Глускина - Поэзия заката древности и ранней зари средневековья

А.Е. Глускина

ПОЭЗИЯ ЗАКАТА ДРЕВНОСТИ И РАННЕЙ ЗАРИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

(Манъёсю. Избранное. - М., 1987. - С. 3-18)

"Манъёсю" ("Собрание мириад листьев", VIII в.), первое поэтическое собрание, представляющее поэзию заката древности и зари средневековья, занимает особое место среди знаменитых японских поэтических антологий.

"Манъёсю" справедливо называют сокровищницей японской литературы: в ней заключено исконное поэтическое богатство японского народа, определившего пути и характер дальнейшего развития не только поэзии, но в известной степени и всей литературы. Поэзия всегда играет ведущую роль на начальном этапе развития литературы, применительно же к японской словесности эта роль была настолько значительной, что лирико-субъективная форма художественного повествования, развившаяся на ее основе, стала одной из отличительных черт традиционной японской литературы. Возможно, что влиянием поэзии объясняется преимущественное развитие в японской литературе разного рода мемуарных жанров (дневники, записки, эссе X - XIII вв.), определивших одно из характерных и главных направлений в истории японской литературы на всем ее протяжении.

Песни, отдельные цитаты, образы "Манъёсю" введены в художественную ткань лучших произведений классической прозы и драматургии феодального периода: "Исэ-моногатари", "Ямато-моногатари", знаменитого средневекового романа "Гэндзи-моногатари", классических драм "ёкёку", баллад "дзёрури", дневников - "никку", эссе - "дзуйхицу" ("Записки у изголовья" и др.), рассказов эпохи позднего средневековья (периода Эдо) и т. д.

Неоценима роль "Манъёсю" в развитии поэзии. На ее основе впоследствии создавался художественный канон классических антологий "Кокинсю", "Синкокинсю" и др. Самобытная поэзия этого древнейшего письменного памятника определила национальную специфику японского поэтического творчества в целом, ее поэтические традиции живут до сих пор в национальных жанрах современной японской поэзии.

Первый письменный памятник японской поэзии, ценнейший памятник японской культуры, "Манъёсю" является предметом национальной гордости японского народа. "Манъёсю" - это огромный, особый поэтический мир, отражающий жизненный опыт ряда поколений, своего рода поэтическая энциклопедия эпохи, освещающая исторические события, общественно-бытовой уклад, нравы и обычаи отдаленных времен. Это поэзия большой временной протяженности (IV - VIII вв.), разных исторических пластов, объединяющая творчество различных социальных слоев японского общества, той отдаленной эпохи, когда поэзия органически входила в жизнь и быт.

В 20 книгах памятника - 4516 песен. Содержание антологии весьма разнообразно и не ограничено "специальной поэтической темой", как в некоторых последующих поэтических антологиях. Здесь воспевается "лопатка для добывания кореньев травы", "любование осенней луной" и "толчение риса", император, развлекающийся охотой, и простой рыбак, занимающийся рыбной ловлей, красоты природы и детали быта, старинные обычаи и обряды, исторические события и картины труда.

В "Манъёсю" представлено около 500 авторов: от древних правителей, представителей придворной среды и чиновников, от знаменитых поэтов до пограничных стражей, рыбаков и землепашцев, а также анонимная и фольклорная поэзия.

Наличие фольклорного материала отличает памятник от всех позднейших антологий и придает ему особое историко-литературное значение, позволяя проследить пути, по которым шло становление литературной поэзии, выросшей на почве устного народного творчества.

Эта "обнаженность" литературной истории дает возможность видеть, что порой поэтические произведения антологии, подписанные именами правителей и других высокопоставленных лиц, являются записью народных песен или их "олитературенным" вариантом, а высокая поэтическая культура анонимных песен позволяет предполагать, что среди них есть песни знаменитых поэтов или обработанные ими народные песни (подписи же, видимо, не сохранились или были в свое время одиозны). Во всяком случае, многие поэты "Манъёсю", как указывают материалы памятника, подолгу находились в ссылке, жили далеко от столицы и занимались собиранием народных песен.

Благодаря поэтическим достоинствам антологии, своеобразию нашедших отражение в ней поэтических традиций, сложившихся в ту эпоху, VIII век, или эпоха Нара (названная по имени столицы Японии того времени), эпоха раннего феодализма, заслуженно считается одной из самых блестящих страниц в истории японской литературы, периодом особого расцвета японской поэзии.

Расцвет лирической поэзии в эпоху Нара, ее ведущая роль на первых этапах развития японской литературы во многом объясняется тем, что VIII век был веком относительного спокойствия. Внешние войны не беспокоили страну. А придворные интриги, отдельные заговоры, местные восстания еще сохранившихся где-то инородных племен не слишком нарушали общий мировой ход событий. Японские исторические музеи-храмы, созданные примерно в то же время, знаменитая сокровищница Сёсоин в городе Нара хранят редкие художественные и археологические памятники, предметы прикладного искусства, бронзу, лак, парчу, старинные зеркала, резные шкатулки, ларцы, сосуды и т. п., свидетельствующие о высокой художественной культуре того времени. Среди этих изделий встречаются предметы обихода и произведения искусства индийского, китайского, персидского, среднеазиатского и даже арабского и греческого происхождения. Все это говорит о пересечении многих культур в пору первого расцвета японской литературы и искусства раннего средневековья, о разных источниках, питавших культуру Японии.

Исторические документы свидетельствуют об очень ранних связях Японии с материковой культурой, существовавших чуть ли не с I в. до н. э. [1]. Этими связями она обязана в основном своему ближайшему соседу - Китайской империи, которая уже в те времена имела оживленные торговые связи с Арабским халифатом, Индией, Персией и другими государствами. Следует указать и на широкие контакты с культурой древних княжеств Кореи, оказавшей немалое влияние на многие стороны жизни древней Японии, на ее язык, развитие материальной и духовной культуры, тем более что в VIII в. на японской земле, в западной части о-ва Хонсю, существовали целые поселения корейцев. Китайские и корейские переселенцы, и в первую очередь буддийские монахи, приезжавшие из Китая и Кореи, в немалой степени способствовали всякого рода нововведениям в стране.

История рассказывает, что в VIII в. Япония представляла собой централизованное государство, во главе которого стоял общеплеменной вождь, или вождь общеплеменного союза, именуемый в японских исторических хрониках императором в подражание Китаю. По китайскому образцу был построен государственный аппарат Японии. А вместо обычного права появился кодекс Тайхорё (701 г.) - законодательство, охватывающее и регламентирующее все стороны государственной и общественной жизни.

Была усвоена иероглифическая письменность Китая. На основе китайской письменности вырабатывалась собственная слоговая фонетическая азбука "кана". Интенсивно перенимались нравы и обычаи китайского двора. Изучение китайской литературы в широком смысле этого слова, пропаганда буддизма, а также конфуцианства являлись основой системы просвещения.

В VIII в. Япония систематически направляла специальные посольства в Китай, ко двору Тан, и в корейское княжество Сираги (Силла), что, в свою очередь, содействовало развитию японских ремесел, науки, литературы и искусства.

Однако, несмотря на широкое покровительство, оказываемое при дворе буддизму, и активную пропаганду этических норм конфуцианских учений, национальная религиозная система, получившая впоследствии название "синтоизм" (от "синто" - "путь богов"), в основе которой изначально лежит обожествление сил природы, в частности культ солнца, а также играющий первостепенную роль в религиозном сознании японцев того периода культ предков, еще занимала господствующее положение в стране. На алтарь богов приносились пышные дары. Еще бытовали старинные суеверия и приметы, гадания и заговоры, древние запреты, главенствующее влияние на все имела вера в магию слов (котодама-синко - букв. "вера в душу слова"). Пользовались популярностью даосские легенды об эликсире бессмертия и других волшебных средствах, возвращающих молодость и продлевающих жизнь.

Сам император, насаждавший иноземную культуру, являлся в то время верховным жрецом своего народа и "представителем богини солнца" на земле и в этом смысле был неотделим от всей системы магическо-религиозных верований.

Внешние признаки роскоши, процветания, культурного расцвета сочетались с древнейшими пережитками бытового уклада, с нищетой и беспомощностью земледельца. На трудных, опасных дорогах умирали от голода крестьяне, возвращавшиеся после отбытия трудовой повинности. Бедствовали семьи пограничных стражей, увезенных на далекий остров Кюсю, где в течение ряда лет тянули лямку тяжелой службы. От непосильных оброков страдали деревни. А в императорскую столицу плыли нагруженные жемчугом и рыбой челны рыбаков, тянулись повозки с "бесценным грузом - первыми колосьями риса", ежегодно приносимыми в дар императору. Подневольным трудом создавалась роскошь столицы. Устраивались пиры, увеселительные прогулки, объявлялись поэтические турниры, прорастали первые ростки литературной поэзии и искусства, которым суждено было сохранить о себе славу на всем протяжении японской истории.

Создавшиеся сложные противоречия объясняются, видимо, тем, что Япония в те далекие времена, творчески освоив богатый опыт соседних стран, сделала гигантский скачок в культурном развитии, но вместе с тем волна материковой культуры, ускорившая процесс ее внутреннего роста, не смогла сразу повлечь за собой полную перестройку всей этой духовной и материальной жизни.

В "Манъёсю" представлена поэзия не только раннего феодального периода, но и периода разложения родового строя при уже развитом земледелии. Во всяком случае, содержание песен позволяет сделать такие выводы. Большая часть песен относится к VII - VIII вв. При этом поэзия "Манъёсю" содержит песни не только разных исторических пластов и различных социальных слоев, но и разных земель и островов. Больше всего текстов западных провинций, главным образом центральной провинции Ямато, сравнительно много народных песен восточных провинций, и лишь отдельные народные песни северных провинций и о-ва Кюсю.

Из национальных поэтических жанров в "Манъёсю" представлены: тёка, или нагаута, - букв. "длинная песня" (в переводе на язык известных нам видов поэзии объединяет в себе и балладу, и поэму, и элегию, и оду), танка, или мидзикаута, - букв. "короткая песня" (пятистишие, получившее впоследствии широкую известность как основной жанр средневековой японской лирики и один из распространенных жанров современной поэзии, в данном памятнике объединяет обрядовую и лирическую песню, а также, если подыскивать западные аналогии, эпиграмму, мадригал, средневековую альбу, частушку и чувствительный романс) и, наконец, сэдока ("песня гребцов", или "песня рыбаков") - шестистишие, по содержанию обрядовая или лирическая песня. Из 4516 песен "Манъёсю" можно выделить 57 сэдока, 265 нагаута и 4194 танка.

Метрически все эти поэтические жанры строятся на чередовании определенного количества слогов. В тёка, или нагаута, свободно чередуются пяти- и семисложные стихи, образующие двенадцатислоговые звенья, выраженные двумя строками и закрепленные в конце добавочной строкой по семи слогов. Для тёка, или нагаута, более позднего периода характерно наличие ханка, или каэси-ута, - своеобразного припева, или рефрена, в виде примыкающей к тёка танка - пятистишия, передающего основную мысль или главный эмоциональный акцент "длинной песни"; иногда это просто отклик на содержание тёка, порой даже в виде ответа от другого лица. Последнее, видимо, отражает перекличку женского и мужского хора в обрядовых хороводах. Каэси-ута может быть несколько и разных по характеру, но чаще всего бывает одна или две.

В танка (в ее классическом образце) чередование количества слогов выражается следующим образом: 5 - 7 - 5 - 7 - 7. Однако в "Манъёсю" эта форме нестабильна, бывают строфы типа 5 - 7 - 7 - 7 или 5 - 7 - 5 - 7 - 8 и др. В классической танка X в. цезура обычно бывает после третьей строки, а в песнях "Манъёсю" встречается только после двух первых строк или перед последней строкой. Антология в данном случае отражает процесс постепенной стабилизации танка на пути к ее классической форме.

По тематике песни делятся на три основные группы: дзока, или кусагуса-но ута, - "разные песни", куда входят песни об охоте, странствиях, пирах, встречах, разлуке, песни, посвященные грусти о старой столице и восхваляющие новую столицу. Вторая наиболее древняя группа - это сомон, или аикикоэ-но ута, - "песни-переклички", или ситасими-но ута, песни любви - наследие обрядовых хороводов, когда песни исполнялись поочередно мужским и женским полухориями. И наконец, банка, или канасими-но ута, - "плачи", а впоследствии просто песни печали по разным поводам и вообще разные песни элегического содержания.

Помимо трех основных групп встречаются песни под названием хиюка ("песни-аллегории"), мондо - "песни-диалоги", или "песни вопросов и ответов", также представляющие наиболее древнюю форму песни, и некоторое количество текстов с более мелкими обозначениями, заменяющими названия песен.

В "Манъёсю" мы наблюдаем становление специфических литературных приемов, вошедших впоследствии в традиционный канон. В качестве наиболее характерного назовем макура-котоба (букв. "изголовье-слово"), выполняющее роль постоянного зачина, постоянного эпитета, постоянного звукоповтора. Этот архаический прием в лапидарной форме воссоздает картину природы, быта, обряда, дает характеристику местности, ибо несет след окаменевшей связи, подсказанной закономерно повторяющимися явлениями жизни, исторической традицией, мифологическими представлениями (например, "ветер богов" или "гнев богов" - макура-котоба к названию провинции Исэ, где находится главный храм богини солнца Аматэрасу).

Можно отметить и прием какэкотоба - игра на омонимах: слово используется в стихотворении в двух разных смысловых значениях (например, мацу значит и "сосна" и "ждать" - в тексте стиха используются оба значения).

Материал памятника обнаруживает ту почву, на которой возникли поэтические образы литературной поэзии (так, "ветер и волны - помеха рыбаку" стали в лирической танка метафорой преград и т. п.).

Песни сочинялись по всякому поводу. Условия их бытования сделали их поэзией экспромта, а это, в свою очередь, закрепило ведущую роль за "короткой песней" - танка, которая лучше всего отвечала задачам экспромта. "Длинные песни" сохранились главным образом в виде плачей и од, что находит объяснение в формах придворной жизни того времени. Оды создавались в соответствии с требованиями придворного ритуала, плачи были связаны с пышной похоронной обрядностью. Привычное поэтическое видение мира создает подтекст, подсказывает ассоциации и образы, лежащие вне текста, слушатель сам дополняет картину встречными эмоциями и представлениями. Художественное восприятие складывается из услышанного и дополненного собственным воображением и чувством, из текста и подтекста, подсказываемого поэтической традицией. Условия существования песни (а она почти всегда была экспромтом) определили ее краткость, полнокровная связь с повседневным бытом - ее жанровое разнообразие, а длительная поэтическая традиция обусловила ее художественную емкость.

Даже после появления письменной поэзии танка по-прежнему называлась ута - "песня", потому что порой исполнялась под музыку, но и впоследствии, когда была утрачена традиция музыкального сопровождения, танка сохранила песенную интонацию, и название "ута" навсегда сохранилось за этим жанром.

Данное издание не является сокращенным вариантом антологии "Манъёсю" и не ставит задачу показать все ее особенности, все разнообразие материала, а также представить композицию разделов. Цель настоящего сборника несколько иная.

При отборе песен переводчиком прежде всего руководило желание дать общее представление о достижениях и характерных свойствах поэзии, представленной в памятнике, которые легли в основу дальнейших поэтических традиций, в известной степени сохранившихся в японской поэзии до сих пор.

Важно было дать читателю представление о высокой поэтической культуре эпохи Нара - для этого пришлось собрать воедино лучшие произведения крупнейших поэтов "Манъёсю", помещенные в разных разделах памятника. Не менее важным представлялось показать самое существенное в народной поэзии, записи которой сохранились только в "Манъёсю" (этим она отличается от других японских классических антологий), ведь именно народная поэзия служила постоянным источником вдохновения для лучших поэтов "Манъёсю" и была плодотворной почвой для произрастания и становления литературной поэзии в целом.

В соответствии с этими задачами в книге выделены разделы авторской поэзии, анонимной поэзии, куда вошли песни неизвестных авторов, и поэзии народной - записи народных песен, песни-легенды, а также песни, основанные на преданиях. Разумеется, такое деление условно.

Раздел авторской поэзии открывается произведениями пяти крупнейших поэтов "Манъёсю": Какиномото Хитомаро (конец VII - начало VIII в.), Ямабэ Акахито (первая половина VIII в.), Яманоэ Окура (659-733), Отомо Табито (665?-731), Отомо Якамоти (718-785). Первые два из перечисленных поэтов - Хитомаро и Акахито слывут "двумя гениями японской поэзии" ("футахидзири"). А все пять поэтов, каждый в отдельности, являются, по сути, основоположниками разных направлений в поэтическом творчестве японского народа.

Какиномото Хитомаро, первый великий поэт Японии, известен как лучший мастер "длинных песен". Пользуются известностью и его "короткие песни", воспевающие ночной небосвод и красоты природы знаменитой местности Ёсину. Для его од характерно восхищение красотой и величием мироздания, для элегий - грустное раздумье о быстротечности жизни, глубокая печаль, тонко и искусно выраженная через образы природы.

Идеалами возвышенной любви проникнуты песни Хитомаро, посвященные возлюбленной, затем жене. Песни его поэтических сборников, включенные в "Манъёсю", донесли до последующих поколений большое количество переработанных им вариантов народных песен. Поэзия Хитомаро многое унаследовала от традиций народной песни. Для его творчества характерны параллелизмы, ритмические повторы, в стихах его звучит напевность народной песни. Образам, сравнениям, приемам, унаследованным от народной песни, он придал отточенность и мастерство. Его произведения приобрели законченную художественную форму, строго индивидуальный стиль, стали образцом высокого поэтического искусства.

Второй "гений японской поэзии" - Ямабэ Акахито при всей его близости к народной песне представляет собой иную творческую индивидуальность. Его можно считать основоположником пейзажной лирики в японской поэзии. И если Хитомаро известен главным образом как мастер торжественных од и элегий, то Акахито прославился как мастер малой формы - танка.

Из его "длинных песен" особенно знаменита ода, посвященная священной горе Фудзи. И особую, отдельную славу обрел соответствующий этой оде рефрен - каэси-ута.

Манера письма Акахито проста и непосредственна. В его песнях немного стилистических украшений, и вместе с тем они необыкновенно поэтичны и образны. Буквально несколькими штрихами Акахито создает живую пейзажную зарисовку.

Его поэзия, близкая народной песне безыскусностью и искренностью, замечательна блеском зрелого мастерства, художественной завершенностью.

Яманоэ Окура - поэт совершенно другого склада. Он принадлежал к самым образованным людям, жил одно время в Китае, прекрасно знал китайскую литературу и философию, писал стихи на китайском языке. Это был первый в японской поэзии поэт-гражданин, именно в его произведениях впервые зазвучали мотивы социального неравенства (поэма "Диалог бедняков", песни, посвященные думам о детях).

Поэзия Окура содержит и философские размышления о быстротечности жизни, навеянные буддийскими учениями, и "общие" мотивы поэзии того времени. Близки ему и сюжеты народных песен. Среди лучших его произведений - песни о любви к детям, песня об утрате любимого сына.

Подлинный гуманист, "социальный поэт", Окура заложил основы гражданской поэзии еще в далекую эпоху Нара. Этим определяется его особое значение в истории японской литературы.

Друг Окура - Отомо Табита также был образованным человеком, знакомым с китайской литературой и философией. Представитель знатного рода Отомо, он занимал высокие должности при дворе, но впал в немилость, многие годы провел в изгнании на о-ве Кюсю и только под конец жизни получил разрешение вернуться в столицу.

Из произведений Табито наибольшей известностью пользуется его цикл песен, посвященных вину, перекликающийся с аналогичными произведениями китайской поэзии, но тем не менее глубоко самобытных по решению темы.

В песнях цикла "Гимн вину" Табито высмеивает конфуцианских и буддийских книжников, пользовавшихся покровительством правящего императорского дома, что было в известной степени критикой самого двора. В этом смысле его песни можно рассматривать как зачатки сатиры, открывающие путь для дальнейшего развития определенного направления поэзии.

Табито многое унаследовал от народной песни, в его произведениях встречаются "общие сюжеты", образы, сравнения, приемы, характерные для ранней японской поэзии.

Лучшие образцы его лирики - песни об утрате любимой жены, о любви к другу, песни, созданные в изгнании, выражающие его глубокую тоску о родных местах, о столице Нара.

Самый молодой из знаменитой пятерки нарских поэтов - Отомо Якамоти, сын Отомо Табито, едва ли не самая значительная фигура в формировании ранней средневековой яаонской поэзии. Якамоти, как и отец, служил при дворе, но часто подвергался опале и подолгу жил в изгнании, вне столицы.

В песнях своего лирического дневника Якамоти в форме иносказания, посредством образом природы, выражает сочувствие заговорщикам против императора. Некоторые песни из этого собрания нуждаются в специальном исследовании, возможно, многое в них имело в те времена аллегорический смысл, понятный лишь современникам.

Якамоти оставил по себе славу не только составителя "Манъёсю", но и лучшего среди воспевавших любовь поэтов, представленных в антологии. Характерные основные черты более поздней классической поэзии X - XIII вв. во многом просматриваются в творчестве Якамоти. В этом прежде всего его особое значение как основоположника японской куртуазной средневековой поэзии.

Помимо названных поэтов знаменитой пятерки в разделе помещены лучшие образцы творчества талантливых поэтов Каса Канамура, Такахаси Мусимаро, замечательных поэтесс Нукада, Отомо Саканоэ, Каса и др.

Среди авторов раздела представители различных социальных слоев: чиновники различных рангов, крупные государственные деятели, члены императорского дома, придворные дамы, дочери известных аристократов, унэмэ - деревенские красавицы, взятые во дворец и обслуживающие гостей во время пиршеств.

Здесь также помещена и знаменитая переписка рыцаря Накатоми Якамори, находившегося в изгнании, с его возлюбленной Сано Отогами. Их послания являют собой высокохудожественный образец глубоко проникновенной любовной лирики. Раздел авторской поэзии мы завершаем песнями землепашцев и рыбаков, уходящих в пограничные стражи. Их песни можно было бы по праву поместить в раздел народных песен восточных провинций, но, поскольку они имеют подписи авторов, они помещены в первом разделе книги.

Песни эти собирали по распоряжению начальства вербовщики пограничных стражей для того, чтобы выяснить настроения в народе. Собирали народные песни, как свидетельствуют материалы самого памятника, и губернаторы, и их помощники в разных провинциях. Вероятно, они использовали опыт Китая, где это поручалось делать всем провинциальным чиновникам, чтобы знать о мыслях и настроениях, распространенных в народе. Вошедшие в антологию песни, вероятно, были переданы вербовщиками составителю "Манъёсю", поэту Отомо Якамоти, который одно время служил в военном ведомстве.

Второй раздел настоящего издания, раздел анонимной поэзии, открывается песнями из старинных собраний. Они представлены главным образом "длинными песнями" разного содержания, стихами наиболее старинного стиля и высокой поэтической культуры. Многие из них взяты из сборника Хитомаро, в котором он записывал народные и чужие авторские тексты. Среди них стихи, принадлежащие его перу, однако в памятнике они отнесены к анонимной поэзии, поскольку выделить с полной мерой достоверности тексты Хитомаро, не имеющие его подписи, не представляется возможным.

Далее мы поместили песни неизвестных авторов из разных провинций.

Отдельно представлена народная поэзия западных провинций, восточных и северных провинций, в также о-ва Кюсю (лишь частично в точных записях; в сравнительно нетронутом виде сохранились песни восточных провинций, которые были записаны на местном диалекте). Среди записей песен западных провинций, подвергшихся в определенной мере литературной обработке, возможно, также встречаются авторские песни, но отсутствие датировки и подписей не позволяет их выделить из этого раздела, тем более что народная и литературная поэзия в тот далекий период были настолько органично связаны, что даже авторская подпись не всегда свидетельствует об индивидуальном творчестве в современном понимании слова.

Наличие постоянных сюжетов, мотивов, тем, образов, сравнений, эпитетов, иногда общих зачинов и концовок, готовых поэтических формул в авторской поэзии - явление неслучайное. Если в народной поэзии это обусловлено самим характером творческого процесса, самой формой устной передачи песни, то в авторской поэзии это уже результат преемственности народно-песенной традиции, становление средневекового поэтического канона, который прослеживается и до сих пор в национальных поэтических жанрах, красноречиво свидетельствуя об основополагающей роли фольклора в развитии литературной поэзии.

Характерно, что в классических японских антологиях ("Кокинсю", "Синкокинсю" и др.) никогда не выделяли творчество отдельных поэтов, как бы знамениты они ни были. Составлялись эти антологии всегда по тематическому принципу, так что индивидуальное творчество было как бы подчинено общим задачам поэзии, призванной сохранять издавна заведенный порядок, посточнство обычаев, с которыми связывалось представление о благополучии японского народа в древности.

Восприятие мира и человеческой жизни через образы природы, а точнее, через образы четырех времен года, отождествляющее жизнь человека и жизнь природы, изначально получило широкое отражение в поэзии, как и вера в магию слова, представлявшаяся древнему японскому земледельцу средством борьбы за существование, защиты плодов своего труда, охраны рисовых полей от стихийных бедствий (землетрясения, цунами, тайфуна), особенно грозных в условиях Японии. Именно поэтому магия в ту далекую пору играла существенную роль в жизни японского народа, а связь ее с трудовым процессом не только многое определяла в развитии, характере и содержании поэзии на раннем этапе ее существования, но и оставила заметный след в классических ее формах. В "Манъёсю" много песен, связанных с разного рода гаданием: древней ворожбой на лопатках оленя, на панцирях черепах, горных лилиях, гадании на воде, камнях и т. п. В обрядовых текстах встречаются песни, связанные с различными запретами, заговоры против морских бурь, заклинания, произносимые перед путешествием, любовные заговоры, чаще всего связанные с травами или раковинами; впоследствии уподобление типа "возлюбленная - молодая трава", некогда имевшее магическое значение, превращается в стойкую литературную метафору. Природа - источник жизни - была обожествлена и заняла большое место в поэзии.

Средневековые классические японские антологии открывались обычно сезонным циклом стихов - песнями весны, лета, осени и зимы. Учитывая древнейшую веру японского народа в магию слов, следует предполагать, что именно такая последовательность должна была словесно закреплять существующий порядок в природе и жизни.

Культ предков - одна из основ древних японских верований - способствовал, в свою очередь, превознесению прошлого. Следовать обычаям старины, порядку, установленному предками, значило чтить память предков, обеспечивать их расположение, а следовательно, охранять жизненное благополучие и свое, и страны в целом.

Об этом свидетельствуют старинные японские народные земледельческие обряды, поверья и записи, сохранившиеся в исторической летописи "Сёку Нихонги" [2] (794).

Пиетет к прошлому глубоко и прочно вошел в традиции японского искусства, в частности поэзии, и впоследствии, переосмысленный эстетически, способствовал созданию определенных эталонов и авторитетов.

История японской средневековой поэзии выразительно свидетельствует о том, как велика была сила эстетики, возникшей отчасти под влиянием конфуцианства, но на чисто японской жизненной основе, эстетики, вводящей путем ассоциативных связей каждое конкретное сочинение в широкий, многозначный контекст культуры прошлого.

В дальнейшем эта специфическая черта оформилась как особый литературный прием. Наследование же авторской поэзией от народно-песенной традиции готовых поэтических формул, отдельных стихотворных строк, художественных образов и приемов, "долговечность" этого явления в японской национальной поэзии, как бы поддерживающего сознание коллективности творческого процесса, обусловлены в известной степени постоянно действующей традицией не нарушать обычаи старины.

Однако при всей органичности связи с народной песней авторская поэзия эпохи Нара - явление качественно иное. Это уже самостоятельное искусство, порожденное новыми условиями, развивающееся и действующее по своим законам. В ней возникают новые темы, сюжеты, жанры. по-новому преломляется многое, унаследованное от народной песни. То, что в народной песне было реальным действием, часто приобретает характер отвлеченный, становится чисто литературным приемом.

В разделе народной поэзии разновидности фольклорных жанров выделены с учетом общеизвестных их характеристик, существующих в мировой практике, а также указаний, имеющихся в японской специальной литературе.

Здесь представлены трудовые песни, которые исполняются во время работы и после нее, песни-заговоры, обрядовые песни, песни, связанные с гаданиями, календарная поэзия, посвященная четырем временам года, семейно-бытовые песни, чаще всего песни жены, ожидающей мужа, уехавшего по служебному назначению, плачи, рекрутские причеты и др. Народная поэзия создавалась главным образом в форме танка, наиболее удобной для устного экспромта.

Народные песни западных провинций также представлены по преимуществу пятистишиями, встречаются и сэдока, тёка, или нагаута. Значительная часть приведенных песен - это песни-переклички, т. е. песни, которые распевались полухориями во время хороводов.

Среди песен восточных и особенно западных провинций много любовных, лирических.

В конце книги помещены некоторые народные песни северных провинций и о-ва Кюсю. И заключают раздел песни-легенды и песни, связанные с преданиями.

Песни-легенды взяты в основном из сборника поэта Такахаси Мусимаро, любителя народной поэзии. Использованы также записи из сборников Хитомаро и Окура. Варианты народных легенд имеются и в разделе авторской поэзии, где они представлены как сочинения Акахито и Якамоти, навеянные народными сказаниями.

С легендами других народов сходна по сюжету легенда о рыбаке Урасима, попавшем в морское царство м полюбившем дочь морского царя. Излюбленным мотивом японских легенд является рассказ о том, как двое, в иногда и трое юношей состязаются из-за любви к одной девушке, а она, жалея их, но не в состоянии сделать выбор, кончает жизнь самоубийством. Популярна легенда о любви двух звезд - Волопаса и Ткачихи (Альтаира и Веги), занесенная из Китая.

Песни, связанные с преданиями, примечательны тем, что сопровождаются прозаическим текстом, поясняющим условия и причины их возникновения. Прозаический текст либо приводится в виде предисловия к песне, либо обрамляет песню, либо помещен после текста. На материале этих сочинений поэзии и прозы можно видеть, как глубоко проникала поэзия древности во все сферы деятельности человека, становясь привычным выражением его дум и чувств, какое место занимала в событийно-повествовательном контексте.

В дальнейшем такое прозаическое обрамление танка привело к созданию средневекового японского песенно-повествовательного жанра ута-моногатари, и этапами на пути его становления были песни-импровизации, рожденные конкретными обстоятельствами (которые необходимо было тут же пояснить), и песни более позднего происхождения, превратившиеся из песенного диалога в поэтическую переписку, обмен письменными строфами, а также односторонние послания, требующие от читателя или слушателя представления о конкретной ситуации, в которой возникли эти тексты.

Нельзя не подчеркнуть еще раз характерную черту представленной в книге ранней японской поэзии - исключительную роль природы как источника поэтической мысли, художественного вдохновения, как главного средства выражения чувств. Грустит поэт или радуется, мечтает ли о свидании, тоскует ли о любимой или друге, сетует ли по поводу бренности земного существования - все свои переживания он передает через образы природы. Каждая травинка, цветок, дерево, птица, ветер, луна, облака, дождь, роса, иней - все может служить предметом воспевания, особой поэтической темой. К природе обращались и в горе, и в радости, у нее искали помощи и утешения. В древнем восприятии мира священные горы и священные рощи считались обителью богов, природа была храмом, а песня, сопровождавшая трудовой процесс, была родом молитвы; ставшая обрядовой, хранившая силу "души слова", она оберегала урожай, жизнь, благополучие. То была пора "эстетики жизненно необходимого". Поэтому многочисленные песни, посвященные природе, не были просто созерцательными. Наблюдательный земледелец видел в каждом образе природы знак, особую примету, предвестие приближающихся холодов или наступающей засухи. По прилету птиц определяли сроки полевых работ, по цветению и опаданию цветов судили о результатах посевов и об ожидаемом урожае.

Один из постоянных поэтических мотивов - просьба к цветам не опадать, к дождю не лить, к ветру не дуть. В народной поэзии это было продиктовано боязнью неурожая (раннее осыпание вишни, по народным приметам, сулило плохой урожай), а в литературной - желанием показать любимому красоту цветов, алых кленов и т. п., т. е. уже сознательными эстетическими задачами.

Во многих песнях поют о том, как плетут венки и украшают ими себя. Этот народный обычай, связанный, как и у других народов, с земледельческим культом, в придворной поэзии приобрел эстетическую окраску - украшать себя венком во время пира и других увеселений было одним из развлечений.

Основой ранней японской поэзии, представленной в "Манъёсю" (которую рассматривают и как первооснову всей японской литературы), ее неотъемлемым свойством считают макото, что означает "истина, правдивость, искренность, непосредственность, естественность", иными словами, это исконные народные поэтические традиции, естественно возникшие на родной почве и питавшие литературу на всем пути ее развития.

Именно эта самобытная народная основа помогла поэзии "Манъёсю" выйти за пределы своей эпохи, стать неиссякаемым источником вдохновения для поэтов последующих поколений, сохранить непреходящую художественную ценность, донести до нас живой отголосок далекого бытия, не утративший и по сей день своей притягательности, характер человеческих чувств, дум и чаяний.

Примечания

1. Конрад Н. И. Лекции по истории Японии. Ч. 1. Древняя история. М., 1937, с. 3.

2. См.: Кодай каёсю ("Собрание песен древнего периода"). - В серии "Нихон котэн бунгаку тайкэй". Т. III. Токио, 1957, с. 216-217.