских языках не особенно распространена [33], но нередко весьма своеобразна. В языке якаи, например, все имена делятся на две группы. K первой (где слова имеют специальную форму множественного числа) относятся имена, обозначающие людей, духов и существа, которые когда-либо, согласно мифам, принимали человеческий образ; ко второй - все прочие. Более обычна классификация по "живому" и "неживому" роду. Но и здесь есть интересные явления.
Во-первых, очень отличается по языкам - там, где есть различение мужского и женского рода, которое в папуасских языках широко распространено, - обозначение животных и вещей: кое-где они мужского, кое-где женского рода В абелам, в частности, все имена с неодушевленными денотатами мужского рода, кроме четырех: "солнце", "река" "море" и "осока". Напротив, в валман "солнце", а также "луна", "ночь", '"душа" и "жизнь" - мужского рода.
Во-вторых, сама логика отнесения слова к данному классу нередко непривычна для европейца. В абелам к "живому" роду относятся люди, большие животные и части тела а к "неживому" кроме вещей - насекомые, мелкие звери и птицы.
В монумбо кроме мужского, женского и среднего есть детский и смешанный род. В мони есть три класса, дифференцируемых по способу образования множественного числа: мужской-средний, женский, класс имен родства.
В высшей степени примечательно деление имен на классы [34] в языке асмат. В нем пять классов. Это: 1) "стоящие" предметы - узкие и высокие, например деревья или люди; 2) "сидящие" предметы - столь же высокие, сколь широкие, вроде дома, а также... женщины; 3) "лежащие" предметы - широкие и низкие. Сюда относятся, например, упавшие деревья, мелкие животные, особенно пресмыкающиеся, а также... только что вставшие из-за горизонта солнце или луна; 4) "плавающие" предметы, как-то: рыбы, лодки и сами реки; 5) "летающие" предметы, т. е. предметы, находящиеся выше обычного направления взгляда: птицы, насекомые, предметы, висящие наверху или лежащие в том месте, которое мы назвали бы "антресолями".
Пример языка, где деление имен на классы выражено не только путем различного согласования, но и при помощи специальных показателей - это баининг. B нем восемь .классов: 1) слова, обозначающие лиц мужского пола, и некоторые другие - по неясным основаниям: a xwat-ka 'мужчина', a lamasa-xa 'кокосовый орех'; 2) слова, обозначающие лиц женского пола, и некоторые другие: a nan-ki 'женщина'; a ei-xi 'вода'; 3) исключительно диминутивы: a mung-ini 'маленькое дерево', a dang-ini 'собачка'; 4) слова, обозначающие тонкие вытянутые вещи: a xwar-it 'долговязый худой целовек', a mung-it 'щепка, лучина'; 5) слова, обозначающие часть, отделенную от целого, которая сама по себе не есть нечто законченное: a mung-ing 'кусок дерева'; 6) то же, но отделенная часть есть сама по себе нечто законченное, например, а xavr-em 'спелый банан': он отделен от целой грозди, но существует, так сказать, и сам по себе; 7) слова, обозначающие целое, которое разделено или может быть разделено на части: a mung-ar 'большой кусок дерева, бревно', о avr-ar 'большой многокомнатный дом'; 8) слова, обозначающие нечто большое, тяжелое, нечленимое на части, а также (если корень - название растения) слова, обозначающие листву этого растения, например: a dul-es 'валун, большой камень', a xavr-as 'листва банана'. Уже из этого перечня можно видеть, что один и тот же корень может выступать с разными классными показателями, приобретая разное значение: дерево - щепка - бревно и т. п. Аналогичная ситуация в языке ангорам, где классов тоже восемь.
Есть данные о некоторых других языках с восемью (йеле), тринадцатью (арапеш), восемнадцатью (кунимаипа) и даже тридцатью классами. По некоторым сведениям, в насиои их свыше сорока, что отражается в согласовании с прилагательным, числительным и т. п. Это классы мужчин, женщин, больших животных, птиц, рыб, плодов, дней, садов, групп людей, домов, пальцев, пакетов, вязанок, кусков и т. д.
Определенность - неопределенность. Существование этой категории в папуасских языках сомнительно. По некоторым данным, она может быть выражена при помощи указательного местоимения: авйу ra ugo означает 'эта женщина' или 'the woman'; ra fe 'другая женщина' или 'a woman'.
Пространственная характеристика предмета. Серия аффиксов с этой функцией существует, например, в ава: суффикс -raba обозначает, что предмет, обозначаемый основой, большой; -karaN - что предмет маленький, но вытянутый в длину; -raniyaq - что предмет большой и очень длинный. Например, poeraraba - 'большая свинья'. В гадсуп им соответствуют -yAkAN 'большой', -Аmа 'длинный', -akaak 'маленький', -amuk 'короткий, круглый'.
Реальность предмета. Такая категория имеется, например, в гадсуп, где суффикс -ukAN обозначает реальность предмета, обозначаемого основой, а суффикс -ukA - правдоподобный вид или вообще неаутентичность предмета, например, если речь идет о похожем изображении собаки, надо сказать iyAn-ukA-i 'настоящая собака'; ср. benano-ukA-i 'его мать' (не родная мать, а мачеха - точнее, другая жена отца).

ЧИСЛИТЕЛЬНЫЕ

Обычно система счисления объединяет ряд даже неродственных языков в своего рода ареал. B папуасских языках дело обстоит как раз наоборот: нередко даже в языках соседних деревень системы числительных коренным образом различаются.
1. В некоторых языках (маринд, генде, войа-веида, кати, каморо и др.) имеется только два собственно числительные "один" и "два". В маринд 3 = 1 + 2, 4 = 2 + 2. Далее начинается счет по пальцам рук и ног до 20; число более 20 обозначается как "много". В кати этот принцип сочетается со счетом по шестеркам: 12 = "шесть - два", а "шесть" иногда обозначается как "шесть - один". В генде manro - 1, oroi - 2, orogumago - 3 (= 2 + 1), oroi oroi - 4, oroi oroi maga - 5, oroi oroi oroi - 6. Нечто похожее имеется в абелам: nAk - 1, vetyk - 2, kupwk - 3, но vetyk vetyk - 4; "пять" обозначается редуцированной формой словосочетания "одна рука"; "шесть" обозначается kayk nAkwrAk, т. е. 5 + 1, но kayk в значении "пять" не сохранилось и перенесено как вариант на "шесть"; 7 = 5 + 2, 8 = 5 + 3, 9 = 5 + 4 (5 + 2 + 2); "десять" обозначается как "две руки". Но обычно числительные свыше "пяти" замещаются числительными, заимствованными из неомеланезийского (пиджин-инглиш). В языках оно, боази и некоторых других есть слова для "одного", "двух", "трех", а "четыре" обозначается как 2 + 2. Дальше числительных, как таковых, нет (например, в оно 20 обозначается как nei mane korop 'весь человек').
Оригинальный "четверичный" счет с помощью пальцев имеется в кева: 1 - pameda, 2 - lapo, 3 - repo, 4 - ki. Но ki значит и 'рука'. Большой палец (kode) считается отдельно: например "десять" обозначается как ki lapona kode lapo "две руки и два .больших пальца'.
2. Языки елмек, бонгу, момбум, мони имеют ясно выраженную пятиричную систему. В момбум числа от 6 до 10 выражены сочетанием специального префикса ma- с соответствующими числительными от 1 до 5: te - 1, mate - 6 и т. д. В мони "шесть" обозначается сочетанием amo ne hago 'другая (рука) из пары плюс один', 7 - amo ne hiza 'другая (рука) плюс два' (имеется в виду, что одна рука держится "в уме"). 10 - 'обе руки', 11 - 'одна нога один', т. е. один палец на одной ноге (сверх пальцев рук). Так идет до 20, обозначаемого двумя способами: amo bado idi 'другая нога пять' или mendo hago 'один 'человек'; 30 = 'один человек (плюс) десять', 40 = 'два человека'.
3. Языки кимагхама, канум и др. предпочитают счет шестерками (см. также данные о кати в разделе 1). Числа свыше "шести" обозначаются составными числительными: в кимагхама 7 = 6 + 1, 8 = 6 + 2, 12 = 6 + 6, 13 = 12 + 1 (где 12 обозначается особым словом) и т. д. В канум принцип тот же, но все "слагаемые" обозначаются специальными словами, не встречающимися отдельно. Весьма сложно в канум обозначаются числа свыше 12: 12 = 6 + 6, но также - 2 х 6; 18 = 3 х 6, 24 = 4 х 6. 36 обозначено специальным словом nimpe, 72 = 2 x 36.
4. Ряд языков пользуется десятиричной системой. Этот способ наименее распространен и там, где встречается, видимо, заимствован из австронезийских языков. Пример - язык экаги, где есть десять самостоятельных числительных; 11 = 1 + 10, 12 = 2 + 10 и т. д., 30 = 3 x 10. Но отчасти действует и счет шестерками: 70 = 10 + 60 и т. д., 120 = 60 х 2.
Очень своеобразен счет в языке телефол (о чем см. ниже в грамматическом очерке этого языка). Отметим здесь лишь принцип счета: от пальцев одной руки через шею и голову к пальцам другой руки. Тот же принцип действует во многих других папуасских языках, но при этом называются разные части тела и в разном количестве (в телефол их 27, в кутубу - 37, в думут мандобо и айом - 23, в лоле - 15, в хули и дуна по 14) и переход на другую сторону тела осуществляется в разных точках (в кева и ялибу - на переносице, в думут мандобо - на макушке и т. д.) [Franklin a. Franklin - 1962].
Необходимо подчеркнуть, что "первобытность" числительных в папуасских языках нередко переоценивается. Этимологическая общность числительных и названий частей тела не обозначает их тождества для носителей языка, как для русского явная "предметная связанность" названий цветов и мастей вроде вороной, коричневый, розовый, бирюзовый и даже молочный, кофейный и т. п. не обозначает "приравнивание" цвета к цвету ворона, корицы и кофе - эти обозначения функционируют независимо. Но наряду с существованием "абстрактного" счета в ряде языков существует и конкретный". Их взаимоотношение очень сложно и нами в настоящей книге анализироваться не будет.
Обширный и весьма интересный материал по числительным различных папуасских языков собран Т. Клуге [Кluge - 1938 и 1942]. Кроме того, существует ценное исследование К. Галиса по числительным в языках Западного Ириана [Galis - I960].
Обычно числительные ставятся после считаемого предмета; реже они препозитивны.
В ряде языков имеется явление, известное под названием систем числительных, т. е. несколько рядов числительных, каждый из которых служит для счета определенных предметов. В абау таких рядов двенадцать, в вогамусин - шесть, в ивам - пять.

ЛИЧНЫЕ МЕСТОИМЕНИЯ

Личные местоимения в папуасских языках в подавляющем большинстве случаев образуют несколько параллельных рядов форм. Так, в абелам три таких ряда - свободно употребляемые, связанные и приглагольные (точнее - "присказуемные") местоимения.
В некоторых языках функции этих рядов четко дифференцированы, но по-разному. Так, в языке маринд четыре ряда: а) субъектная или объектная форма личного местоимения; б) атрибутивная притяжательная форма личного местоимения типа "мой"; в) притяжательная форма, употребляемая при именах родства; г) субстантивная притяжательная форма. В языке канум три ряда: а) формы, употребляемые либо как субъект при непереходных глаголах, либо как объект при переходных глаголах (существование таких форм указывает на возможность существования в канум эргативной конструкции; в разделе синтаксиса мы еще вернемся к этому вопросу); б) формы, употребляемые как субъект при переходных глаголах; в) формы, обозначающие косвенный объект или притяжательность. В языке авйу четыре ряда: а) субъектные формы; б) объектные формы; в) притяжательные формы общего типа; г) притяжательные формы при именах родства.
Сложнейшая система в языке каморо: а) субъектные формы; б) эмфатические субъектные формы; в) формы косвенного объекта; г) формы прямого объекта; д) притяжательные формы общего характера; е) притяжательные формы при именах родства. В языке вери двенадцать рядов: а) независимые (субъектные) формы; б) эмфатические формы: pe-mint yaak wi 'только он в саду находится'; в) комитативные формы: ne ne-reng sipian 'я с вами пойду'; г) объектные формы: ne arip-un etnaut 'я вас двоих увидел'; д) бенефактивные формы, т. е. обозначающие действие, совершающееся в чью-либо пользу: yokotup ne-miin kaump nginta 'мальчик для меня батат выращивал'; е) агентивные формы: ten-uk kamalup muauru 'мы змею убили'; ж) эмфатические формы, обычно сочетающиеся с суффиксацией типа (б) и (е); в последнем случае они имеют нередко рефлексивное значение: рu-uk-iir ёёrа 'он мылся'; з) аддитивные формы: ne-nta kauruman yei 'я тоже спать буду'; и) координативные формы: nё-re ne sipian 'вы и я пойдем'; к) вопросительные формы: ne-ma 'я?'; л) вопросительно-локативная форма: pё-ko 'он где?'; м) посессивные формы: ne-m kentip 'моя собака'. Правда, большая часть соответствующих суффиксов употребительна и с именами существительными.
Уже на этих примерах видно, что в различных папуасских языках можно усмотреть тенденцию к морфологическому различению следующих функций местоимений: а) личное - притяжательное употребление; б) субъектность - объемность; в) притяжательность общего типа - притяжательность при именах родства; г) прямой-косвенный объект; д) эмфатический-неэмфатический субъект. Эти, наиболее типичные для папуасских языков вообще, функции можно изобразить в виде своеобразного "дерева":
 
личные
притяжательные
|
|
|
|
субъектные
объектные
общего типа
при именах родства
|
|
|
|
эмфатические
неэмфатические
прямой
косвенный
 
Как и в ряде других языков индо-тихоокеанского ареала, во многих папуасских языках различаются инклюзивные и эксклюзивные, а также дуальные (реже триальные) формы. (Типичным .в этом отношении является язык киваи, где помимо инклюзива-эксклюзива есть формы для единственного, двойственного, тройственного и множественного чисел, причем не только в субъектных, но и в объектных местоимениях.) Иначе говоря, существуют обычно специальные формы для значений "мы двое", "вы двое", "они двое"; "мы включая тебя" противопоставлено "мы, исключая тебя" и т. д. Все это крайне осложняет систему местоимений.

Личные местоимения в языке кунимаипа

 
Ед. ч.
Дв.-тройств. ч.
Мн. ч.
1-е л. ne 'я' reipi 'мы двое' (нейтр. форма) rei paro 'мы' (нейтр. форма)
raripi 'мы трое: я и еще двое' rari paro 'мы: говорящий и другие'
2-е л. ni 'ты' aripi 'вы двое' (инклюзив.) ari paro 'вы (много)' (инклюзив.)
3-е л. pi 'он' parupi 'они двое' paru paro 'они (много)'

Личные местоимения в языке вери

 
Ед. ч.
Дв.-тройств. ч.
Мн. ч.
1-е л. ne 'я' tenip 'мы двое без тебя' (эксклюзив) ten 'мы без тебя' (эксклюзив)
-
 tepir 'мы с тобой' (инклюзив) tёar 'я с вами' (инклюзив)
-
 tёarip 'я с вами двоими' (инклюзив)
-
2-е л. nё 'ты' arip 'вы двое' ar 'вы'
3-е л. pё 'он' pёarip 'они двое' pёt, pёar 'они'
 
На этих двух примерах виден очень интересный феномен, на который, насколько можно судить, до сих пор почти не обращали внимания исследователи [35]. С морфологической точки зрения в языке кунимаипа форма raripi должна находиться в столбце двойственного числа: но по значению это явное тройственное число. Если мы представим ее значение как "я + два" и предположим, что это дуальная форма, то можно будет интерпретировать rari paro как 'я + N', a reipi представить как две омонимичные формы: нейтральный дуалис и "я + один" и занять последней, 'пустующую клетку (а). То же самое в вери: здесь явно "выпирают" из общего ряда формы tepir и ten, a tёarip заведомо понимается как форма дуалиса.
В кунимаипа и вери "обращенность" инклюзива разная: в первом случае это противопоставление нейтральной (N) форме "я + N", во втором - противопоставление эксклюзиву (N - ты) формы "N + ты".
В местоимении 3-го лица единственного числа нередко (как и в русском языке) различаются формы рода, например, в языке якаи: arep 'он', arup 'она', arop 'оно' (в других языках более обычно различение только мужского и женского родов). Любопытное исключение составляют в этом смысле языки абелам, кати и каморо. В первом из них мужской и женский род различается не только в 3-м, но и во 2-м лице единственного числа: mene 'ты, мужчина', но n'ene 'ты, женщина'. Аналогичное различение (tep, tup) есть в кати. В языке каморо родовое различие имеется в формах 2-3-го лица двойственного числа (и более нигде!): kimane 'вы двое или они двое, мужчины' и kakamane 'вы двое или они двое, женщины'.
Следует обратить внимание на то, что формы множественного числа личных местоимений нередко образуются от форм единственного числа при помощи аффиксации или внутренней флексии - явление, местоимениям индоевропейских языков чуждое. Однако распределение таких производных форм разное. В языке вери, как мы видели, производна только форма 3-го лица множественного числа. В момбум, напротив, производны формы 1-го и 2-го лица (то же в авйу). В бонгу производна только форма 2-го лица.

"ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ" МЕСТОИМЕНИЯ

В эту категорию мы условно включили деиктики, фиксирующие положение в пространстве или направление движения и употребительные в самостоятельной синтаксической функция. Как и в других языках с высокой степенью актуализации, в папуасских языках обычно имеется очень разветвленная система подобных деиктических слов. Приведем некоторые примеры.
В языке вери есть два ряда местоимений (точнее, местоименных основ) этого типа. Первый обозначает различие в горизонтальном расположении: ер- 'здесь возле меня', рёр- 'там возле тебя', pu- 'там в третьем месте'. Второй - в вертикальном: о- 'наверху', ingk- 'на уровне взгляда', ungk- 'внизу'. К ним могут присоединяться локативные постфиксы, а также другие именные показатели: o-rek-aan 'сверху', т. е. 'там наверху + место + оттуда', pёt ap-rek vi 'они здесь', т. е. 'они + здесь-место + находиться'; nёungk-ot-un etan 'ты посмотри на эти предметы внизу!' (-ot- - показатель именного класса, -un- - суффикс со значением указательного местоимения).
В языке кева подобных местоимсний шесть. Это: go 'этот поблизости', mo 'этот вдалеке', so 'этот наверху', no 'этот внизу', о 'этот более частный' и аро 'этот более общий'. Таким образом, здесь в сущности три "измерения".
Проще всего классификация указательных местоимений в абелам, соответствующая классификации русского языка: Anу 'этот', wAny 'тот' (плюс вопросительный эквивалент: уAnу 'который'). Кроме того, имеется еще местоимение wA со значением 'именно этот'. Но в адвербиальном употреблении возникает опять-таки довольно сложная система ме-стоименных слов. Вот она: abA 'здесь, отсюда', agA 'сюда', wАbА 'там', jАbА 'там за определенным местом', kwAymAkA 'здесь совсем рядом', apAk 'туда вдаль', apAkbA 'там вдали' и уАbА 'где, куда'.
В языке асмат различаются два класса: указательные местоимен.ия и местоимения направления. Указательных местоимений пять: ar 'этот возле меня', er 'тот далекий от меня', jа 'этот возле тебя', jaka 'тот не очень далекий от меня' и atar, значение которого очень близко к ar. Направительных местоимений два: а 'направление движения' и ariw 'законченность движения в данном направлении. Примеры: о nor ar pen 'ты ко мне?' (т. е. ты + меня + направительное местоимение + вопросительное местоимение); но: kaper Merauke ariw 'лодка прибыла в Мерауке' (т. е. лодка + Мерауке + направительное местоимение).

ПОСЛЕЛОГИ

Конечно, выделение такого класса условно. Мы объединили в нем разного рода морфологические актуализаторы, которые присоединяются к имени или слову, употребляемому как имя, и обозначают пространственную, временную локализацию, способ действия и т. д. Таким образом, по функции они параллельны падежным окончаниям. Однако они обладают гораздо большей степенью самостоятельности (и конкретности выражаемого значения) и не противопоставлены друг другу в рамках парадигмы.
Можно выделить следующие основные классы послелогов: 1) причинно-целевые; 2) инструментальные; 3) агентивные; 4) объектные; 5) локативные. Приведем примеры на все эти классы.
1. Это послелоги, обозначающие цель и соответственно причину действия, например в гадсуп: kAman-kon-ke yomi 'он приходит за чем-то похожим на батат' (батат + послелог цели + аффикс неаутентичности + (он) приходит); memAy-AkAn-i pekemi 'она 'боится змеи' [змея + послелог причины + именной показатель (она) + боится]. То же в ава.
2. Это некоторый эквивалент русского творительного инструментального, например, гадсуп ikA-po yunka 'вари при помощи огня, огнем' (огонь + инструментальный послелог + вари); в языке ава sogi-taten 'ножом' (разрезать); абелам: tabA-t 'рукой' (бить); бонгу tapor-en 'топором' (рубить), но также monrar-en 'из глины' (лепить) (кроме того, он же выступает в функции показателя эргатива); елмек: ebilen 'домом' (дом + показатель орудийности).
3. Здесь имеются в виду послелоги, выделяющие действующее лицо или предмет беседы, например только что упомянутый показатель эргатива в бонгу. В языке канум есть показатель субъекта предложения -а. В языке авйу в этом значении выступает ki: gu ki tengghagha 'ты большой (ты + субъектный послелог + большой). В ава: poёraka nёrе 'это свинья' (свинья + субъектный послелог -aka + есть). В тоарипи есть аффикс sa эмфатического субъекта и la - эмфатического объекта: ita ave sa paedi 'свинью + собака + sa (именно собака) + убила'; ave ita la paedi 'собака + свинью + la (именно свинью) убила'.
4. Примером объектного послелога может служить -ke в абелам: wne mene-ke ketykA wtekwA 'я для тебя (тебя-для) буду танцевать'; бонгу andu ni-ga maren 'он о тебе (ты+о) говорил'; момбум nimbe 'для отца (отца + для)', и т. п.
5. В гадсуп локативных послелогов девять: "в", "на или около", "поблизости", "на верхушке", "у основания"; "вдоль по", "вдоль по верхушке", "от" и "к". В сочетаниях с другими послелогами эти локативные послелоги могут давать. сложнейшие наборы, например; "кругом внутри" ("мы гуляли кругом по деревне"). В ава их шесть: направление к чему-либо или местонахождение; то же с именами собственными; движение от; движение внутри; движение по верхней части; движение наверху (например, по поверхности воды). В абелам таких послелогов всего четыре: -bA 'локализация в пространстве или времени'; -bwA 'местонахождение или место, откуда происходит движение'; -t или -ke 'направление движения' и -lA 'местонахождение около'. В языке бонгу функции локативных послелогов очень расплывчаты: wangu 'в поле', aregu 'перед печенью, впереди', gorogu 'за спиной, сзади'.
В языке оно имеется целая серия послелогов с довольно абстрактным грамматическим значением: vesi 'камень', vesi-no 'при помощи камня', vesi-rop 'вместе с камнем', vesi-wo 'на камне', vesi-wo-nino 'с камня' и т. п.
Существуют и некоторые иные по функции именные послелоги. Так, в языке гадсуп есть вокативные послелоги: bantA 'человек' - bantAo 'ты, человек!'; эмфатические послелоги, напоминающие по функции русскую 'частицу же. В этом же языке есть послелог "похожести": akinta ben ano-ke bemi 'девочка похожа на мать' [девочка + она + мать + послелог похожести -ke + (она) есть], а также послелоги "размера": kAman-Ama-yAkA-mi 'батат' + послелог размера 'длинный' + послелог размера 'большой' + именной показатель, pumada-Ama-u'-i 'худые высокие юноши' (юноша + послелог размера 'длинный' + показатель мн. ч. + именной показатель). В языке ава есть специальный послелог -mone со значением выражения любви к обозначаемому основой человеку: nanibaqmone 'мой любимый младший брат'. В асмат также есть эмфатические послелоги с разным значением, а также послелог "субъективного мнения" aw, например: no-raw 'я + aw', т. е. 'это только я'; wasen cow opak aw 'увы, в лесу нет саговых пальм' (лес + саговые пальмы + нет + aw); а ese awut kor new aw 'а не слишком ли эта сумка велика?'' (эта + сумка + большая + слишком + возможно + аw). B языке кати есть послелог с комитативной функцией: karuk-a 'с человеком'. Послелогами обычно являются и показатели посессивности - см. о них в синтаксисе, раздел "Синтаксис словосочетания".

ПРОЧИЕ МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ КЛАССЫ

Здесь следует указать, во-первых, на категорию, которую в папуасских грамматиках называют "наречиями", т. е. категорию, служащую для характеристики действия, обозначаемого глаголом. В сущности сюда же тяготеют и "локализаторы", которые мы рассматривали выше как местоимения.
Очень большой и богатый класс составляют в большинстве папуасских языков частицы со значением сомнения, отрицания и вопроса, о чем мы будем говорить в разделе синтаксиса при характеристике типов предложений. В том же разделе мы будем говорить о союзах, набор которых значительно более ограничен.
Наконец, упомянем о существовании в папуасских языках междометий (асмат: wu 'ox!', joj 'вот так так!', 'm 'пошел! пошел!', noromum - междометие ласки, употребительное между 'супругами), ономатопоэтик разного рода (асмат: iriririri - подражание звуку, издаваемому множеством мелких предметов при падении, fafafafa - так созывают свиней и т. п.).

НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ О СЛОВООБРАЗОВАНИИ

Здесь мы будем говорить только о таких случаях, когда налицо специальные аффиксы или другие материальные средства словообразования. Словообразование в папуасских языках вообще исследовано очень плохо.  
Едва ли не наиболее распространенным словообразовательным средством является простая композиция (словосложение), в результате которой мы получаем новое слово, отличное по семантике от тех, из которых оно "сложено", и не разделимое никакими словами или аффиксами (цельнооформленное) . Подобного рода примеров можно привести сколько угодно, ср. маринд deg-anem 'кустарниковые люди' (точный эквивалент термину "бушмен"); авйу ji-ro 'птичья лихорадка'; бонгу namge 'глазное яблоко' (глаз + плод), agalgul 'тетива' (лук + полоска бамбука); войя-венда anibarnegen 'указательный палец' (рука + глаз). Во всех случаях первый компонент определяет второй. Но ср. кати on-karao 'птица карао'; абелам manwy 'райские птицы', 'лапа + перья'; телефол atem 'дерево + много', 'лес'.
Внутри категории имени следует отметить наличие, например в языке асмат, специальных элементов, обозначающих степень качества. В бонгу адъективность может выражаться именем, производным от другого имени, обозначающего предмет: mal 'мужской пояс' - mal-bi 'мужской'; dan 'борода' - dan-bi 'бородатый'; oie 'бег' - оie-di 'трусливый'. Однако те же показатели иногда образуют имя, обозначающее лицо: gomim 'магия' - gomim-bi 'колдун'. В гадсуп есть специальные показатели качественности: ubo 'кровь' - ubomAnA 'красный' и т. д. В киваи прилагательное образуется из существительного при помощи редупликации: tema 'дым, туман' - tematema 'затуманенный'. Этот способ, видимо, заимствован из языка моту.
Вообще в отличие от австронезийских языков папуасские языки значительно более редко и нерегулярно используют редупликацию. Приведем данные по языку бонгу, едва ли не наиболее интенсивно пользующемуся редупликацией. В глаголах она обозначает: а) фреквентативность: bashinar 'красть' - babashinar 'постоянно красть'; б) интенсивность: pu:aR 'дуть' - pu:pu:aR 'сильно дуть'. В именах она образует "коллективные" формы, функционирующие вместо форм множественного числа: boli: 'плод хлебного дерева' - boboli: 'плоды хлебного дерева', а также (в прилагательных) - интенсивность или высокую степень качества. В местоимениях редуплицированная форма обозначает ограничение: yi:yi:g 'только мы, мы одни'.

СИНТАКСИС

СИНТАКСИС СЛОВОСОЧЕТАНИЯ.
КОНСТРУКЦИЯ "ИМЯ + ИМЯ" ИЛИ "МЕСТОИМЕНИЕ + ИМЯ"

Эти конструкции, по-видимому, можно разделить на следующие классы: а) посессивные конструкции; б) атрибутивные конструкции; в) конструкции с сочинительным значением; г) конструкции со значением уточнения.
А. Посессивность выражается в папуасских языках разными способами.
Первая модель: простая аппозиция имен; так, в телефол: koong umsan 'свинья + хвост', waan koon 'батат + листва', Ilibtaman kasel 'Илибтамана жители'; маринд: Kodwa zib 'Кодвы сын'; момбум: wokora irmen 'верх дома' (дом + верхняя часть); авйу: nabo nga 'дом отца' (отец + дом). Возможны и "многоэтажные" сочетания этого типа: дем Igun abage gago 'Игуна отца имя' (имя отца Игуна).
Вторая модель (определяющее + показатель притяжальности) + (определяемое), например, в ава: iya-ne nа 'собака + показатель притяжательности + дом' ('the dog's house'); телефол: man imi koog 'ребенок + показатель признательности + свинья'.
Третья модель: (определяющее) + (показатель притяжательности + определяемое), например, гадсуп pood а-bAkuni 'свинья + показатель притяжательности + зубы'.
Четвертая модель: (определяющее + специальный суффикс притяжательности) + (определяемое); от второй модели она отличается тем, что аффикс не имеет парадигмы лица, но зато может выражать различные виды принадлежности; так, в гадсуп i обозначает вообще притяжательность, -indA - владение чем-либо неопределенным и т. п.; ср. абелам: takwA-nA n'an 'женщина + показатель притяжательности + ребенок', wne apA-nA takwa 'я ( = мой) + отец + показатель притяжательности + жена'; маклев: еbi bang uho 'дом + показатель притяжательности + дверь'; канум: al ene mоа 'отец + показатель притяжательности + дом'.
Пятая модель: определяющее + личное местоимение + определяемое, например, кати ambe je ambip 'дом отца' (отец + он + дом).
Шестая модель: определяемое + определяющее + показатель притяжательности, например, каморо kame nati ta 'дом + вождь + показатель притяжательности'.
Б. Атрибутивные конструкции в папуасских языках чрезвычайно распространены; например, асмат: amas ese 'мешок для саго, из-под саго' (саго + мешок), аj cem 'новый дом' (напоминаем, что в папуасских языках внутри категории имени обычно не различаются существительное и прилагательное); возможна и постпозиция атрибута: cem awut 'большой дом' (дом + большой); препозиция атрибута часто используется для выражения эмфазы: ow akat 'хорошие люди' (люди + хорошие) и akat ow 'хорошие люди' (а не плохие); абелам ykwn dw 'хороший человек', bAkA kamA 'пустой бамбук'; бонгу borle 'зло, вред', borle tamo или tamo borle 'плохой человек'.
B. Сочинительные конструкции могут быть вообще без специальных грамматических показателей, например, в абелам: dw takw 'мужчины [и] женщины, люди вообще'. Но чаще такие показатели имеются, например, телефол unang aa tanum aa 'женщина-и мужчина-и'. В языке ава существует три специальных аффикса: a) -seq соединяет имя лица с другим именем лица: naniyo-seq naniwe-seq 'мой брат и мой муж'; б) -rё соединяет имя лица с несколькими другими именами: nano-rё nanibo-rё naniyo-rё 'моя мать, мой отец и мой брат'; в) -kakaq соединяет имя лица с именами вещей: umokakaq nagakakaq 'крыса и веревка' [36]. В изолированном употреблении -kakaq означает 'также'. В гадсуп: aponinta-ba pood iyAn-ate udeno 'мальчик-и свинья-и собака-и поднялись вверх'.
Г. Конструкции этого типа отличаются от посессивных конструкций тем, что между их компонентами нет семантического отношения части-целого или принадлежности, например, телефол un sinik 'стрела-дух', 'фотография стрелы'; taabalaseb maasta Daal 'европеец, мистер Доул'. В этом языке есть даже специальная конструкция со значением "то есть", "называемая", "специально для": koong koo-ake kamel 'животное (букв. свинья), называемое kamel (верблюд)', at koo-ake fuub 'песня, под которую танцуют'. Ср. также бонгу: tu tamo 'петух' (курица + мужчина), tu nangli 'курица' (курица + женщина).
Определяющее имя может заменяться в перечисленных типах конструкций местоимением. Здесь также возможны различные варианты, в частности использование специальных местоименных форм притяжательности (о которых мы уже говорили) и простая аппозиция; например, мони а ita 'я + отец' (мой отец); ср. a ita i 'я + отец + дом' (дом моего отца).

СИНТАКСИС СЛОВОСОЧЕТАНИЯ. СОЧЕТАНИЯ С ГЛАГОЛОМ

В этом разделе мы остановимся на двух наиболее характерных видах словосочетаний с глаголом, не имеющих предикативного характера. Это "составные" (аналитические) глаголы, состоящие из нескольких слов, и сочетания глагольного предиката с уточняющим его элементом - "наречием".
"Составные" глаголы, вернее глагольные формы, имеются в большинстве папуасских языков. Например, в языке асмат: apor-a jermi 'я увижу его еще и еще раз' - здесь apor-а - специальная форма глагола, обозначающая 'многократно видеть', а jermi - форма 1-го лица единственного числа будущего времени от 'глагола ji 'делать, говорить'; mopor emi 'я хочу увидеть это' - здесь используется глагольная форма на m- со значением намерения и соответствующая личная форма глагола em 'делать'. В абелам имеется несколько подобных конструкций со значением типа "убил бы ты, что ли!" (составная форма императива - -mА vya-kwA-y vе); "умеешь ли ты делать лук" - mene Kw Alpek yА-kwA-y mene vw и т. д. Особенно распространены составные глаголы в телефол.
Сочетание предиката с "наречием" лучше всего рассмотреть на примере языка абелам. Здесь выделяются следующие конструкции: а) с наречиями модальности действия mawA 'должно, обязательно', bAkA 'бесцельно' и т. д., например: n'an mawA kAdw 'ребенок + обязательно + ест' (ребенок должен есть); б) с наречиями времени; перечислим их значения, что само по себе небезынтересно: "завтра или вообще на следующий день", "в будущем", "в прошлом", "очень давно", "завтра", "через два дня", "через три дня", "через четыре дня", "через пять дней", "вчера", "позавчера", "некоторое время назад", "вечером (вчера)", "утром (завтра)", "надолго"; в) с наречиями места, о которых мы писали в специальном разделе; г) с наречиями образа действия вроде "быстро".

СИНТАКСИС ПРЕДЛОЖЕНИЯ. ПРЕДИКАЦИЯ

В русском и других индоевропейских языках мы привыкли к тому, что носителем предикативности является слово определенного грамматического .класса - глагол, будь это полнозначный глагол, вспомогательный или связка. В папуасских языках в соответствии с общей установкой на максимальную актуализацию дело обстоит почти прямо наоборот. Здесь предикативность выражается в первую очередь синтаксически, и лишь вторично предикат может получать (а может и не получать) специфическое морфологическое оформление, например в языке каморо: nikja noaija Mawaneti 'Маванети - мой отец' (отец + мой + Маванети); в языке кева "он - мужчина" выражается как ipu ali 'он + человек'; абелам gwne kAde? 'кто вы?' (вы + кто); тепе mene luluai mene 'ты лулуаи?' (ты + лулуаи + ты) (лулуаи - нечто вроде переводчика при вожде, назначаемого колониальными властями); асмат: Natinak omer 'Натинак испугался' (Натинак + испуганный), о jiwinakap 'ты маленький'; бонгу: ande rie 'это что?'; кати: katuk amun 'человек добр' (человек + хороший). В языке оно предложения с именным предикатом имеют вместо связки личное местоимение: nei ene suaine 'человек большой' (человек + он + большой).
Приведенное предложение из языка кати может звучать и как katuk amun am 'человек + хороший + показатель предикативности'. С тем же значением употребляется конструкция katuk amun keron 'человек + хороший + вспомогательный глагол типа "становиться" в личной форме'. В языке абелам показатель предикативности гораздо более регулярен (приведенные выше примеры относятся только к вопросительным конструкциям): wne luluai wA 'я лулуаи' (я + лулуаи + показатель предикативности). Что касается имен, обозначающий признак, то они часто предицируются при помощи вспомогательного глагола уА: ykwn dw 'хороший человек' - dw ykwn yAkwA 'человек + хороший + вспомогательный глагол в личной форме'. Особый класс в абелам составляют имена "категории состояния", которые тоже употребляются в предикативной функции с вспомогательным глаголом уА, но в атрибутивной функции сохраняют эту конструкцию так что получается нечто вроде причастия: dw bar yAkwA 'человек болен' (человек + больной + вспомогательный глагол) - bar yakwA dw 'больной человек'.
Важно подчеркнуть, что показатель предикативности в папуасских языках там, где он употребляется, не есть морфема, присущая глаголу как части речи. Он присоединяется к именам и словам других грамматических классов именно с целью обозначить их синтаксическую функцию. Например, в языке гадсуп: iyAm-i-ni 'это собака' (собака + именной показатель + показатель предикативности), pood-inda-u'-i-ni 'они принадлежат свинье' (свинья + показатель неопределенной принадлежности + показатель числа + именной показатель + показатель предикативности), yunaam-рА'-te-pi-ni 'из сада ли (это)?' (пища + показатель местонахождения + локативный послелог "из" + показатель вопроса + показатель предикативности). Заметим в скобках, что существуют и не непосредственно предикативные показатели, употребляемые со словами разных грамматических классов. Таким показателем в языке кева является результативный суффикс -le, в агараби - -ma 'если', употребительный с глаголом: puhti-ra-ma 'если она дунет...' или с именем: we a-yopi-ma wain ano '(ее братья + если) + находились здесь...'. В абелам есть специальный предикативно-посессивный суффикс, добавляемый к обычному: wAny bale de-kw-n wA 'эта свинья + моя + предикативно-посессивный показатель -n + показатель предикативности'.
Видимо, целесообразно тут же остановиться на одном из специфических видов предикативных .конструкций. Мы имеем в виду экзистенциальные конструкции: "это...", "there is..." и т. п. [37]. Как и другие предикативные конструкции, такого рода высказывания нередко вообще не имеют специального морфологического оформления. Так, в кева обычны предложения типа: уа 'это птица' (птица), repona pitya 'это корень дерева' (дерево + корень). В абелам: wne bale 'моя свинья (это)'. Приведенный в конце книги текст на языке асмат открывается двумя экзистенциальными высказываниями без какого-либо специального оформления.
Укажем, наконец, на существование специальных показателей "эмфатического предицирования", например, в гадсуп: kAma-ni-no 'это же батат!' (батат + именной .показатель + показатель "эмфатического предицирования").
Что касается глагольного предиката, то он в отличие от именного обычно характеризуется максимальным наборов морфологических показателей, на чем мы отчасти останавивались в разделе о глаголе. Отметим здесь же, что это верно лишь для предиката, выраженного глаголом в личной форме. Но в папуасских языках крайне широко распространен вторичный предикат, выраженный глаголом в так называемой медиальной форме (типа деепричастия), лишенной обычных глагольных показателей и обозначающей дополнительное действие.

СИНТАКСИС ПРЕДЛОЖЕНИЯ. ПОРЯДОК СЛОВ

Что же касается порядка слов, то здесь в папуасских языках имеется известное единообразие. Субъект почти всегда стоит на первом месте, объект - между субъектом и предикатом, предикат - на последнем: S - О - Р. Если налицо прямой и косвенный объекты, эта формула приобретает вид S - O1 - O2 - P, реже S - O2 - O1 - P. Даже если S отсутствует (или выражен местоимением, включенным в глагольную форму), обычно сохраняется порядок О - Р. Ср., например, в асмат: tapin ajikaro ci anuwuwof 'я упаковал циновку и сел в каноэ' (циновка + [я] упаковал-и + каноэ + [я] пошел-в).
Примеры подобного порядка элементов предложения очень многочисленны. Приведем еще два - кева: alimi naki tya 'мужчина мальчика бьет' (мальчик бить); бонгу: tamo topor uman 'люди топор взяли'. Но есть языки и с иным порядком слов (обычно S - Р - О), например морари, маклев и др.
Если предложение развернуто, сохраняется в принципе тот же порядок. Например, в агараби он следующий: время - место - S - O2 - O1 - Р, в абелам обычно: S - время - О1 - О2 (или наоборот) - место - способ действия - Р; в постпозиции (после предиката) возможен также косвенный объект и локативное "наречие"; в бонгу: время - S - O2 - O1 - место - Р и т. д. В целом все второстепенные члены адвербиального характера, как правило, группируются до глагольного предиката.

СИНТАКСИС ПРЕДЛОЖЕНИЯ. ТИПЫ ПРЕДЛОЖЕНИЙ

Остановимся здесь на следующих типах: а) ядерное предложение; б) предложение с отрицанием; в) императивное предложение; г) вопросительное предложение; д) предложения с ограниченным употреблением (реплики, начальные, финальные и т. п.).
Наиболее общие данные об утвердительном индикативном (ядерном) предложении приведены выше, и на этом типе предложений нет нужды подробно останавливаться. Укажем лишь, что в ряде папуасских языков (кева, бонгу, канум) имеются конструкции, внешне близкие к эргативной. Однако практически во всех подобных случаях морфологическое противопоставление субъекта эргативной конструкции ее объекту и противопоставление транзитивного и интранзитивного предложения не проведено последовательно, что делает крайне сомнительной возможность признания в папуасских языках наличия эргативной конструкции в "чистом" виде [38].
Отрицательные предложения. Обычно отрицание в папуасских языках выражается, как мы уже вскользь отмечали выше, постановкой предиката в специальной "отрицательной" форме (т. е. употреблением глагольных и вообще предикативных показателей .со специальным значением) или употреблением в качестве обстоятельства наречий со значением отрицания. Эти последние могут быть различными для разных видо-временных форм. Примеры подобных конструкций: абелам wne luluai wA 'я лулуаи' - wne luluai уАbА wA 'я не лулуаи'; wne apA kapwk yaden 'мой + отец + не + пришел-вчера', ср. wne apA ganbA yaden 'мой + отец + ночью + пришел-вчера'. [Кстати, в абелам есть и заимствованная из неомеланезийского отрицательная конструкция: Any my i no tapw ' это + дерево + не есть (is not) + tapw.] В таирора употребительны оба способа одновременно: iri-ro 'слышит-он' - kia iri-ro 'не + слышит-он' или kia iri-raiti-ro 'не + слышит-не-он'. То же в момбум. В бонгу употребляются отрицательные наречия: adi onur aren букв. 'я + видел + не'. То же в асмат: amas 'саго (есть)' - amas opak 'саго нет'. Чисто морфологический способ отрицания значительно реже. См. в боази: no-sungguz-umba 'я не мою' (я + мою + не); камано: negoe 'я вижу' - nongkue 'я не вижу'. К отрицательным близки дубитативные конструкции, выражающие сомнение: таирора hura bu-arera 'завтра я, вероятно, пойду' (завтра + идти-наверное [я]).
Императивные предложения. Наиболее характерный для папуасских языков (и не только для них) способ образования императивной конструкции - это присоединение к "голой" глагольной основе специального аффикса; например, абелам mA-ve 'смотри!'. В этом языке есть и особая прохибитивная конструкция, получаемая присоединением к глаголу аффикса kA-: kwaje kA-kA de "летающая лисица + пусть не ест + она'. Наряду с такой аффиксальной конструкцией встречается и употребление чистой основы, например, экаги: witoghai 'чисти', агараби: oro 'иди!'. В некоторых языках, например в таирора, канум, йен, императивные формы входят в парадигму спряжения на общих основаниях, например, в таирора: iri-a 'слушать + показатель императива, не специализированный по числу'. Прохибитивная конструкция в этом языке тоже существует: kaari bu-a ntaari 'автомобиль ехать не должен'. В асмат и некоторых других языках есть специальная суффиксально-префиксальная форма (наряду с обычной суффиксальной), обозначающая действие, которое необходимо совершить немедленно: tetam-cin 'дай мне' - mom-tetam-cin 'дай-ка мне скорей!'.
Следует указать, что часто в императивных конструкциях встречается и 'субъект, обозначающий адресата императивной формы; например, экаги aki witoghai 'ты, чисти!'.
Вопросительные предложения. Здесь следует прежде всего разграничить два типа вопросов: общие (да - нет) и специальные, в которых употребляются особые вопросительные слова типа "где?".
B "да-нет"-вопросах наиболее обычной формой является аффиксация в предикат специального вопросительного показателя или, если структура языка такой аффиксации не допускает, употребление вопросительного наречия; например, морари: kowor tam 'он спит' - kowor tam ai 'спит он?'; гадсуп: kAman-A-pu 'я [взял] батат?', глагол в этой фразе восстанавливается из контекста (батат + вопросительная предикативная частица + я); асмат: awut en 'большой (он)?'; каморо: kib-a-a-n-o 'я разобью?'.
При специальных вопросах обычно сочетаются вопросительный показатель и специальное слово наречного типа. Иногда они объединены в одном слове, как, например, в асмат: enam pen 'рыба есть?' в отличие от enam en 'это рыба?'.
В некоторых языках существуют различные градации вопроса, так, например, в языке ава. Простой вопрос: iya-po 'собака-это?'. Вопрос, какой из двух предметов имеется в виду (ср. русск. какой - который): poёra-popoq ubo-popoq 'свинья-это + (или) крыса-это?'. Употребляясь с одной основой, эта форма обозначает вопрос в более смягченной форме: iya-popoq 'собака это или что-нибудь еще?'. Далее: iya-pomo 'а не собака ли это?' (и говорящий, и адресат речи не уверены в этом). И наконец, iya-rabiro - вопрос, на который безусловно ожидается положительный ответ: 'Это ведь собака?'. Соответственно градациям вопроса есть и градации ответа, хотя здесь выбор гораздо меньше.
Предложения с ограниченным употреблением. Здесь мы упомянем предложения-реплики, или ответы, и предложения, заключающие речь.
Предложения-реплики отличаются тем, что в них возможна морфологическая и синтаксическая редукция отдельных аффиксов или целых слов. Так, в гадсуп в ответных репликах может "выпадать" глагол, и имя получает общий предикативный аффикс -ni или специальные аффиксы -mu, -mo и -mi, обозначающие "редуцированную" предикативность и одновременно лицо и число субъекта предложения (соответственно 1-е л. ед. или мн. ч., 2-е л. ед. или мн. ч. или 3-е л. ед. и мн. ч.). На вопрос "Зачем они пришли?" может следовать ответ: kAma-mo-ni 'За бататом' (батат + 3-е л. мн. ч. + предикативность).
Заключающие речь предложения (типа "вот и все") можно привести из языка телефол: tibokoli kwa 'я достаточно сказал' (= Dixi); абелам am tasol 'все!'. В качестве начинающих речь предложений ("...жили-были...") употребляются обращения (телефол: Num aa 'мой друг!') или экзистенциальные суждения, как в приводимом далее тексте на языке асмат.

СИНТАКСИС ЦЕЛОГО ВЫСКАЗЫВАНИЯ.
ОБОЗНАЧЕНИЕ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫХ И ОДНОВРЕМЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

В этом и следующем разделе мы понимаем под "синтаксисом целого высказывания" различные формы синтаксического выражения цепочки связанных или не связанных друг с другом действий или состояний. Строго говоря, в классической грамматической теории такого рода конструкции рассматриваются в четырех различных разделах - сочинение предикатов, глагольные обороты (типа деепричастных), сложносочиненные и сложноподчиненные предложения. В языках, типологически отличных от индоевропейских, провести между этими видами конструкций четкую формальную границу затруднительно.
1. Наиболее простым случаем обозначения последовательно совершенных действий является сочетание независимых форм или конструкций; например, в таирора: ne-ro bi-ro 'он поел и пошел' (поел-он + пошел-он); агараби: oriyaah oriyaah 'я-шел, я-шел' (шел я, шел...). В таирора в подобий цепи форм только одна (последняя) обязательно должна содержать полный набор глагольных аффиксов.
2. Такое сочинение в ряде языков требует специального формального выражения; например, в асмат: е so okoma, purumuc an taw-a 'и [она] начала песню "э", и [она] опять запела жалобу...' ("э" + песня + начала-она, жалобу + опять + запела-она...).
3. Однако наиболее характерным для папуасских языков является употребление так называемых медиальных конструкций, т. е. конструкций, в которых одно действие (финальное) рассматривается как основное, а другое (медиальное) как вспомогательное. Обычно глагол в медиальной форме не располагает всем необходимым для финальной формы набором аффиксов, но лишь некоторыми из них в сочетании с показателями медиальности. Получается нечто очень похожее по семантике и даже по способу оформления на русское деепричастие с той, впрочем, существенной разницей, что в папуасских языках медиальная и финальная формы могут иметь разный субъект (по типу "подъезжая к станции, у меня слетела шляпа").
Охарактеризуем медиальные конструкции па примере языка абелам. Здесь имеется три медиальных показателя. Один из них просто фиксирует несамостоятельный характер действия: wne re-tAy kA-kwA 'я + сидя + ем'. Другой, кроме того, обозначает последовательность действий: vyA-wte-kA gera-kA-mene-gwA 'я-буду-бить-тебя-и + ты-будешь-кричать' или jebA yA-wte-kA calekw yA-kwA 'долго + работая (я) + устал + я'. Третий показывает одновременность действия: te-men-w v-wte-n 'ты-стоял-и + я-тебя-видел'. Укажем, что в абелам медиальные формы часто используются в несобственных функциях, заменяя финальные глаголы. В языке таирора медиальные глаголы имеют полную парадигму форм (лицо, число, время-вид), например: t-ura-ro iri-ro 'я-сказал-и + он-услышал', t-u-manta iri-a baunara 'он-(давно)-сказал-и + я-услышал' и т. п.
Медиальные глаголы в той или иной форме встречаются в очень многих папуасских языках (особенно в языках Центрального Нагорья) и являются одной из характерных типологических особенностей этих языков.

СИНТАКСИС ЦЕЛОГО ВЫСКАЗЫВАНИЯ.
ФОРМЫ ОБОЗНАЧЕНИЯ СВЯЗИ ДЕЙСТВИЙ

Рассмотрим формы обозначения связи действий на примере языка таирора.
1. Первое действие заканчивается, после чего начинается второе. В этом случае употребляется суффикс -te или -ke, присоединяемый к глаголу, обозначающему первое действие: nama-ke-re bi-ro 'поел-сначала-он, пошел-он' (ср. ne-ro bi-ro 'съел-он + пошел-он'); aru-ka-iba-ro 'utu bi-ro 'когда-он (А)-побил-его (Б), он (Б) умер'. Уже из одних этих примеров видно, что таким образом выражается не только факт следования, но и в какой-то мере причинно-следственные отношения.
2. Первое действие продолжается, а второе уже начинается. В этом случае употребляется суффикс -ha, если объект обоих глаголов один и тот же: kainantu-ni ni-ha-ro tafe-ro 'когда он (А) шел в Каинанту, он (А) увидел его (Б)' (в-Каинанту + когда-шел (А) + он (А)-его (Б)-увидел). Если же субъекты разные, первое действие выражается специальной медиальной конструкцией с вспомогательным гла-голом bai 'быть': kainantu-ni ni ba-iba-ro tabe-ro 'когда (А) щел в Каинанту, он (Б) увидел его (А)' (Каинанту-в + идти бывши + когда (А) + он (Б)-его (А)-увидел). Интересно, что в формальном отношении эта конструкция близка индоевропейским абсолютным конструкциям.
3. Действия происходят одновременно, В этом случае также употребляется либо специальный суффикс 'i, например: uba tiba-'i-ro bi-ro 'он шел, разговаривая' (разговор + разговаривал-он-когда + он-шел), либо конструкция с глаголом bai.
4. Первое действие начинается, в то время как второе продолжается. В этом случае употребляется конструкция с вспомогательным глаголом i 'делать' в медиальной или финальной форме и полнозначным глаголом в форме будущего. времени.
5. Первое действие обуславливает второе. Это отношение (если... то...) выражается сочетанием первого глагола в форме дубитатива и второго глагола в любой необходимой форме; например, ba-irera 'он, вероятно, там'; bairera amiena 'если он там, дай это ему'.
6. Ни первое, ни второе действие на самом деле не произошли, но если бы они произошли, то были бы связаны (если бы... то...). В этом случае употребляются ирреальные формы глаголов либо в обеих половинах конструкции (если субъект тот же), либо только во второй (если субъекты разные).
7. Первое действие вызывает второе (только при разных субъектах). Тогда к форме первого глагола присоединяется специальный суффикс -bera; aa'u r-i-bera maa'aa bai 'дождь + шел-потому + дома + я-остался'.
В других языках можно найти похожие конструкции, обычно, правда, с менее разветвленными формами согласования. Особое место занимают в папуасских языках конструкции для выражения чужой речи, так называемые квотативные. Нередко они не получают никакого специального оформления; например, в кева: уа yapare ni naina ta 'это птица, но я ее съем, - он говорит'. Однако бывает и иначе: см. ниже о квотативных конструкциях в языке телефол.
Многие отношения действий, выраженные в русском и других индоевропейских языках подчинительными конструкциями разного рода, в папуасских языках выражаются сочинительно: например, русское предложение "мужчина, который вчера пришел, - мой отец" на языке абелам будет звучать так: wAny nale ya-n dw wne apA wA букв. 'этот + вчера + пришел + человек + мой + отец + он-есть'.

ГРАММАТИЧЕСКИЙ ОЧЕРК ЯЗЫКА ТЕЛЕФОЛ

ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ. МОРФОЛОГИЯ ГЛАГОЛА

Язык телефол распространен в округе Западный Сепик территории Новая Гвинея. На нем говорит около 4 тыс. человек. Довольно подробное описание этого языка дано Аланом и Филлис Хили в ряде их публикаций, вышедших из печати в 1954-1966 гг. [39]. Мы опираемся без каких-либо оговорок на эти материалы. Их полнота и лингвистическая корректность и обусловили выбор нами в качестве "образца" именно языка телефол.
Прежде чем перейти к изложению, скажем несколько слов о принятой нами вслед за Хили практической транскрипции. Согласные: b обозначает помимо билабиального спирант (в интервокальной позиции) и придыхательный [ph] (в позиции конца слога); d - дентальный во всех возможных позициях; f имеет в начальной и интервокальной позициях билабиальный вариант [р]; k выступает в виде взрывного придыхательного в начальной и финальной позиции и в виде велярного звонкого фрикативного [g] в интервокальной; [kw] возможен только в начальной позиции и обозначается сочетанием kw; l возможен лишь в интервокальной (аллофон - раскатистый [r]) и финальной позициях; m и дентальный n в пояснениях не нуждаются; задненёбный носовой обозначается как ng; s всюду реализуется как дентальный спирант, a t - как дентальный взрывной придыхательный [th]. Гласные: /а/, /а:/ (обозначается аа), /е:/ (обозначается ee),/i/, /i:/ (обозначается ii), /о/, /о:/ (обозначается оо), /u/, /u:/ (обозначается uu).
Как и почти во всех папуасских языках, в телефол морфология глагола более богата, чем морфология слов другим грамматических классов.
В глаголе выделяются корень и основа. Типовая структура основы: показатель объекта-лица + корень + деривационный суффикс + видовой суффикс. Префикс объекта-лица показывает, на кого направлено действие; он имеет парадигму, обычно из пяти местоименных по происхожденй . форм, например: ni-fili-n 'жаль меня', ka-fili-n 'жаль тебя' и т. п. Деривационный суффикс образует глагольную основу от именного по происхождению корня: katib 'маленький' - katib-an 'уменьшать'. Префикс объекта-лица употребляется лишь с переходными глаголами, деривационный суффикс лишь с непереходными. Вид может быть совершенным и несовершенным; первый (его вернее было бы назвать точечным) обозначается суффиксом -l (после согласного нулем), второй (продолжающийся) - суффиксами -n, -m, -n'kal. Обычно кроме суффиксов виды обозначаются и разными вариантами корня (примерно как в русском языке), например: boko-l (точечный вариант корня со значением 'говорить' плюс суффикс), но baka-m ("продолжающийся" вариант плюс суффикс).
Более сложную структуру имеет основа "бенефактивного" глагола, т. е. глагола, обозначающего действие, происходящее между двумя субъектами: "он говорит мне". В этом случае между деривационным и видовым суффиксами (или между корнем и видовым суффиксом) вставляются показатель вида (обычно дублирующий "основной" показатель) и показатель второго участвующего лица, например boko-b-'nee-l- (корень + видовой показатель + "меня" + видовой показатель).
К основе могут присоединяться следующие аффиксы. В финальной форме глагола: основа + суффикс времени + отрицание + субъектный показатель; например, bokol-an-tem-al-a 'говорить + будет + не + он' (он не будет говорить). В нефинальных: основа + суффикс наклонения; например, bokol-intem 'говорить + нет' (он не будет говорить). В потенциальных: основа + суффикс потенциального субъекта; например, bokol-ak 'говорить + он (в потенциальной форме)' (он намерен говорить). В зависимой форме: основа + интервальный суффикс + предвосхищающий показатель субъекта + субъектный показатель; например: boko-siit-'nal-a 'говорить + вскоре после + тот же субъект + он' (вскоре после того, как он сказал).
Поясним некоторые из употребляемых здесь терминов. Интервальный суффикс соответствует по значению союзному слову придаточного предложения. Будучи присоединены, скажем, к основе глагола "говорить", такие суффиксы (их пять) дадут соответственно следующие семантические оттенки: -om 'когда', 'и', 'после' (интервала нет или он минимален); -siit 'вскоре после' (интервал чуть больше); -som 'некоторое время спустя'; -bom 'значительно после'; -bii 'значительно после при условии повторяющегося действия'. Предвосхищающий показатель субъекта показывает, является субъект следующего (основного) действия тем же или другим, чем в данном (вспомогательном). Потенциальная форма переводится примерно как "он должен, будет, хочет что-то делать". Суффиксы наклонения названы так чисто условно: это скорее суффиксы, присоединяемые к неизменяемым (нефинальным) глагольным формам типа инфинитива и обозначающие соответственно: in - неопределенность обычность действия, 'nama - запрещение, intem - отрицание, anakin - невыполненное обязательство, 'booma - всегдашнее действие и -ak - потенциалис.
Система глатолыных времен в телефол следующая (собственно это не временные, а видо-временные формы) [40] а) давно прошедшее (больше двух дней назад): boko-sa; б) обобщенное точечное прошедшее (т. е. что-то происходившее неоднократно за сутки или ранее до момента речи): boko-ba; в) вчерашнее прошедшее (один-два дня назад): boko-mansa; г) только что прошедшее (меньше дня): bokol-a; д) обычное прошедшее: baka-nuba; е) только что прошедшее обычное: baka-ba; ж) продолжающееся настоящее: bаkan-be; з) ближайшее будущее: bakam-a; и) завтрашнее будущее: boko-'boon tema; к) обобщенное будущее: bakam-an-tema. Некоторые из приведенных примеров имеют варианты.
Субъектные местоименные показатели имеют следующую парадигму: ni- 'я', kab- 'ты (мужчина)', kub- 'ты (женщина)', i- 'он', u- 'она', nu- 'мы', ib- 'вы', i- 'они'. В объектных показателях множественного числа лица обычно не различаются. В некоторых случаях различается множественное число мужского и женского рода; в других не различаются 2-е и 3-е лицо множественного числа.
Все глаголы языка телефол делятся на пять синтактико-морфологических классов:
1) переходные глаголы (в которых инкорпорирован показатель объекта); 2) непереходные глаголы (определяемые также и морфологически); 3) глаголы движения (тоже имеющее морфологическую специфику); 4) связочные глаголы ("быть", "случаться", "становиться"); 5) квотативный глагол akan'kalin 'говорить, хотеть, видеть'.
B телефол кроме простых глагольных форм встречаются и аналитические. Они состоят из "дополнения" (назовем его вслед за Хили, чтобы не вносить терминологической путаницы, адъюнктом), в котором обычно концентрируется семантика формы, и вспомогательного глагола, несущего синтаксическую нагрузку. Некоторые из вспомогательных глаголов употребляются и с самостоятельным значением ("вставать", "есть", "покупать"), другие не имеют иной функции. Примеры аналитических форм: beelo akan'kaliin 'звонок (bell) + говорить' = 'звонить'; tiin moomin 'глаза + вста.вать' = 'смотреть за'.
Некоторые глаголы с точечной основой (переходные) имеют соответствующую пассивную конструкцию аналитического типа с глаголом tebemin 'становиться', 'случаться', причем в качестве адъюнкта в ней нередко выступает редкая для папуасских языков редуплицированная форма: bakelamin 'расщеплять (дерево)' - bakel bakel tebemin '(бревно) расщеплено'. Особенно распространены аналитические формы с глаголом keemin 'быть', 'делать': fiing foong keemin 'шептать'; kaal fong 'легкий по весу' - kaal fong keemin 'быть легким'; daak 'вниз' - daak soo keemin двигаться 'чуть-чуть вниз', daak daak keemin 'неоднократно идти вниз'. Очень интересна форма с местоименным адъюнктом и глаголом keemin; ср., например, nita 'я' - nita nita keeli 'я выиграл', 'я добился успеха'. Есть и другие виды аналитических форм с keemin.
Простые глаголы и аналитические формы могут входить в состав более сложных образований, которые можно назвать аналитическими конструкциями (verb periphrases). В качестве служебной части таких конструкций (вспомогательных глаголов "второго этажа") выступают либо связочные глаголы, либо глаголы движения, а в качестве адъюнкта - разные нефинальные формы "наклонений" и другие слова и словосочетания.

ДРУГИЕ ГРАММАТИЧЕСКИЕ КЛАССЫ СЛОВ

В телефол есть грамматический класс имен, выделяемый по синтаксическим соображениям и включающий в себя существительные, прилагательные и местоимения. В соответствии с европейской грамматической традицией мы будем рассматривать эти три подкласса отдельно.
Существительные. Внутри них можно выделить [41]: "одушевленные" имена, в свою очередь, разделенные на нарицательные (tanum 'человек') и собственные; "неодушевленные" (baalut 'самолет'); локативные (am 'дом', atem 'лес'); временные {kutim 'утро'); вопросительные (dook 'что' wantab 'кто'). 'Не следует путать локативные и временные имена с наречиями: это слова типа "утро", "лес", которые могут выступать и самостоятельно (например, как субъекты), и в наречной функции. В телефол распространен тип словообразования существительных путем слияния именного корня с другим корнем, чаще всего принадлежащим локативному существительному: teem 'нахождение внутри', teem 'нахождение в' или diim 'нахождение на'. Примеры таких составных основ: atem 'лес' (at 'дерево' + -eem 'много') suukkoon 'книга' (suuk 'табак' + koon 'лист' - табак в Океании был распространен в виде прессованных листьев).
Прилагательные. Они делятся на прилагательные: а) цвета (miil 'синий'); б) размера (katib 'маленький'); в) оценки (usaab 'несчастный') и г) количества (alukum 'все'). В числе последних выделяется интереснейшая группа имен, которые в русском переводе выглядят как существительные, но в телефол выступают в виде атрибута. Это слова типа "родители", akam 'супруги', ulimal 'человек и его сын, или дочь' и т. п, вплоть до mangkal 'три или более человека одного поколения, родственные по крови, из которых одна или более женщины'.
Местоимения. Есть два ряда местоименных основ - эмфатические (типа "именно я", "мой собственный") и неэмфатические. Их синтаксическая функция зависит от прономиналы-юго суффикса (об этих суффиксах см. ниже). Местоименных слов двенадцать (приводим неэмфатический ряд): ni 'я', nu 'мы', kab 'ты (мужчина)', kub 'ты (женщина)', ib 'вы', i 'он (вообще)', kee 'он здесь', bee 'он там', u 'она (вообще)', koo 'она здесь', bоо 'она там', i 'они'. Формы koo, bоо, kee и bее употребительны и в единственном, и во множественном числе. Имеется четырнадцать классов местоимений в зависимости от прономиналы-юго суффикса: -о - не имеет специального значения, -ta - субъект или объект предложения, -mi - притяжателы-юсть, -kal 'сам', -kàl 'тоже', -tab - подобие или тождество, -siik 'первый', -sinon 'столько', -so - союзное значение, -lе 'же', -ka 'а', с отрицанием 'не', -kub - восклицательность, -bа - вопрос, -аа - вокатив.
Имена не имеют специальной морфологической формы для выражения числа. Иногда для обозначения множественности сочетаются синонимы: ulin ita sinam ita 'дубинки'. Исключением являются "одушевленные" имена, имеющие суффикс множественного числа -al.
Что касается грамматического рода, поскольку он выражен, то в "одушевленных" именах он зависит от пола, а в "неодушевленных" - от величины: предметы маленького размера получают мужской род, большого - женский.
Числительные. В телефол имеется довольно сложная счетная система. Приведем ее: 1 - maakub 'мизинец левой руки'; 2 - alob 'безымянный палец левой руки'; 3 - asuno 'средний палец левой руки'; 4 - kalbinim 'указательный палец левой руки'; 5 - ookal 'большой палец левой руки'; 6 - bukubkal 'левое запястье'; 7 - bankal 'левое предплечье'; 8 - ifankal 'левый локоть'; 9 - tukal 'левый бицепс'; 10 - nakalkal 'левое плечо', 11 - kumkal 'левая сторона шеи'; 12 - tulunkal 'левое ухо'; 13 - tiinkal 'левый глаз'; 14 - mitkal 'нос'; 15 - tiin miliifoko 'другой глаз'; 16 - tuluun miliifoko 'другое ухо' и так далее до 27 - kakkat 'правой руки мизинец'. Число 27 обозначается также словом deeng, которое берется за основу дальнейшего счета: deeng alob - 27 х 2 и т. п., до deeng mitkal 27 х 14, обозначающего также 'очень много'.
Прочие слова. Здесь можно выделить: "тематическое слово" ise 'то, о чем мы говорим'; наречия "первичного направления", предшествующие ядерной части именного словосочетания (их семь: iit 'сверху', meet 'вверх', yang 'вдоль', yak 'по, через', toob 'вниз', daak 'внизу', tam 'внутрь, изнутри'); показатель неопределенности maak; наречия "вторичного направления", морфологически и синтаксически отличные от наречий "первичного направления", но близкие им по семантике (они более дифференцированы).

СИНТАКСИС ИМЕННОГО СЛОВОСОЧЕТАНИЯ

Остановимся на некоторых типах та.ких словосочетаний.
Первый тип - притяжательная конструкция. Она имеет следующую структуру: определение + местоимение класса -mi (притяжательное) + определяемое, например: man imi koong 'ребенок + его + свинья'. При собственных именах может не быть местоименного показателя: Alumeyok am 'дом Алумеока'. В тех случаях, когда мы имеем дело не с притяжательной конструкцией, а с конструкцией, выражающей отношение части и целого, местоимение также нередко опускается: waan koon 'батата листва'. Конструкции посессивного типа в телефол могут включать в качестве определения не только распространенные словосочетания, но и целые предложения: imanilang kamaa ki dikinubib umi sang 'они впервые вычистили свой сад + история' = 'история о том, как они...'. По той же модели строятся вопросительные конструкции: intab waan 'что + батат' = 'какой сорт батата?'.
В телефол есть специальное имя kayaak (мн. ч. kasel), не встречающееся вне притяжательных конструкций и означающее 'сотрудник, рабочий такого-то' или 'владелец того-то' или 'житель такого-то места' 'или 'знаток такого-то дела' - в зависимости от того, какого подкласса имя, стоящее в .позиции определяемого, например: kayaam boomi kayaak 'собаки этой хозяин', Ilibtaman kasel 'долины Илиб жители'.
Далее, по типу притяжательной конструкции в телефол oстроится один из видов локативной конструкции: suukkon teem 'книга + нахождение внутри' = 'в книге'. То же с временной конструкцией. Здесь тоже все зависит от подкласса имени.
Второй тип - атрибутивная конструкция. Примеры таких конструкций: tanum mafak 'человек + плохой'; tanum takang 'человек + очень многие'; tanum ulimal 'человек + семья' = 'человек со своей семьей'. Если кроме имени данное имя определяется местоимением, порядок слов такой: местоимение + определяемое + определяющее, например: imi ilim iin 'его платье черное'. Из всех этих примеров видно что порядок компонентов в атрибутивной конструкции обратный по отношению к притяжательной.
Третий тип - координативная конструкция. Примеры: ib-so ni-so 'вы-и я-и'; unang aa tanum аа 'женщины-и мужчины-и'; makalim min sinik mufak min 'духи (добрые) + и + духи + злые + и'. Иногда в таких конструкциях имеется простая цепочка имен без специальных показателей.
Четвертый тип - аппозитивная конструкция: taabalaseb maasta Daal 'мистер Доул, европеец'; kakkum Biimanengim 'Бииманенгим, твой друг'.
Пятый тип конструкции - конструкция с koo ake, имеющая значение 'то есть', 'называемый', например: koong koo ake kamel букв. 'свинья, называемая верблюд', 'животное под названием верблюд'; tiiksa koo ake kafal'eemin 'учитель (teacher), то есть тот, кто показывает'.
Далее в телефол выделяются разного рода обстоятельственные конструкции, а именно локальная, временная, собственно обстоятельственная (с глаголом движения), инструментальная ("посредством..."), а также конструкции, вводимые именем soo (со значением комитатива): unang soo 'женщина + совместность' = 'с женщиной', и конструкции с bimin, обозначающие отрицание экзистенциальности: tanum bimin 'человек + отсутствие', 'никого нет'.

СИНТАКСИС ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Порядок компонентов предложения в языке телефол следующий: обстоятельство времени - субъект - обстоятельство образа действия - обстоятельство места - обстоятельство образа действия - "соучаствующий" субъект (т. е. тот, на кого действие направлено) - объект - предикат (перед объектом и перед предикатом тоже возможна постановка обстоятельства образа действия).
Субъект и предикат согласуются по лицу и числу: bееуо weeng bokoba 'он + разговор + он-разговаривал'. В некоторых случаях (по подсчету Хили, в 20%) переходные глаголы обозначают объект при помощи префиксации и, таким образом, возникает согласование объекта с предикатом: bееуо nimi nangkoola 'он + меня + меня-он-бьет'. Наконец, существует и третий уровень согласования - согласование предиката с дополнительным, "соучаствующим" субъектом: niyo kaabak mak tanum beemi koob'mi 'я дал человеку одну ветку' (я + ветку + одну + человек + я-ему-дал). В этом случае есть и более сложные формы согласования.
Предложение в языке телефол может завершаться специальным показателем наклонения. Их около 40.

Показатели наклонения

Нейтральные Выражающие фамильярность Выражающие нетерпение Восклицательные "Цитирующие"
Утвер-ждение в изолир. пред,
в связной речи
эмфатическое
сочувственное 		koo
kwa
kuba
aa 		un, kun
-
kubuu
- 		kuu
-
sukubuu
- 		ee
kwee
kube, sukube
- 		oo
-
kuboo
-
Вопрос субституция
альтернатива 		a
aka, bele-ki		 uu
akuu, bele-yuu		 -
- 		ee
bele-yee 		oo
akoo, bele-yoo
Импе-ратив общий
настоятельный
просьба 		a
eit, ehe'
ehee'
 uu
-
- 		-
-
- 		-
-
- 		oo
-
-
 
Кроме того, есть три показателя вокатива: аа 'эй!', uuu 'эй, ты!', еее 'сюда!'.
Соответственно выделяются следующие типы предложений: 1) утвердительное; 2) императивное; 3) запретительное; 4) вопросительное с альтернативой; 5) вопросительное с субституцией; б) вокативпое; 7) номинативно-императивное; 8) императивное с передачей; 9) вопросительно-именное; 10) восклицательное. В качестве придаточного могут функционировать только типы 1-5. Приведем примеры на эти типы:
1. Alumeyok ita kwa Алумейок + он (это) + наклонение = 'это Алумейок';
2. Bokolal а 'скажи!';
3. Bokonamab 'не говори!';
4. Beeyo kabmi tiing bele beemi fik uu 'он твой старший брат или его?';
5. Вoоуо waami iman а 'это чье таро + вопрос';
6. Aben kubaa 'мать!';
7. Alumeyok uu 'Алумейок, действуй!'; Kaabak uu 'ветку мне!';
8. Sii kwa ya 'доброе утро" скажи!';
9. Alumeyok bееуо 'Алумейок?!';
10. Neeba yee 'на помощь!'.
Как и в других папуасских языках, в телефол имеется система медиальных форм, состоящих из основы, "интервального" суффикса, обозначающего вид, суффикса предвосхищения субъекта (который различен в случаях тождественного и различного субъекта) и личного субъектного показателя. Их употребление в своего рода "деепричастном обороте" в принципе не отличается от описанного выше положения в других папуасских языках.
Соотнесенность действий может быть, кроме того, выражена в телефол одним из следующих способов:
А. Паратаксис: ang koo dee fun une 'убей его, свари его и ешь'; une kulaa kooba 'он ел и кончил есть' ('есть + он-кончил + это').
Б. Постклитики: kaanu-ia...oo akenilib-ta... '(она-) умерла-и... + (они-) говорили-и...'; man iyo ooken dub' kaa seeb unu-ta amanbe 'мать оставила дитя, (она)-пошла в кустарник, потому что (оно)-кричало'.
В. Союзные слова: tala-le mimte weeng uyo bo-kob'eenili-le '(он)-пришел-и + затем + я-сказал-ему-и';
Г. Местоимения: imak iyo timitim kuta kalel uta| duumant koo 'муж + высок-он + но жена + малорослая'.
Особый, очень своеобразный тип сложноподчиненных предложений - это квотативные (цитирующие) конструкции. Они строятся по следующей модели: придаточное предложение (обычно в форме потенциалиса) + специальный показатель + главное предложение с глаголом akankalin. Значение этих конструкций .выходит далеко за пределы обычных для нас конструкций с прямой или косвенной речью. Вот их основные варианты:
'он сказал, что пошел': unbi уоо akeela koo 'я пошел + yoo + akeela koo;
'он хотел идти': uwon oo akeela koo 'я пойду' + оо + akeela koo;
'я должен идти': unoon oo akeela koo 'я пойду' + оо + akeela koo;
'он назвал ее "Фуумеэн": boomiwin Fuumeen oo akeela koo 'ее имя Фуумеэн' + oo + akeela koo;
'он увидел, как она идет': unbu kalaa akeela koo 'oна пришла' + kalaa + akeela koo.

ПРИЛОЖЕНИЯ

ТЕКСТЫ С ПЕРЕВОДОМ И КОММЕНТАРИЕМ

I. Асмат (диалект Фламинго Бэй)

Язык асмат распространен в центральной части юго-западного побережья Западного Ириана. Количество говорящих достигает 40 тыс. человек. Текст заимствован из книги: С. L. Voorhoeve, The Flamingo Bay Dialect of the Asmat Language, 's-Gravenhage, 1965. Это - часть исторической легенды.

Текст

(1) Owpacak, Cowutpacak. (2) A tiw Miwirpic. (3) Majit nucur in. (4) Se caka jesmar jiwu mu. (5) Se caka jesmar ci ser mokokom sen, cowak awuamsesmar in. (6) Owpacak Cowutpacak, a tiw Miwirpic am, mare erem ajamuwesmar in. (7) Erem amtakesmar, se caka jesmar, se pe makan mare, se ajiemeres in. (8) Pe akitmes in. (9) Pe akitmes, pu mu am akonawor in. (10) "Marewa, pu mu atewermara, jaka eren matetapmuca, eren maescesa", ihim aeres in. (11) Eren jipit cowak ajirimtapmores in, ow mate. (12) Eren tepkurueres, ci anisajeres in.

Перевод

(1) Овпачак, Човутпачак (жили). (2) Их сын был Мивирпич. (3) Они были предки народа Майит [одна из групп, говорящих на языке асмат]. (4) Ночью илистые отмели были сухими, было jiwi mu. (5) Ночью, когда илистые отмели были сухими, вся деревня пошла вниз по реке ловить рыбу ser. (6) И Мивирпич, сын Овпачака и Човутпачак, пошел ночью с ними, (7) Ночью он тоже пошел вниз по реке, отмели были сухими, и они пошли на отмели ловить крабов в иле. (8) Все утро они ловили крабов. (9) Пока они ловили крабов, начался прилив. (10) "Теперь кончим, прилив начинает подниматься; пошлем кого-нибудь вверх по реке кликнуть людей; они должны прийти сюда", - закричали они. (11) Они послали человека вверх по реке позвать людей. (12) Там, вверху но течению, они согласились, и все они сели в каноэ.

Комментарии

(1) Вольным переводом было бы "Жили-были Овпачак и Човутпачак". Употребление имени в абсолютной форме соответствует предложению с экзистенциальным значением. Отрицание выражается постпозицией частицы opak 'нет': amas opak 'саго нет'.
(2) а (-ar перед согласным следующего слова) - притяжательное местоимение 3-го лица; tiw 'сын'. Аппозиция служит здесь, видимо, не для выражения предикативной функции, а соединяет два экзистенциальных высказывания: их сын (был), Мивирпич (был).
(3) nucur 'старый, древний'; ow nucur 'предок, предки'; Majit nucur идиоматически тождественно ow nucur; in - показатель неаутентичности высказывания: "говорят...",
(4) se 'ил'; caka 'заводь'; jesmar < ees 'делать что-то или происходить ночью'; jiwu mu 'время года в феврале-марте, когда вода по ночам стоит низко'; jesmar - форма настоящего или только что прошедшего прогрессива со значением нейтрального наклонения. "Только что прошедшее" в языке асмат - это время, обозначающее то, что случилось в день рассказа, но раньше его, или, напротив, так давно, что точное время неизвестно (как в нашем случае). Промежуток между бесконечностью и. вчерашним днем включительно обозначается другим глагольным суффиксом. Прогрессив - одна из видовых форм наряду с хабитуальной (обычной) формой предшествования и формой перфективности: ее можно считать нейтральной видовой формой. "Нейтральное наклонение" соответствует одной из двух парадигм, возможных в каждой из видовых и временных "клеток": ненейтральная парадигма имеет помимо объективного значение эмфазы: no atakam atawmopokom 'о, вы говорите обо мне!' при atakam atawmokom 'вы говорите обо мне'. Наконец, форма на -mar обозначает 3-е лицо субъекта и 3-е лицо, в пользу которого направлено действие (т. е. в сущности возвратный характер действия). Далее, сочетание двух имен se + caka имеет значение атрибутивного сочетания "илистые заводи"; все предложение в целом переводится: 'илистые заводи + становились ночью', т. е. 'ночью заводи становились из затопленных водой мелкими'. Jiwu mu - экзистенциальное высказывание: оно паратактически присоединено к первому, хотя по смыслу явно имеет место причинное отношение (...потому что...).
(5) ci 'каноэ'; ser 'рыба сер'; mokokom < okokom 'ловить рыбу определенным способом'; sen 'внизу по течению'; cowak 'все, весь'; awuamsesmar < wuamses 'выходить из дому ночью со многими людьми'; mokokom форма желательности или намерения: 'чтобы'; awuamsesmar - форма прогрессива, морфологически тождественная рассмотренной выше. Таким образом, буквальный перевод предложения будет, за исключением слова ci, следующим: 'Когда ночью отмели стали илистыми, рыбу сер чтобы ловить внизу по течению, совокупно (= все) ночью из дому со множеством людей отправились, говорят'; ci, вероятнее всего, является именем в атрибутивной функции (ловить рыбу способом каноэ - это соответствует сущности самого способа), по с полной уверенностью этого сказать нельзя.
(6) am 'и, также'; mare 'и вот', 'then'; erem 'ночью'; ajamuwesmar < amuwes 'тоже отбыть ночью при помощи каноэ': 'Овпачак и Човутпачак, их сын Мивирпич также вот ночью (на каноэ с ними отбыл), говорят'.
(7) amtakesrnar < amtakes 'также спуститься ночью по течению'; ре 'вид краба'; makan < akan 'ловить (крабов) для еды'; ajiemeres < ajiem 'шагать во время какого-то действия'. Это - форма прогрессива, более глубокого прошедшего (здесь служит просто для consecutio temporum); субъект 3-го л. мн. ч., объект 3-го л. ед. ч. Таким образом, буквальный перевод таков: 'Ночью он также спустился вниз по течению, ночью отмели стали илистыми, отмельных крабов чтобы ловить, вот на отмели они направились (раньше), говорят'. Число объекта не выражено (= ед. ч.).
(8) akitmes < akit; pe akit 'ловить крабов утром'; форма прогрессива, недавно прошедшего, 3-е л. мн. ч. субъекта, 3-е л. ед. ч, объекта. Перевод: 'Они ловили все утро крабов, говорят'.
(9) pu mu 'высокая вода, прилив'; am 'и вот...'; akonawor < okonaw 'двисаться на берег': форма глубокого прошедшего (по consecutio ternporum). Буквальный перевод: 'Они ловили все утро крабов, и вот прилив надвинулся, говорят'.
(10) marewa < marev = mariw 'готовый, законченный, сделанный', форма на -а обозначает продолженность обозначенного словом состояния, т. е. 'находится в состоянии готовности'. Здесь слово употреблено в наречной функции: "давайте кончать"; atewermara < atewermar (та же форма) < tewer 'подыматься (о приливе)'; jaka 'здесь'; eren 'вверх по течению; matetapmuca = matetapmuc < atetapom 'послать кого-либо вверх по течению за людьми'. Это еще не встречавшаяся нам форма императива: "пошли (пошлите)"; maescesa < maesces < es 'идти к, прийти': форма 3-го л. мн, ч. кондиционалиса, имеющая, однако (благодаря префиксу ma-), значение императивности, вернее, приказа: "пусть..."; inim 'так'; aeres < e 'говорить', форма глубокого прошедшего. Буквальный перевод: "Давайте кончать, прилив поднимается, отсюда вверх по течению пошлите кого-нибудь за людьми, пусть они придут", - так они сказали, говорят'.
(11) jipit = jipic 'человек'; ajirimtapmores < jirimtapom 'посылать вверх но течению': форма глубокого прошедшего, 3-е л. мн. ч. субъекта, 3-е л. ед. ч. объекта; mate < ate 'звать', форма со значением намерения. Известное нам слово cowak здесь употребляется в смысле "один". Буквальный перевод: 'Вверх по течению человека одного они послали, говорят, людей чтобы позвать'.
(12) tepkurueres < tepkuru 'достичь согласия вверху по течению' (3-е л. мн. ч., глубокое прошедшее); anisajeres < nisaj 'сесть в каноэ (о множестве людей)'. Перевод: 'Вверху по течению они согласились, в каноэ сели, говорят'.

II. Насиои

Язык насиои (II тыс. говорящих) распространен на о-ве Бугенвиль (Австралийские Соломоновы Острова). Текст дается по кн.: С. Hurd and Ph. Hurd, Nasioi Language Course, Port Moresby, 1966. Грамматические введения о языке насиои можно найти в статье тех же авторов "Nasioi verbs" ("Oceanic Linguistics", vol. IX, 1970, № 1).

Текст

(1) Poodoq nkanaa adeq oton? (2) Peedaboda mmaduin. (3) Nnaan-e taaman abuaduioq mmaduin deeqma. (4) Poodoq todoadako daq taaman abeain! (5) Tenan poodoq todoadako deekoq nudin-e taaman abuain. (6) Daudim todoadabainan tikuduuq-keta naueain. (7) Keqmaakiq-keta tikuduuq tipuioq temuq nin-e oampaq. (8) Nin-e oamidaiqnan-e nauampain.

Перевод

(1) Где моя свинья? (2) Она была голодна и вот убежала. (3) Я думаю, моя жена не давала ей корма, и вот она убежала. (4) Когда твоя свинья вернется, корми ее сам! (5) Теперь, если свинья вернется, мой сын будет кормить ее. (6) После того, как твой сын вернется из школы, скажи ему. (7) Я не видел его долго, после того как он ушел из школы вчера. (8) Когда я его увижу, я ему скажу.

Комментарий

(1) poodoq 'свинья'; в сочетании с атрибутом: poodoq mutukan 'черная свинья'; nkanaa 'мой, моя'; adeq 'где'; oton 'он, она, оно есть, ты есть'. Буквальный перевод: 'Свинья моя, где она есть?'.
(2) peedaboda < peeda 'быть голодным' = основа + bo (показатель 3-го л. ед. ч.) + dа (редуцированная форма от daiqnan - показатель дополнительного действия, осуществляемого тем же субъектом, типа деепричастия); mmaduin < mmad 'убегать прочь' (основа) + u (показатель 3-го л. или 2-го л.) + in (показатель настоящего законченного времени). Перевод: 'Будучи голодной, она убежала'.
(3) nnaan 'моя жена' = nn 'мой' + aan 'жена' (ср. daq-aan 'твоя жена'), -е - показатель действующего лица; taaman 'корм'; abuaduioq = a 'давать' + b (показатель косвенного объекта: тебе, ему и т. д.) + u (показатель 3-го или 2-го л. субъекта) + adu (показатель отрицания) + ioq (соединительный элемент, употребляемый только с глаголом, обозначающим прошедшее действие); deeqma 'вероятно'. Буквальный перевод: 'Я думаю (вероятно), моя жена корм ей она не давала, и вот она убежала'.
(4) todoadako < todo 'возвращаться' = основа + а (показатель рефлексивности, т. е. тождества субъекта и объекта) + da (показатель ед. ч. при возвратных глаголах) + kо 'когда'; daq 'ты'; abeain = a 'давать' (основа) + b (показатель косвенного объекта) + е (показатель 2-го л.) + ain (показатель будущего или императива), Перевод: 'когда свинья вернется, ты корм ей давай!' (или: ей будешь давать!).
(5) tenan, 'когда'; deekoq 'если' (употребляется только относительно будущих действий); nudin 'мой сын' (ср. -udin 'сын'). Буквальный перевод: 'когда свинья вернется, если (это случится), мой сын корм давать ей будет'.
(6) daudin 'твои сын'; todoadabainan = todo 'возвращаться' + а (показатель рефлексивности) + dab (показатель единичности) + ai (показатель будущего времени) + nan (показатель временной локализации, употребляемый дли будущих действий, если за ним следует глагол с другим субъектом); tikuduuq 'школа'; -keta 'из'; naneain = nas 'сказать'+ е (показатель 2-го л. ед. ч.) + ain (показатель императива). Перевод: 'Твой сын, когда вернется из школы, скажи ему'.
(7) Keqmaakiq 'вчера'; tipuioq = ti 'оставлять' + p (показатель 3-го л. объекта) + u (показатель 2-го л. или 3-го л. субъекта) + ioq (см. предложение 3); temuq 'долгое время'; nin-e 'я'; oampaq = о 'видеть' + amp (показатель 1-го л, субъекта) + а (показатель отрицания в настоящем). Буквальный перевод: 'Вчера из школы (обратить внимание на инверсию показателя keta!) он (после того как) пришел, долгое время я его не вижу'.
(8) Oamidaiqnane = o 'видеть' + am (1-е л. субъекта) + idaiqnan (деепричастный показатель) + е. Последний показатель здесь употреблен для обозначения того, что разговор закончен и ожидается его продолжение; nauampain = nau 'сказать' + amp (1-е л. субъекта) + ain (показатель будущего), Буквальный перевод: 'Я, увидя, скажу'.

III. Абелам (диалект восера)

На языке абелам - самом крупном из языков группы нду - говорит, по данным на 1958-1959 гг., 29 тыс. человек. Он распространен по нижнему течению р. Сепик в Австралийской Новой Гвинее, Текст дается по кн.: D. С. Laycock, The Ndu Language Family, Canberra, 1965.

Текст

(1) nAne gay-bА kwa-nAne-n. (2) kwa-y kwy kwa-y yawy yAke taw'-nAne-n. (3) yawy tamy-nAne-n. (4) yawy tamy-Ay kA kwA-nAne-n. (5) kA kwA-y kA va-y gay-bA war-Ay caky-nA.ne-n. (6) gay-bA war-Ay caky-nA-gA sistEr fatEr dawle y-dAre-n. (7) dawl y-Ay nAne kA dw wAlA dakwA wAlA piksa kera-dAre-n. (8) piksa kera-y yale-dAre-n mawkety-t. (9) Em tasol.

Перевод

(1) Мы спали (оставались) в деревне. (2) И вот мы (стали) рубить кустарник, чтобы сделать огород. (3) Мы готовили огород. (4) Приготовив огород, мы посадили мами (вид ямса). (5) Мы посадили мами, затем мы собрали их, поднялись вверх и поместили их в деревне рядами. (6) Когда мы поднялись вверх и поместили их в деревне, сестры (монахини) и отец (священник) спустились вниз (из миссии в деревню), (7) Они спустились и сделали картины (фотографии) нашего мами, также мужчин и женщин. (8) Они сделали фотографии и потом ушли в Маукети (другая деревня). (9) Это все.

Комментарий

(1) nAne 'мы'; gay 'деревня'; bА - постфикс-локализатор; kwanAnen = kwa 'спать' + nAne (показатель субъекта 1-го л. мн. ч.) + n (показатель прошедшего времени). Перевод: 'Мы в деревне спали'.
(2) kwa-y - форма медиального глагола типа деепричастия; kwy - неясная форма; yawy 'огород'; уА 'делать'; ke - показатель цели, 'чтобы'; taw 'рубить, резать'. Буквальный перевод: 'Спали мы, спали, (и затем) огород делать чтобы мы рубили (кустарник)'.
(3) tamy 'делать, готовить'. Буквальный перевод: 'Огород мы готовили'.
(4) tamy-Ay: форма "деепричастия"; kA 'ямс' (сорта мами); kwA 'сажать'. Перевод: 'Огород подготовив, мами мы сажали',
(5) va 'копать', здесь "собирать 'ямс'; war 'подниматься вверх' (из долины в горы); caky 'выстраивать в ряды'. Буквальный перевод: 'Мами посадив, мами собрав (естественно, между этими событиями прошло известное время!), в деревне, поднявшись, мы (их) в ряды выстроили'.
(6) caky-nA-gA: основа + показатель 1-го л. мн. ч. + показатель медиального глагола (употребляющийся, если следующий за данным глагол: а) не в будущем времени и не в императиве; б) обозначает действие более позднее или следующее из описываемого; в) обычно если он имеет другой субъект); sistEr fatEr - оба слова заимствованы из неомелапезийского. То, что в слове sistEr множественность не выражена, обычно для абелам: takw 'женщина' и 'женщины'. Так же обычна и аппозиция для обозначения сочинительной связи: wAny bale wAny acА waryAber 'эта собака (и) эта свинья (они двое) дерутся'; dawl 'вниз'; y-dAre-n 'они пришли'. Эта форма показывает, что монахинь было много-иначе был бы употреблен показатель bere. Буквальный перевод: 'В деревне, поднявшись, (мами) в ряды когда мы выстроили, монахини и священник вниз они спустились'.
(7) nAne kA - пример посессивного употребления личного местоимения: мы + мами = наше мами; dw 'мужчина', 'мужчины'; dakwA = takwA 'женщина, женщины'; wAlA 'также'; piksa 'фотография' (picture) - заимствование из неомеланезийского, здесь, как видно по смыслу, во множественном числе. Начиная со слова nAne и до piksa это все - единая атрибутивная конструкция: "фотографии того-то и тех-то"; kera 'снимать'. Буквальный перевод: 'Вниз спустившись, нашего мами и мужчин и женщин фотографии они сняли';
(8) -t - показатель направления. Остальные слова и морфемы известны, Буквальный перевод: 'Фотографии сняв, они поднялись в Маукети'.
(9) Emtasol - тоже заимствование из неомеланезийского: "and that's all".
 

Примечания

1. По традиции считается, что исходное малайское слово papoewah или poewah-poewah означает 'курчавый'. Однако, как любезно сообщил нам Ю. Х. Сирк, словари малайского языка такого слова не дают (только 'папуас', за исключением словаря П. Пойнаппеля [J. Pynappel - 1863, стр. 159]. Более вероятна другая этимология, даваемая тем же словарем, - от малайско-полинезийского (локализуемого автором словаря неточно) poewa 'восток' (т. е. 'восточные люди').

2. Политический статус рассматриваемых территорий следующий: до последнего времени юго-восточная часть острова под названием Папуа (центр - Порт-Морсби) принадлежала Австралии. Что касается его северо-восточной части, называемой Новой Гвинеей, то это бывшая (до первой мировой войны) колония Германии, после Версальского мира переданная под мандат, а позже под опеку Австралии. Архипелаг Бисмарка и о-ва Бугенвиль тоже относились к опекаемым Австралией территориям. В 1949 г. был создан так называемый административный союз Папуа - Новая Гвинея. В послевоенные годы на территории Папуа - Новой Гвинеи широко развернулось национально-освободительное движение. В настоящее время Папуа - Новая Гвинея стала самоуправляющейся территорией, однако вплоть до предоставления стране полной независимости контроль над ее внешней политикой и обороной будет осуществлять Австралия.

3. Сейчас произведены некоторые изменения в административном делении (округ Сепик разделен на Западный Сепик, Восточный Сепик; из Восточного Нагорья выделен округ Чимбу). Однако следует иметь в виду, что основная литература по папуасским языкам опубликована до введения нового деления.

4. Основным источником по генетическим связям языков Новой Гвинеи, а также по локализации отдельных семей и групп и численности народов являются обзорные работы А. Кэпелла и С. Вурма (см. в конце книги список литературы), особенно статья [Wurm - 1970б].

5. Классификация дается по Вурму: [Wurm - 1970б, 548-551]. В ее основу Вурмом положены лексико-статистические данные (см. ниже]. Здесь и далее языки считались принадлежащими к одной семье, если лексикостатистический индекс близости превосходил 28%; к одной надсемье, если он был 12-20%; к одной филе, если он был 5-12%.

6. А. Кэпелл в своих последних публикациях считает более или менее твердо установленным существование 13 языковых общностей. Это: а) языки Нагорья (первая фила); б) языки п-ова Юон во главе с кате (вторая фила); в) группа (семья?) бинандере; г) языки кукукуку; д) языки койари; е) языки ок и оксапмин; ж) языки киваи; з) языки тоарипи; и) языки дем-ндани-ухундуни; к) языки экаги-водани-мони; л) языки каморо-семпан-асмат; м) семья нду; н) языки юго-восточной части о-ва Бугенвиль [Capell - 1969, 66].

7. Так, о языке дем имеется лишь один источник - четырехстраничная заметка, содержащая в основном тексты.

8. Мы имеем в виду меланезийские языки. Что касается языков индонезийских, то их статус не вызывает сомнения. Крупнейшие из них - нумфор (ок. 40 тыс.), вондана (ок. 10 тыс.) и варопен. Все распространены в Западном Ириане.

9. Ср.: Wurm - 1965; Wurm and Laycock - 1961, и мн. др. В частности, языки Нагорья считались принадлежащими к одной семье, если совпадали от 28 до 81%. При совпадении 12-28% языки считались принадлежащими к "надсемье".

10. Перечислим здесь еще раз языки и группы близкородственных языков и диалектов, на каждом из которых говорит не менее 10 тыс. человек. Это - сиане, асаро, бенабада, камано (около 40 тыс.), йагариа, форе, гими, хаген (60 тыс.), гавигл, вахги (около 40 тыс.), чимбу (60 тыс.), гумине, элимбари, энга (110 тыс.), хули (54 тыс.), менди, кева (40 тыс.), виру, карам, набак, тимбе, фуйуге, эваге, орокаива, асмат, авйу, нгалум, керева, экаги, мони, абелам, боикен, капау, арапеш, тоарипи, насиои.

11. Бутинов - 1968, 27-28. Это, кстати, неверно и фактически: такие попытки, конечно были.

12. "Сказанное выше могло бы привести к выводу, что число различных языков на Новой Гвинее оказалось меньше, чем это представлялось ранее. Однако стало совершенно ясно, что скорее верно обратное утверждение" (Wurm - 1960, 129].

13. Характерно, что в обзорной статье, опубликованной в сб. "Linguistics in Oceania", Лэйкок и Форхуве недвусмысленно указывают на неправоту Н. А. Бутинова в данном пункте и обвиняют его в априорном подходе (Laycock and Vorhoeve - 1970, 522]. Эти авторы приходят к неутешительному выводу, что "чем больше становятся группы (родственных языков), тем более различными оказываются оставшиеся" (стр. 524).

14. [Bunn and Scott - 1962, 6]. См. также [Schlesier - 1961, 553]. Этот факт был отмечен и ранее, но Н. А. Бутинов по совершенно непонятным причинам его отрицает [Бутинов - 1962а, 143].

15. В частности, он один из трех официальных языков, на которых проходят заседания законодательного совета Новой Гвинеи, созданного в 1964 г. и в основном назначаемого правительством (другие два - английский и моту). См. [Baker - 1966, 327]. Помимо "официального" употребления, английский язык принят как родной лишь в небольшой группе жителей Порт-Морсби и Рабаула, получивших высшее или среднее образование на этом языке [Laycock - I970, 890].

16. См. [Hall - 1966, XIII; Hooley - 1962, 116]. По последним данным, неомеланезийский является родным примерно для 10 тыс. человек [Wurm - 1970б, 1010; Wolfers - 1971].

17. Специалисты считают, что для того чтобы, например, охватить радиовещанием большинство коренного населения, необходимо 30-40 языков [McKey - 1967, 32]. Думается, что на данном этапе это нереально.

18. Здесь, правда, надо сделать ссылку на то, что информация об этом идет в основном из индонезийских источников.

19. Van der Voen - 1915; Capell - 1944; Boelaars - 1950. Того же мнения придерживаются Ч. Лоукотка, Г. Кован, Й. Ансо и, хотя и с оговорками, даже С. Вурм, привлекающий лексико-статистические данные Г. Кована. Эти последние дают, однако, весьма низкий процент общности (2-10%) и к тому же, по словам Вурма, не заслуживают доверия.

20. В качестве источников использованы следующие работы: Luzbetak - 1956; Nicholson - 1962; Voorhoeve - 1965; Laycock - 1965; Wurm - 1964б. Здесь и далее мы по техническим причинам используем транскрипцию, несколько отличную от принятой в зарубежных изданиях. В частности, звуки типа русского"ш" передаются всюду как sh, мягкость обозначается апострофом, задненёбные носовые передаются как ng. Встречающийся в языках гадсуп, абелам и др. звук, обозначаемый обычно так называемой крышечкой, передается нами через А прописное. Звук языка абелам, обычно обозначаемый знаком "шва", передается через "е", а звук, обозначаемый "е", - через Е прописное.

21. См. об этих аспектах фонетики папуасских языков [Е. Pike - 1964].

22. Фонологические тоны характерны кроме перечисленных для ряд языков Нагорья, семьи гоилала, семьи ок, языков оксапмин, фасу, экаги, мони, ухундуни, телефол, ванимо, ско.

23. Тумаркин - 1969, 80. Впрочем, и сейчас в этих школах учится всего 20% учеников против 80% в миссионерских [S. Wurm - 1970a, 1030].

24. Wurm - 1966. Того же мнения - о необходимости начинать обучение непременно на родном языке - придерживается А. Кэпелл [Capell - 1969, 17].

25. Однако обучение грамоте на родном языке, как указывает австралийский педагог-коммунист Дж. Купер, очень важно для ликвидации неграмотности среди взрослых, см. [Cooper - 1967, 63].

26. Миклухо-Маклай - 1951. Ср. в этой связи интересную брошюру [Healey - 1964а]. Кстати, интересно, что в своих записях Маклай, по свидетельству А. Ханке, не избежал описанных им ошибок, хотя их и немного.

27. См. об этом также [Baker - 1966, 332-335, "Тайные языки на Новой Гвинее"].

28. Этого не понял А. Ханке, писавший: "Неясно, какое отношение имеет это растение к тайному языку" [Hanke - 1909, 76]. Мы опираемся здесь на приводимые им данные.

29. По мнению Ю. X. Сирка (устное сообщение), папуасские языки можно разделить в этом отношении на три группы: а) языки, выражающие в глаголе и субъектно-объектные, и видо-временные, модальные и т. п. оттенки; б) языки без показателей субъекта и объекта, но выражающие время-вид, наклонение и т. п.; в) языки без синтетического спряжения, пользующиеся служебными частицами.

30. О различных типах сочетания этих морф см. [Capell -1969]. Мы не приводим здесь классификации Кэпелла, так как она чрезвычайно сложна и детализирована и в то же время не дает необходимого для данной книги общего представления о специфике папуасских языков.

31. Характерна оговорка Н. А. Бутинова и Ю. М. Лихтенберг о том, то папуасский глагол включает в себя "показатели места, времени, образа действия и даже (!), если глагол переходный, показатель местоименного объекта" [Бутинов и Лихтенберг - 1956, 379]. Объектные показатели могут выступать в папуасском глаголе как в самостоятельной функции (и переводятся тогда как 'его', 'их', 'меня' и т. п.), так и дублируя синтаксически выраженный объект. Подробно обо всех этих вариантах см.[Capell - 1969].

32. Едва ли в одном суффиксе объединяются антонимичные значения: видимо, дело в различной внутренней ориентированности грамматической категории. Для нас усиление качества ассоциируется с увеличением размера: у носителя языка асмат - наоборот. Подобные факты были известны и ранее. Например, русский, стремясь выразить интенсивность действия или сильную степень выраженности того или иного качества, непроизвольно понижает тон. Но в языках Африки, например эве, йоруба, интенсивность, или сильная выраженность качества, систематически обозначается повышением тона: эве na3naa3 'сладко', na1naa1 'очень сладко'. В прилагательном (точнее - имени) языка асмат есть, правда, специальный суффикс для обозначения ограниченной степени качества: awut 'большой' - awutpicim 'довольно большой'.

33. Грамматические классы имеются, в частности, в языках маринд, авйу, якаи, бвадии, кати, мони (Западный Ириан) и в сравнительно немногочисленных языках восточной части острова (валман, семья гоилала, языки верхнего течения Сепика, языки п-ова Юон, языки нду, баининг, монумбо, арапеш и др.).

34. Это, однако, скорее синтаксические или семантико-синтаксические, чем морфологические классы. Вообще грамматические классы в папуасских языках, как правило, имеют согласовательный характер. Но см. ниже о языке баининг.

35. Его попутно отметили лишь два автора, занимавшихся проблемой местоимений в папуасских языках, из работ которых мы и взяли эти таблицы [Pence - 1968; Boxwell - 1967].

36. Крыса здесь - герой сказки и поэтому выступает как "лицо".

37. Видимо, можно разграничивать здесь собственно экзистенциальные (имеется...) и дескриптивные (это...) конструкции. Во всяком случае, в некоторых языках они выражаются различно. Например, в тоарипи собственно экзистенциальные конструкции включают связку, а дескриптивные - строятся без глагольного предиката: vavaea rovala reha 'корабль большой это'. Но различие этих конструкций для папуасских языков в целом нехарактерно.

38. В плане возможной эргативности интересен язык каморо, ср. [Capell - 1969, 10].

39. Healey - 1954; Healey - 1956; Healey - 1965; Healey - 1966, ср. также Healey - 1962; Healey - 1964a.

40. Мы иллюстрируем ее на примере все того же глагола boko(baka) 'говорить'.

41. Говоря о подклассах и группах внутри них, мы (вслед за Хили) опираемся на соображения, связанные с возможностью употребления имен данного подкласса (группы) в определенной синтаксической позиции. Система же позиций, как явствует и из нашего изложения, очень сложна, что дает возможность весьма дробной классификации.

Примечания

Бутинов - 1956 - Н. А. Бутинов, Происхождение и этнический состав. Происхождение народов Океании, - "Народы Австралии и Океании", М., 1956.
Бутинов - 1957 - Н. А. Бутинов, Западный Ириан, - "Советская этнография", 1957, № 4.
Бутинов - 1962а - Н. А. Бутинов, Происхождение и этнический состав коренного населения Новой Гвинеи, - "Труды ИЭ АН СССР", т. 80, М.-Л., 1962.
Бутинов - 1962б - Н. А. Бутинов, Этнолингвистические группы на Новой Гвинее, - "Советская этнография", 1962, № 3.
Бутинов - 1968 - Н. А. Бутинов, Папуасы Новой Гвинеи, М., 1968.
Бутинов и Лихтенберг - 1956 - Н. А. Бутинов, Ю. М. Лихтенберг, Языки народов Меланезии, - "Народы Австралии и Океании", М, 1956.
Бунак и Токарев - 1951 - В. В. Бунак, С. А. Токарев, Проблема заселения Австралии и Океании, - "Происхождение человека и древнее расселение человечества", М., 1951.
Варшавский - 1968 - С. Р. Варшавский, Легенда о топоре, - "Русская речь", 1968, № 6.
Иванченко - 1966 - А. Иванченко, Неумирающий Маклай, - "Литературная Россия", 1966, № 1.
Коротков - 1968 - Н. Н - Коротков, Основные особенности морфологического строя китайского языка, М., 1968.
Леонтьев - 1963 - А. А. Леонтьев. Возникновение и первоначальное развитие языка, М., 1963.
Лихтенберг - 1962 - Ю. М. Лихтенберг, Система родства папуасов Новой Гвинеи, - "Труды ИЭ АН СССР", т. 80, М.-Л., 1962.
Миклухо-Маклай - 1951 - Н. Н. Миклухо-Маклай, Собрание сочинений, т. III, ч. 1, М.-Л, 1951.
Морозов - 1967 - С. Н. Морозов, Австралийский колониализм, М., 1967.
Пучков - 1967а - П. И. Пучков, Население Океании, М., 1967.
Пучков - 1967б - П. И. Пучков, Системы классификации океанийских языков и этнолингвистическая классификация народов Океании, - сб. "Языки Юго-Восточной Азии", М., 1967.
Толстов - 1950 - С. П. Толстов. Значение трудов И. В. Сталина по вопросам языкознания для развития советской этнографии, - "Советская этнография", 1950, № 4.
Тумаркин - 1969 - Д. Д. Тумаркин, Просвещение в Папуа-Новой Гвинее, - "Советская этнография", 1969, №6.
Численность - 1967 - "Численность и расселение народов мира", М., 1967.
Шеворошкин - 1969 - В. В. Шеворошкин, Звуковые цепи в языках мира, М., 1969.
Baker - 1966 - S. J. Baker, The Australian Language, 2-nd ed., Svdney, 1966.
Bee - 1965 - D. Bee, Comparative and Historical Problems in East New Guinea Highlands Languages, Canberra, 1965.
Bee and Pence - 1962 - D. Bee, A. Pence, Toward Standardization of a Survey Word List for Papua and New Guinea, - "Studies in New Guinea Linguistics", Canberra, 1962.
Bibliography - 1966 - Bibliography of the Summer Institute of Linguistics. New Guinea Branch, Ukarumpa, 1966.
Bibliography - 1968 - Bibliography of the Summer Institute of Linguistics, Santa Ana, 1968.
Boelaars - 1950 - J. Н. М. С. Воеlааrs, The Linguistic Position of Southwestern New Guinea, Leiden, 1950.
Boxwell - 1967 - М. Воxwеll, Wen Pronoun System, - "Linguistics", vol. 29, 1967.
Bunn and Scott - 1963 - G. Вunn, G. Sсоll, Languages of the Mount-Hagen Sub-District, Port Moresby, 1963.
Capell - 1940 - A. Сареll, Language Study for New Guinea Students, - "Oceania", vol. 11, 1940.
Capell - 1944 - А. Сареll, Peoples and Languages of Timor, - "Oceania", vol. 14, 1944, № 3.
Capell - 1962a - A. Capell, A Linguistic Survey of the Soulh-Western Pacific, 2-nd ed,, Noumea, 1962.
Capell - 1962б - A. Capell, A New Approach to Australian Unguistics, Sydney, 1962.
Capell - 1962в - A. Capell, The Techniques of Structure Statistics, - "Oceania", vol. 33, 1962, № 1.
Capell - 1969 - A. Capell, A Survey of New Guinea Languages, Sydney, 1969.
Cowan - 1953 - H. K. J. Соwan, Voorlopige resultaten van een ambtelijk taalonderzoek in Nieuw-Guinea, The Hague, 1953.
Cowan - 1959 - Н. К. J. Соwan. La classification des langues papoues, - "Anthropos", vol. 54, 1959, f. 5-6.
Cоореr - 1967 - J. Cooper, Education in New Guinea, - "Australian Left Review", 1967, № 2.
Deibler a. Trefry - 1953 - E. DeibIer, D. Тrеfrу, A Report: Languages of the Chimbu Sub-District, Port Moresby, 1953.
Franklin a. Franklin - 1962 - К. and J. Franklin, The Kewa Counting Systems, - "Journal of the Polinesian Society", vol. 72, 1962, № 2.
Galis - 1955-1956 - K. W. Galis, Talen en dialecten van Nederiands Nieuw-Guinea, - "Tijdschrift "Nieuw Guinea"", vol. 16, 1955-1956.
Galis - 1960 - К. W. Galis, Telsystemen in Nederiands Nieuw-Guinca, - "Nieuw Guinea Studien", vol. 4, 1960.
Greenberg - 1970 - J. Greenberg, The Indo-Pacific Hypothesis, - "Linguistics in Oceania", The Hague-Paris, 1970.
Hall - 1966 - R. Hall, Pidgin and Creole Languages, Ithaca, 1966.
Hanke - 1909 - A. Hanke, Grammatik und Vokabularium der Bongu-Sprache. Berlin, 1909.
Healey - 1954 - Ph. Healey, Telefol Quotative Clauses, - "Papers in New Guinea Linguistics", Canberra, 1954.
Healey - 1956 - Ph. Healeу, Telefol Verb Phrases, Telefol Clause Structure, - "Papers in New Guinea Linguistics", Canberra, 1956.
Healey - 1962 - A. Healey, Linguistic Aspects of Telefol Kinship Terminology, - "Anthropological Linguistics", vol. 4, 1962, № 7.
Healey - 1964a - A. Healey, Telefol Phonology, Canberra, 1964.
Healey - 1964б - A. Healey, Handling Unsophisticated Linguistic Informants, Canberra, 1964.
Healey - 1965 - Ph. Healey, Telefol Noun Phrases, Canberra, 1965.
Healey - 1966 - Ph. Healey, Levels and Chaining in Telefol Sentences. Canberra, 1966.
Hollyman - 1960 - К. J. Hollyman, A Checklist of Oceania Languages, Auckland, 1960.
Hooley - 1962 - B. A. Hooley, Transformations in Neomelanesian, - "Oceania", vol. 33, 1962, № 2.
Hooley - 1968 - В. А. Нооlеу, SIL Research in New Guinea, - "Kivung", vol. I, 1968, № 2.
Kluge - 1938 - Th. Кluge, Die Zahlbergnffe der Australier, Papua undi Bantuneger, Berlin, 1938.
Kluge - 1942 - Th. Кluge, Volker und Sprachen von Neu-Guinea, - "Petermanns Mitteilungen", Bd 88, 1962.
Laycock - 1965 - D. C. Laycock, The Ndu Language Family, Canberra, 1965.
Laycock - 1966 - D. С. Laycock, Papuans and Pidgins: Aspects of Bilingualism in New Guinea, - "Те Reo", vol. 9, 1966.
Laycock - 1970 - D. С. Laycock, English and other Germanic Languages, - "Lunguistics in Oceania", The Hague-Paris,1970.
Laycock a. Vorhoeve - 1970 - D. C. Laycock, C. L. Vorhoeve, History of Research in Papuan Languages, - "Linguistics in Oceania", The Hague-Paris, 1970.
Linguistics in Oceania - 1970 - "Current Trends in Linguistics. 8. Linguistics in Oceania", The Hague-Paris, 1970.
Loukotka - 1952 - C. Lоukоtka, Les langues papoues, - "Les langues di| rnonde", 2-me ed., Paris, 1952.
Loukotka - 1953 - C. Loukotka, Papuanske reci v dile N. N. Miklucho-Maklaje, - "Ceskoslovenska etnografie", vol. I, 1953. № 1.
Loukotka - 1957 - C. Loukotka, Classification des langues papoues, - "Lingua Posnaniensis", VI, Poznan, 1957.
Luzbetak - 1956 - L. J. Luzbetak, Middle Wahgi Phonology, Sydney, 1956.
McElhanon - 1971 - K. A. McElhanon, Classifying New Guinea Languages, - "Anthropos", vol. 66, 1971.
McKaughan - 1964 - H. McKaughan, A Study of Divergence in Four New Guinea Languages, - "American Anthropologist", vol. 66, 1964, № 4, p. 2.
McKey - 1967 - J. K. McKey, Administration Broadcasting in Papua and New Guinea, - "Australian Territories", vol. 7, 1967, № 1-3.
Milewski - 1948 - Т. Milewski, Zarys jezykoznawstwa ogolnego, cz. II, z. 2, Lublin-Krakow, 1948.
Milewski - 1965 - T. Milewski, Jezykoznawstwo, Warszawa, 1965.
Muller - 1876-77 - F. Muller, Grundriss der Sprachwissenschaft, Bd I, Wien, 1876-1877.
New Guinea Languages - 1955 - New Guinea Languages (Map), Port Moresby, 1955.
Nicholson - 1962 - R. and R. Niсhоlsоn, Fore Phonemes and their Interpretation, - "Studies in New Guinea Linguistics", Canberra, 1962.
Pence - 1968 - A. R. Pence, Analysis of Kunimaipa Pronouns, - "Kivung", vol. 1, 1968, № 2.
Pike - 1963 - K. L. Pike, G. Scott, Pitch Accent and Non-Accented Phrases in Fore (New Guinea), - "Zeitschrift fur Phonetik, Sprachwissenschaft und Kommunikationsforschung", Bd 16, 1963, H. 1-3.
Pike - 1964 - Е. V. Pike, The Phonology of New Guinea Highlands Languages, - "American Anthropologist", vol. 6, 1964, № 4.
Pynappel - 1863 - J. Pynappel, Maleisch-Nederduitsch woordenbock, 1863.
Ray - 1892 - S. Ray, The Languages of British New Guinea, - "Transactions of the 9-th International Congress of Orientalists", vol. II, London,1892.
Ray - 1927 - S. Ray, The Papuan Languages, - "Festschrift Meinhof". Hamburg, 1927.
Salzner - 1960 - R. Salzner, Sprachenatlas des Indopazifischen Raumes, H. 1-2, Wiesbaden, 1960.
Schlesier - 1961 - E. Schlesier, Uber die Zweisprachigkeit und die Stellung der Zweisprachigen in Melanesien, besonders auf Neuguinea, - "Beitrage zur Volkerforschung. Hans Damm zum 65. Geburtstag, Berlin, 1961.
Schmidt - 1920 - W. Sсhmidt, Papuasprachen, - "Deutsches Kolonial-Lexikon", Bd III, Leipzig, 1920.
Shafer - 1965 - R. Shafer, Was New Guinea the Graveyard of 100 South Asian and Pacific Cultures?, - "Orbis", t. 14, 1965, № 2.
Trombetti - 1927 - А. Тrombetti, Le lingue dei papue e gl'idiomi dell'Africa, - "Festschrift Meinhof", Hamburg, 1927.
Van der Voon - 1915 - H. van der Voon, De Noord-Halmahera'se taalgroep tegenover de Austronesiese talen, Leiden, 1915.
Voegelin, Voegelin and Wurm - C. F. Voegelin, F. M. Voegelin, S. Wurm, S. O'Grady, T. Matsuda. Obtaining an Index of Phonological Differentiation from the Construction of Non-Existent Minimax Systems, - IJAL, vol. 29, 1963, № 1.
Voerhoeve - 1965 - С. L. Voerhoeve, The Flamingo Bay Dialect of the Asmat Language, 's-Gravenhage, 1965.
Wolfers - 1971 - E. Wolfers, A Report on Neo-Melanesian, - "Pidginization and Creolization of Languages", ed. by D. Hymes, Cambridge, 1971.
Wurm - 1960 - S. Wurm, The Changing Linguistic. Picture of New Guinea, - "Oceania", vol. 31, 1960, № 1.
Wurm - 1964a - S. Wurm, Motu and Police Motu, - "Papers in New Guinea Linguistics", Canberra, 1964.
Wurm - 1964б - S. Wurm, Phonological Diversifications in Australian New Guinea Highlands Languages, Canberra, 1964.
Wurm - 1965 - S. Wurm, Recent Comparative and Typological Studies in Papuan Languages in Australian New Guinea, - "Lingua", vol, 15, 1965.
Wurm - 1966 - S. Wurm, Language and Literacy, - "New Guinea on the Threshold", Canberra. 1966.
Wurm - 1970a - S. Wurm, Language Policy, Language Engeneering and Literacy, - "Linguistics in Oceania", The Hague-Paris, 1970.
Wurm - 1970б - S. Wurm, The Papuan Linguistic Situation, - "Linguistics in Oceania", The Hague-Paris, 1970.
Wurm - 1972 - S. Wurm, Linguistic Research in Australia, New Guinea and Oceania, - "Linguistics", vol. 87, 1972.
Wurm a. Harris - 1963 - S. Wurm, J. B. Harris, Police Motu, Canberra, 1963.
Wurm a. Laycock - 1962 - S. Wurm, D. C. Laycock, The Question of Language and Dialect in New Guinea, - "Oceania", vol. 32, 1962.

Hosted by uCoz