К ПРОБЛЕМЕ ИЗУЧЕНИЯ ЛИТЕРАТУРНЫХ ЭПОХ: ПОНЯТИЕ РУБЕЖА, ПЕРЕХОДА И ПЕРЕЛОМА
(Литература в диалоге культур-2. Материалы международной научной конференции.
- Ростов-на-Дону, 2004. - С. 12-17)
На вопрос о том, что значит понятие «рубеж эпох», по существу, ответил некогда
академик Д.С. Лихачев в своей статье «Два типа границ между культурами». Позволю
себе пространную цитату: «Понятие границы в культуре несет в себе нечто таинственное.
Что это - полоса общения или, напротив, стена разобщенности? Очевидно - и то,
и другое. Как область наиболее интенсивного общения культур, она знаменует собой
наиболее творческую сферу, где культуры не только обмениваются опытом, но и
ведут диалог, по большей части обогащающий друг друга, но иногда и стремящийся
к сохранению собственной обособленности» [1].
В то же время - это самый общий ответ на вопрос, который в историко-литературном
плане требует существенных уточнений. Ведь ни понятие «эпохи», ни понятие «рубежа,
границы» не обладают устойчивым и однозначным смыслом, тем более что этими понятиями
пользуются и историки, и культурологи, и философы, и литературоведы. В литературоведческом
обиходе мы говорим, например, об эпохе средневековья и эпохе «Серебряного века»,
об эпохе Возрождения и эпохе романтизма, об античной эпохе и пушкинской эпохе,
не всегда отдавая себе отчет в разных объемах, которые приобретает это понятие
в данных и им подобных словосочетаниях. Следовало бы обратить внимание и на
то, что, даже если признать очевидное метафорическое содержание терминов «пушкинская
эпоха» или «Серебряный век» (длительность которого, как известно, гораздо короче
века как историко-хронологической единицы), то все же остается значительное
различие между такими, например, вполне литературоведчески и исторически строгими
понятиями, как «эпоха средневековья» и «эпоха Возрождения», или «XVII век» и
«Новое время». Здесь мы называем, по существу, два типа эпох - цивилизационную,
стоящую в ряду «Античность, Средневековье, Новое время» и т.д., и историко-культурную,
входящую в ряд понятий «Возрождение, XVII век, Просвещение» и т.п.. Ряды пересекаются:
так историко-культурная эпоха Ренессанса являет собой поздний этап большой цивилизационной
эпохи Средневековья [2], а «XVII век» - самостоятельная
историко-культурная эпоха, входящая, вместе с «эпохой Просвещения» и «XIX веком»
в исторически более протяженную эпоху нововременной цивилизации. Соответственно,
различными предстают и рубежи эпох. В самом общем виде их можно дифференцировать
по резкости, интенсивности и темпам историко-культурных изменений на «переломные»
и «переходные». В данном случае эти понятия предлагается понимать не как синонимичные:
перелом - резкое, быстрое, внезапное изменение (сколь бы долго оно подспудно
не вызревало в той или иной культуре), переход - постепенная, медленная, порой
незаметная эволюция. И рубежи историко-литературных эпох дают нам примеры того
и другого: так, граница между Возрождением и XVII веком являет собой образец
«перелома», ибо это не только и не просто изменение жанрово-стилевых принципов
в литературе под воздействием «внешней эрозии» (М. Фуко), с одной стороны, и
внутренней эволюции, с другой, а трансформация картины мира, принципов мышления
(научного, но и художественного), изменение концепции человека и мира, уклада
жизни отдельного индивидуума и общества и т.д. А, скажем, рубеж между XVII и
XVIII веками представляет собой образец «перехода»: сдвиги, происходящие в мироощущении
человека в этот период, не меняют кардинально картины мира, Новое время продолжает
свое становление, философская и художественная эволюция строятся на компромиссном
стирании противоречий между старым и новым. Заметим, что свойством «переходности»,
поэтому, могут быть наделены не только рубежи эпох, но и сами эпохи (например,
Возрождение, или - по-другому - XIX век). «Перелом» в определенных случаях включает
в себя «переход», можно сказать, осуществляется внешне как «переход», точнее,
«исход»: так, кардинальный историко-культурный сдвиг на рубеже античности и
средних веков очевиден, бесспорен, но где хронологически он фиксируется, в какой
точке времени осуществляется перелом, установить вряд ли возможно. Кроме того,
в типологии «эпох» и «рубежей» следует учитывать и предложенное ведущими учеными
ИМЛИ деление историко-культурного процесса на три большие «эпохи» (по аналогии
с концепцией исторических «эпох большой длительности» («longue duree”) Ф. Броделя):
а) дорефлективного традиционализма (мифопоэтическую эпоху), б) рефлективного
традиционализма (нормативную эпоху), в) индивидуального творчества (эпоху историзма).
Рубежи между ними - иные, нежели те, о которых уже говорилось: античность и
средневековье, Возрождение и Просвещение попадают здесь в единую эпоху традиционалистского
творчества и на первый план выходит рубеж между XVIII и XIX веком, точнее, тот
перелом, переворот в художественном сознании, который происходит при разрушении
старой риторической системы словесности [3].
Необходимо вспомнить и типологию М.Фуко, выделяющего в европейской культуре,
начиная с ХVI века, три «эпистемы»: ренессансную, классическую (XVII - XVIII
вв.) и современную, акцентируя, соответственно значение границ между ХVI - XVII
и XVIII - XIX вв. Так возникает целая система различных «рубежей», подходы к
изучению которых должны быть, по-видимому, дифференцированными. Ведь «пограничность»
может даже стать конституирующим принципом историко-культурной эпохи: период
рубежа XIX - начала ХХ вв. несомненно обладает определенной философско-эстетической
целостностью, закономерно обусловившей выделение этой культурной эпохи в отдельный
предмет исследования.
Соответственно, вряд ли возможно установить единый, универсальный принцип,
по которому происходит смена эпох. Изменения культурно-исторических парадигм
всякий раз происходят по-особому, хотя отдельные закономерности этого процесса
филологическая мысль способна установить и устанавливает. Одной из таких более
или менее общих закономерностей следует, по-видимому, считать чрезвычайное разнообразие
и разнонаправленность художественных тенденций, которыми отмечены историко-культурные
«рубежи», спутанность тех, говоря словами Бальзака, «связей, узлов, сцеплений»,
которые существуют в этот период. Но констатация сложности историко-культурного
пограничья не освобождает нас от необходимости «распутывать» его узлы. Другое
дело, что сводить процессы бурного умирания/становления разнообразных художественных
явлений на историко-культурных рубежах к прямолинейно-телеологической схеме
«углубления реализма», как это не так давно представлялось, было бы неверно.
Скорее, в процессе эволюции культурных, в частности, литературных парадигм,
мы можем наблюдать своеобразное «расширение культурной Вселенной», т.е. все
большую пестроту и разнонаправленность художественных устремлений «рубежей»
и «эпох».
Еще одной достаточно устойчивой закономерностью историко-культурных парадигматических
трансформаций является, думается, своеобразный синдром «начала»: поиск истоков
собственной культуры не в непосредственном, «вчерашнем» прошлом, а в далеком,
забытом или прежде маргинальном, игнорировавшемся непосредственными предшественниками
(так, гуманисты Ренессанса «разглядели» античность сквозь толщу веков, которые
они сами назвали «средними»; романтики «открыли» средневековье и барокко; реалисты
«через голову» романтиков вновь обрели XVIII век - Стендаль, Теккерей и т.д.).
Иногда эта жажда новизны и начала обретает формы практически тотального отрицания
традиций, как в авангардных течениях ХХ века, но и этой акции «сбрасывания с
корабля современности» наследия прошлого можно отыскать исторические аналоги
- в раннем средневековье (по отношению к античности) или в Просвещении. Перестройка
историко-культурной парадигмы, даже оформленная внешне как последовательное
отрицание старого, оказывается на деле поглощением и «перевариванием», т.е.
перераспределением, переакцентуацией, синтезированием предшествующего культурного
материала. Наибольшую трудность для исследования представляют именно эти процессы
постепенного «вбирания» в себя предшествующей традиции и ее перерождения (воз-рождения)
в ходе становления новой художественной системы, но как раз они, по верному
замечанию Ю.М. Лотмана, и обладают «мощной силой прогресса» [4].
«Рубеж эпох» - это всегда «царство хаоса», понимаемого как «мир бесконечных
возможностей» (Л. Столович). Процесс постепенной смены культурных парадигм включает
в себя определенный сгусток возможных, потенциальных, содержащихся в зародыше,
в свернутом виде тенденций, которые могут получить свое полноценное развитие
далеко не сразу, обладают некоей, если можно так выразиться, отстроченной актуальностью.
И в этом смысле рубежи эпох всегда играют роль «мостов» между различными мирами
культуры, а не только роль границ, выявляющих их отделенность, даже отдаленность
друг от друга.
Наконец, еще одной общей закономерностью смены историко-культурных парадигм
является, как кажется, их системность, глубокая взаимосвязь всех социально-исторических,
нравственно-психологических, философско-эстетических трансформаций и жанрово-стилевых
перемен. Несводимость процессов художественной перестройки к историко-социальным
трансформациям не означает их полной автономности: так, например, мы справедливо
отвергаем сегодня примитивное, вульгарно-социологическое деление романтизма
на революционный и консервативный, но не можем не замечать тех глубоких созвучий,
которые возникают между «революцией социальной» и «революцией романтической»
(А.В. Карельский).
Разумеется, наш диалог с другой культурой, другой эпохой конструируется нами
самими, и часто мы ищем в других временах культуры ответы на те вопросы, которые
задаем ей сами, а не на те, которые эта эпоха задавала себе самой. И, однако,
вряд ли мы можем сказать, что, когда одна культура вопрошает другую, неизбежно
возникает диалог «радикально недиалогичных собеседников» и нам не дано пробиться
сквозь собственный культурный опыт к пониманию других культур - хотя бы потому,
что то, что входит в понятие «собственной культуры» или «современной культуры»,
включает в себя освоение прошлого этико-эстетического наследия, слагается во
многом из кирпичиков прошлого, из «цитат», что так явно демонстрирует постмодернистское
художественное мышление. По-прежнему остается в своей методологической силе
принцип историзма: он позволяет нам узнать прошлую историко-культурную эпоху
наиболее адекватно, если нас интересует именно она сама, в ее культурном своеобразии
и неповторимости.
Примечания
1. Лихачев Д.С.Очерки по философии художественного
творчества. СПб., 1999. С. 103.
2. См. об этом статью Г.К. Косикова «Средние
века и Ренессанс. Теоретические проблемы» в кн.: Методологические проблемы
филологических наук. М., 1987.
3. Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров
М.Л. и др. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика.
М., 1994.
